Подавленные только что увиденным, мы поднялись на второй этаж, в 1-е травматологическое отделение. Это было обычное на вид отделение- длинный коридор, двери палат по обеим сторонам, холл с цветным телевизором, процедурки. Запах стоял специфический- какого-то сильного антисептика, кварца и лекарств. Запах был резок, но совсем не неприятен.
На дверях отделения висела табличка:
"Посторонним вход воспрещён. Посещение больных с разрешения дежурного врача с 17.00 до 20.00. Беседа с лечащим врачом c 13.00 до 13.30"
Я замялся на пороге указал Светке на табличку.
-И что? Мы же по делу. Морду кирпичом- мы же медики...
Морды у нас, видимо, получились что надо, потому, что никто нас не остановил. В процедурке какая-то пожилая, но очень подвижная медсестра собирала капельницу. Светка спросила про Лариску.
-Лариса Павловна? Она у себя в кабинете,- не глядя на нас, ответила та.- Старшая медсестра.
-Ты же говорила, вы учились вместе,- упрекнул я Светку.
-Уже старшая! С ума сойти. Мы ведь три года не виделись,- покачала та головой.- Время летит- не успеешь опомниться, как на пенсию выйдешь...
Медсёстры для меня ещё были прежде всего должностными лицами, а старшие- и подавно. Вспомнился какой-то дурацкий стишок из "Весёлых картинок"-
Самый главный врач больницы
Взял свой самый страшный шприц и
Сестру взял старшую- самую страшную...
Лариса Павловна Журавель оказалась не страшной. Это была довольно молодая женщина лет 25, одетая в зелёное хирургическое бельё и вполне чистый белый халат. На голове у неё, единственной, наверное, во всей больнице, была шапочка-пилотка, слегка сдвинутая набок- невинное кокетство. Ничего привлекательного в ней, впрочем, тоже не было- довольно высокая, довольно худая, с неразвитым бюстом и длинной жилистой шеей особа. Но лицо у неё было какое-то свойское, понимающее, и очень располагало. Манера изобличала работящую, хозяйственную, не унывающую хохлушку, которой остановить на скаку коня или войти в горящую избу- такие повседневные пустяки, что не стоит даже заострять на этом внимание. В настоящий момент старшая медсестра занималась тем, что укладывала в сейф какие-то коробки с лекарствами.
-Ой, Лариска!
-Светка!
Бывшие подруги (или кто они там были) издали восхищённые возгласы и засмеялись. Чмокнув друг дружку в щёчку, они достали сигареты и моментально закурили.
-Не заучилась ещё? Тяжело?- спросила Лариса Павловна, склонив голову набок.
-Да ну, старшие курсы- нормально. Ещё три годика... Ты-то как? Давно старшей стала?
-Полгода уже. Татьяну Петровну на пенсию отправили, меня оставили и.о. Потом назначили окончательно. Мазепа постарался...
-Поздравляю! Ты, наверное, самая молодая старшая сестра во всём Л... .
-Олефиренко, не издевайся. Работа вполне собачья. Так что поздравлять не с чем. Я ж дома теперь бываю раз в неделю.
-Как раз в неделю?
-А вот так. Рабочий день у меня с 9 до 18- раньше просто не уйдёшь. А в ночь-то работать некому. Мы ж по экстренке круглосуточной пашем. Вот и остаюсь на посту. А то и одна на двух. С утра всё сначала... Живу, короче, здесь.
-А дом?
-Мой дом- тюрьма,- через силу засмеялась Лариса Павловна. Ногти у неё были все пообкусаны довольно заметно.- Домой и идти-то не хочется. Пусто, холодно и жрать нечего.
-Подожди. А Толик твой? Потом, ты ж сына ему родила...
-Толик объелся груш,- совершенно равнодушно ответила Журавель.- Мы уже два года в разводе. А Васька у его матери, в селе. Сыт, присмотрен, обут, одет и на свежем воздухе. А я вот одна осталась. Как три тополя на Плющихе.
-А из-за чего же вы с Толиком-то?
-Характерами не сошлись. Пить, сволочь, начал, драться лез. Только сковородкой и успокаивала- в самом начале... Да хай бы вин сдох, цей Толик, нэ хочу про нэго и размовляти бильш! Ты-то как?- Лариса Павловна вскользь взглянула на меня. Она была блондинкой, коротко, по-мужски стриженной, и глаза были под цвет волос- светлые-светлые, почти бесцветные и какие-то жидко-водянистые. По центру их очень определенно располагались точечки зрачков, что придавало взгляду Журавель очень специфическое выражение.
