20. 23-е сентября
Достать шприц типа "Рекорд" в 1984 представлялось непростой задачей. СССР, находясь позади планеты всей по выпуску товаров "народного потребления", или "Группы Б", надолго, на века отставал от свободного мира и в производстве одноразового медицинского оборудования. Только здесь, в одной отдельно взятой стране, вы ещё могли увидеть, как скальпели и ножницы после хирургических операций отдаются в "заточку", как медсёстры сами, в свои свободные ночные часы готовят биксы "с материалом"- то есть вручную рвут марлю на салфетки и катают марлевые шарики. Из-за недостатка гипсовых бинтов сестёр травмы заставляли прогипсовывать обычные бинты строительным, порошкообразным гипсом, от чего у многих из них развивались потом тяжёлые дерматиты и асбестозы.
Кровяные инфекции- СПИД и гепатит В тогда ещё только-только начинали пугающе звучать на научных симпозиумах. Капельницы были все сифонного типа, многоразового использования, как космический корабль "Буран". Однако после двух-трёх стерилизаций в автоклаве резиновые части непоправимо портились, и капельницы нужно было списывать. Шприцы были лучше. Даже сейчас, привыкнув за много лет к многоразовым пластиковым, я бы для серьёзной анестезии предпочёл старый добрый "Рекорд", с которого начинал свою медицинскую карьеру.
Но в 1984 году "достать" шприц, пусть и "Рекорд", задачей было не из лёгких. В обычных городских аптеках они не продавались, появляясь лишь иногда на витринах "Медтехники". Но и там в свободной продаже шприцов не было - нужны были рецепты за семью круглыми печатями, заверенный главврачом, и куча накладных. Шприц реально было взять только в лечебном учреждении - и не взять, ибо всё оборудование было "на балансе", и добровольно бы вам его никто не отдал, а "спиздить".
Я и Рая проехали четыре остановки до медгородка. Было уже около 9 утра, на площади Мечникова, где находился Л... ский медгородок, были множества остановок всех видов городского транспорта - трамваев, троллейбусов, автобусов, маршрутных такси- так что народу в обоих направлениях сновало изрядно. Здесь было великое количество больных и их родственников, больных уже выздоровевших, которых приехали "забирать", а так же группы и потоки студентов, врачи, медсёстры, преподаватели.
Сам медгородок состоял из множества корпусов четырёх и пяти этажной планировки, окружённых липами, и носил характер, так сказать, академический - экстренных служб тут не было, и "мясорубки" подобной травме "семёрки", медгородок не знал.
У меня начиналось занятие по факультетской терапии в 18-м корпусе, которое вёл доцент Субботовский. Это был нестарый ещё, долговязый чудак с длинными волосами и бородой, специалист по кардионеврозам. Я рассчитывал как-нибудь у него отпроситься, заодно раздобыв в отделении шприц.
-Посиди здесь,- оставил я Раю в холле, а сам поднялся на второй этаж. Группа была уже в сборе, но препода не было.
-И хорошо,- хриплым голосом велел я.- Передайте, что я заболел- ангина. В речке перекупался...
Олефиренко, как мой лучший конфидент в группе, пообещала исполнить.
-Только он без справки тебе всё равно не поверит,- убеждённо сказала она.- Это бюрократ до мозга костей...
-Плевать,- рассеянно отозвался я и вышел в отделение.
На моё счастье, там сегодня работала на посту Аля Никоненко - молодая сестричка, под руководством которой я походил тут в июле производственную практику. Аля была из той породы быдла, которые сначала боятся интеллигента и будущего врача, но постепенно, увидев, что умник целиком в их власти, что без их подписи он никуда не денется, начинают наглеть, помыкать, издеваться и чем дальше, тем больше. Аля заставляла расчерчивать ей тетради и бегать в магазин за мороженым, а один раз убрать- вымыть за собой разбитую ею же банку 20% глюкозы.
-Хочется тебе, не хочется, ты- практикант...
У меня тогда хватило ума не поругаться с Алей и ничем не обнаружить строптивости, поэтому сейчас она меня встретила довольно любезно. После обмена короткими новостями Аля, по старой памяти, попросила меня сделать "бабке" в вену "контраст", пока она поговорит по телефону с очередным мальчиком.
Её просьбу я с удовольствием выполнил. "Контраст" для внутривенной урографии был введён, и больная отправилась в рентген, а я успел засунуть в карман халата два или три крафт- пакета с двухграммовыми и иными шприцами, взять десяток ваток со спиртом и венозный жгут. Ещё, на всякий случай, я позаимствовал упаковку стерильных иголок. Кажется, в Алиной процедурке больше ничего и не было.
Выйдя в коридор и приветственно кивнув Але, которая продолжала точить телефонные лясы, я не спеша спустился вниз и на вопросительный взгляд Раи ответил гордым пожиманием плеч. Остаться эдаким мачо мне помешал доцент Субботовский. Его длинная унылая фигура вдруг нарисовалась прямо передо мною.