Её глаза напомнили мне мои занятия живописью- бывало, рисуешь человеческое лицо. Соблюдешь пропорции, аккуратно выведешь губы, нос, глаза. Но, как бы ни старался, всё равно видно, что это всего лишь мазки краски или карандаша по белому листу бумаги. И только тогда, когда поставишь, высунув язык от напряжения, две точечки, обозначающие зрачки, лицо вмиг оживает и становится рисунком- пусть рукотворным, но очень естественным человеческим лицом- живым, со своим неповторимым характером.
Этот торжественный момент- установки зрачков- я всегда оттягивал и им наслаждался, как можно наслаждаться лишь процессом творчества.
Глаза старшей сестры 1-го травматологического отделения мигом напомнили мне эти неясные ощущения раннего детства, и я сразу почувствовал смутное беспокойство. Захотелось повторить этот миг и снова взглянуть в них- присмотреться, разобраться, проанализировать. Я не помнил ни у кого из своих знакомых такого взгляда.
-Да нормально,- энергичным вздохом Светка дала подруге понять, что рассказывать о себе сейчас не будет.- Всё по плану- учусь, работаю в 3-м роддоме.
-Замуж не собираешься?
Светка насильственно засмеялась.
-Где уж нам уж выйти замуж- я уж лучше так уж дам уж... Слушай, Ларис, я вот тебе хлопчика одного привела. Со мной в группе учится. Хороший хлопчик, умный дуже, вежливый. Хочет работать. У тебя тут никаких вакансий?
-Яп-п-понский городовой!!!
Лариса Павловна всплеснула руками и сказала, что меня ей сам бог послал- работать в отделении совершенно некому. Не говоря о том, что в ночь нет ни одной санитарки, дежурных медсестёр на два поста есть только две, да и те дежурят только вместе, вдвоём.
-Одну смену они мне перекрывают, а остальные? Дали вот на месяц из поликлиники, из хирургического кабинета ещё двоих по производственной необходимости, так месяц вот-вот закончится. Там тоже с медсёстрами напряжёнка. Сама отсюда не вылажу- пашу как папа Карло! Обычно только студенты и выручают. Но те, что тот год были, уволились- институт закончили, а новых никто не идёт! Ну ладно, явился, значит,- она ещё раз оглядела меня всего.- Саша? Ты точно у нас работать хочешь? Здесь-травма. Экстренка. Учти, книжки читать и сложа ручки сидеть тут некогда. Ночью, если прикемаришь часик, считай- повезло тебе крупно. Зарплата- 80 рублей в месяц. Если по бригадному, то побольше, но это тебе нужно с кем-то на постоянку. Сколько ночей можешь взять? А если сутками?
Лариса Павловна сразу же брала меня в оборот. Я ответил, что работать могу столько, сколько позволит здоровье, но в травме я совсем "стерилен", и кроме работы терапевтического отделения, в котором проходил практику, ничего не знаю...
Старшая, не дослушав, отрицательно мотнула головой.
-Не умеешь- научим, не захочешь- заставим. Уколы делать умеешь и в попку, и в венку? Молодец! А месяц поработаешь- всё знать будешь. Гипсы такие делать начнёшь- залюбуешься, перевязки с ходу. Операционную изучишь... Ребятам у нас нравится. Дежурные врачи хорошо относятся. Если будешь интересоваться, то и пошить дадут, и луч вправить, и вывих. У нас тут Андрей Снегирёв с Лёхой Лунёвым работали, так они сами и спицы проводили, и системы вытяжения монтировали. Сейчас, кстати, Андрюха в ординатуре по травме в Харькове, в институте Ситенко... Далеко пойдёт мальчик.
Говорила Журавель очень быстро, но в словах не путалась, при этом так убедительно, что за единицу времени на меня обрушилась масса информации, в которой было много пугающего, но ещё больше привлекательного. Она, видимо, была неплохим психологом и в момент меня раскусила. Последнего червячка сомнений она затоптала тем, что сказала, что я ничего не теряю- не понравится- могу тут же увольняться.
-Если не впишешься, я тебя сама попрошу,- добавила она.- Здесь меньше половины новеньких выдерживают- факт. Ну, чего? Пошли к заведующему и пиши заяву?