-Белошицкий!- строго спросил он.- А вы почему прогуливаете занятие?
-У меня ангина... вот...- довольно глупо ответил я, показывая себе на рот.- Высокая температура...
-Да?- Субботовский глянул на Раю, потом на меня.- Ну, батенька, с такой ангиной- в постель и только в постель... чайку с малиной... сами знаете.
Ухмыльнувшись, бородач проследовал мимо, оставив нас, "молодёжь" в несколько двусмысленном состоянии.
-Нашёл?- наконец, спросила Рая.
-Да, ты представляешь,- и мы двинулись к выходу. По пути я рассказал ей, какая сволочь эта Аля Никоненко, как она помыкала здесь мной, что она очень гордится тем, что получила профессию медицинской сестры и сейчас занята поисками жениха.
-Не расстраивайся,- медленно сказала Рая, чувствуя, что я спокойно говорить об этой беленькой стерве не могу.- Я бы её живо перевоспитала. Ты у ней сколько взял - шесть "двушек", четыре "однушки", две "пятёрки". "Пятёрки", чтоб ты знал - самые надёжные. Поршни всегда притёрты и конец не пропускает. Считай, ты у неё всё там выгреб, всё, что на день оставалось. Подгадил девушке. А ты злопамятный, Белошицкий.
-Это плохо? Нет, я могу и другую щёку подставить- вернее, понимаю смысл непротивления злу. Я, Рая, ведь много чего понимаю...
До троллейбусной остановки дошли молча. Можно было "словить тачку", но особо денег ни у неё, ни у меня не было. Мы заехали ко мне, я взял старый кассетник, пожрать, банку отцовского одеколона, стоящего с незапамятных времён, ещё ваты, каких-то покрывал для лежания и полотенец.
-Купальник тебе взять материн?
-Не стоит.
-Кольнёмся?- я потряс морфином в баночке.- Чтоб дорога маслом показалась...
На место мы добрались где-то к полудню. Наш Л... до революции был маленький уездный городок, в котором церквей было больше, чем жителей. В революцию он прославился именами Махно и Пархоменко- где-то в наших краях, зимой 21-го, батька зарубил красного комдива.
После победы социализма Л... стал быстро расти как мощный центр сталеплавильной и моторостроительной промышленности, крупный железнодорожный узел и алюминиевый комбинат; на Днепре вырос огромный речной порт, построили несколько шлюзов, дабы выровнять течение. В настоящее время это был красивый приазовский город с миллионным населением. Воздух тут, правда, был не очень- учитывая обилие фабрик и заводов, на Л... очень часто дуло серным ангидридом и ещё чем-то. Особых надежд на то, что начавшееся ниже по Днепру строительство атомной станции улучшит запахи окисей, ангидридов и нитратов, ни у кого не было.
Но природа была красивейшая. Вниз, до самой Каховки, простиралось рукотворное море, такое широкое, что западный, никопольский берег был виден только в ясную погоду. Левый низкий берег, в котором когда-то, до затопления, была территория знаменитых днепровский плавней, и сейчас являл собою какое-то чудо природы.
Мелкий речной песок, в изобилии покрывавший его, местами уступал место рощицам итальянских сосен, вязам, дубам, кустарнику, высоким травам. Нельзя сказать, чтоб это была, так, сказать, пустыня, ибо горсовет обозначил здесь "зону отдыха". Но и цивилизацией не пахло- растения росли себе где хотели, осенние шторма ежегодно подмывали береговую линию, то намывая песок там, где его не было, то наоборот- оставляя лагуны, протоки и старицы. Большие, матёрые деревья из-за систематического подмытия корней то и дело обрушивались, превращая прибрежную полосу в систему песчано-бревенчатых шхер, может быть, самых интересных в мире. В них в изобилии водились ондатры, раки и крупные сомы. Каждый год ландшафт здесь полностью менялся.
На майскиие праздники горожане массово устремлялись "на природу". Места было- хоть завались, и в этом природном лабиринте воды, кувшинок, полусгнивших деревьев, "песчаных кучугур", остовов каких-то допотопных судов, едва высовывающихся из толщи песка, яркого южного солнца и тёплого морского воздуха, эфемерных, однодневных островов, можно было отдыхать и купаться, абсолютно не мешая друг другу. Дополнительный колорит создавали многочисленные суда всех классов- белоснежные яхты, тяжёлые сухогрузы, полные марганцевой руды, "метеоры" на подводных крыльях, снующих вниз и вверх с регулярностью пассажирского поезда, просто прогулочные левиафаны, заполненные праздной и нетрезвой публикой с верховий реки. Белоснежные суда проходили много дальше, по фарватеру, но видно их было хорошо и манили они с собой всегда сильно.
Поэтому мы с Раей не стали ломать голову, где провести несколько часов, выпавших на нашу долю. Через небольшой лесок и низину, вечно затопленную вонючей грязной водой, мы кратчайшим путём выбрались на берег Днепра, на довольно высоком берегу его, где можно было оставить вещи под вязами, а самим спуститься к воде. Было утро понедельника, конец сезона, и на нашем пути никто не встретился.
Разговаривали мало. Во- первых, от морфина нас с Раей разморило, и из троллейбуса мы выбрались сонные и недовольные тем, что предстоит проделать пеший переход "не по тяге" с вещами километра два. Во-вторых, она надвинула на глаза тёмные непроницаемые очки и как-то злобно молчала, совершенно замкнувшись и выглядя много старше меня. В, третьих, мне уже было заранее и твёрдо объявлено, что на стихи и прочую лапшу она "не ведётся".
Так что я предпочёл не рисковать, ограничившись обязанностями мужчины- то есть, безмолвно таща 90% нашего груза и осторожно поддерживая свою спутницу в опасных местах. Зачем я предложил ей идти со мной, когда мог и один легко где-нибудь "перекантоваться"- хоть на занятиях у Субботовского, хоть дома с книгой, хоть на кичкасском пляже- он был прямо под нашими окнами. Хотел поступить в пику Арутюну? Но она и так не села к нему в машину, ушла со мной на остановку и в глазах этого Отелло я всё равно оставался Яго. А объявлять ей о морфине? А если она стукачка? Слечу в два счёта- кто вспомнит студента Белошицкого, который, может быть, подавал когда-то надежды?
"Ну ладно, допустим, это фигня,- тяжело дышал я, топчась по глине чёрной лужи и тем самым представляя собой контраст с Раей, которая, казалось, не то танцевала, не то летела, не касаясь земли босоножками. У неё была необыкновенно гибкая спина, как у акробатки или гимнастки.- Утащить в лес красивую девушку- это немало, Саня, чем бы дело не кончилось. Вот что мне с Лариской делать? Это ведь её я должен был вести в лес..."
С Лариской получалось нехорошо. Едва ли она обрадовалась бы, увидев меня сейчас в обществе своей лучшей подруги и с карманами, полными наркоты. Я не любил обманывать и вести себя двусмысленно.
-Пришли,- вяло объявила Рая, останавливаясь под довольно большим клёном и сбрасывая сумочку, откидывая покрывало и отшвыривая подальше босоножки. Следом за ними последовала футболка.- Дай газировки- сушняк просто измучил.
Под футболкой у Гамал ничего не было, кроме двух аккуратных грудок, столь смутивших меня ещё на первом дежурстве. Я достал бутылку "Буратино", распечатал, дал ей. Раечка сделала хороший глоток, поставила бутылку между корней клёна, в тенёк, закурила.
-А что, ничего здесь. Поздняя осень, а жарко, как в июле,- говорила она между затяжками. При этом она избавлялась от джинсов и трусиков. Я стоял в самой глупой позе не в силах отвести взгляда.
-Нравлюсь, Белошицкий?- усмехнулась Рая, поднимаясь и демонстрируя мне своё тело в костюмчике Евы. - Не тебе одному. Я очень многим нравлюсь. Поэты собираются стихи писать, посвящённые мне, и каждый не меньше целого цикла. Скульпторы и художники- те с меня только уже не сравнивали- и с Афродитой, и с Артемидой, и с Вирсавией. Утверждают что лучшую нетленку могут сотворить, могут, если я буду позировать. И каждый - как минимум гений. В моём присутствии все сразу гении, волшебники, дважды Герои и миллионеры. Космонавты - это каждый второй. С писькой волосатой... Чего я только не наслушалась... Так что я всех роковых женщин мира уже знаю... и изо всех самая роковая и бесстыжая.
-Нет, ты Б-биче....Биче Сениэль,- торопливо выговорил я.- "Бегущая по волнам". Грин, Александр Гриневский...
-Вот с бичами точно ещё не сравнивали,- деланно зевнула Рая. - Ладно, я- купаться, пока мозги не расплавились. Кто со мной - тот герой...
Я тоже торопливо разделся. Подумал на секунду- а не снять ли плавки. Рае хорошо, она сложена как настоящая богиня, а я - довольно жердист, немускулист да и формы моего подлого друга, несмотря на всё восхищение Лариски, едва могли бы быть выставлены на столь придирчивое обозрение. Но после Раиной эскапады стесняться было глупо. Нехотя стянув плавки, я полез вниз по песчаному обрыву.
Девушка уже плавала в небольшом мелком заливчике вовсю - видимо . она когда-то серьёзно занималась плаванием, поэтому легко пересекала затон с интенсивным обратным течением быстрым-быстрым кролем. Я присоединился со своим собачьим брассом, но конкурировать с ундиной не смог. Два-три гребка- и она меня настигала.
-Неперегонки с тобой лучше не связываться, неуловимый Джон,- засмеялась она, обхватывая руками ствол упавшего воду дуба.- А я у моря родилась, в Феодосии. Плавать научилась раньше, чем ходить. Днепр- это так, мелкая зелёная лужа, болото.