В травмпункте из врачей сегодня дежурили Мельник и Арутюн, из сестёр- Вера Георгиевна и Клава, а на постах, в отделении- я и Рая Гамал. Она ещё не пришла, так что смену у Оксаны Фёдоровны и Тараса, только что устроившегося к нам первокурсника (у него за плечами было медицинское училище) пришлось принимать мне одному. Я переоделся в халат и форму (не знаю, старания ли это Богоявленского, или просто отделение получило огромное количество отличной хлопковой спецодежды) и уже хотел выйти из сестринской, когда вбежала Рая - она очень боялась не успеть и торопилась изо всех сил.
-Привет!- радостно улыбнулась она, точно мы только вчера расстались после похода в театр.- Вернулся? Ну и как - там, на земле? Виноград небось вот такой, сам лопается?
Рая была необычайно хорошо одета. Осень уже как следует обозначила перемену сезона, но на ней были великолепные импортные сапоги из тонкой кожи, с тонкими, точно иглы, каблуками. Несмотря на внешнюю хрупкость и непрочность обуви, видно было, что пошито добротно, что отломать такие каблуки даже на наших тротуарах за сезон не получится.
На ней был отличный финский плащ, перчаточки и свитер с высоченным воротником- из чьей-то лёгкой как пух шерсти- не то кашемира, не то мериноса. На голове был платок из такой же шерсти - тогда усиливалась мода на платки- зонтик и чудесной выделки сумочка на плече. Нет, это не советская медсестра пришла на сутки - это очень красивая девушка зашла в больницу, в травму. Ещё никогда Рая не была больше похожа на Биче Сэниэль.
Я ничего не отвечал - во-первых, из гордости, а во-вторых, при виде Раи горло моё сдавили такие спазмы, что я смог бы только сипеть и хрипеть. Поэтому я вышел из сестринской, прошёл на первый пост и приступил к обязанностям среднего медработника.
Рая тоже переоделась и начала работать. Соседство в совместной работе в одном отделении теснее соседства в разведрейде- то и дело приходится пользоваться одной процедуркой, одним сейфом, одним биксом с капельницами. Помочь переложить больного или перегипсовать его, спросить то то, то это- так что пришлось общаться.
Лицо Раи тоже изменилось- оно стало более красивым, но чужим, и незримая линия обороны окружала его, показывая, что трогать хозяйку опасно. В глаза мне она не смотрела. Несколько раз она по-хозяйски зашла в 111-ю, хотя та была на моём посту, и какое-то время была там. Потом приходил Арутюн, поправившийся килограмм на пять и смотревшийся именно таким баем, каким их рисовали на карикатурах времён Гражданской войны- вся задница истыкана красноармейскими штыками . С Раей они уходили курить и о чём-то подолгу смеялись. Приходил Мельник и отдавал ей какие-то распоряжения. На лице Павла Александровича можно было прочесть только груду забот, желание успешно завершить это дежурство и небесную чистоту. С Раей, я уверен, он не сказал ни одного лишнего слова.
-Что, так и будем молчать?- спросила она меня, когда мы в очередной раз пересеклись в процедурке. Похоже, она только что крепко укололась омнопоном.- Ты что, очень правильным решил стать, Белошицкий?
-Не сильно,- хмуро ответил я.- Да, я бросил курить и ширяться - но это не повод для нападок. А если хочешь поговорить - пожалуйста. Я тебя слушаю...
В процедурку сунулся очередной больной за уколом. Но Рая попросила подождать. Её тёмные глаза сейчас с ненавистью смотрели на меня.
-Злишься, значит. Психуешь. Что аборт сделала, что с мужиками пошла...
-Да, злюсь, да, психую. Впрочем, твоё право - ты боролась, сколько могла, потом "среда заела". Как говорится, "друг мой, до сих пор я только любил тебя, теперь я тебя уважаю"...
Я не смог сдержать циничной ухмылки. Горловые спазмы прошли, и представился прекрасный случай подавить интеллектом. Думаю, что мне лучше было бы стать адвокатом типа достоевскогого Фетюковича. Что ж, на войне- как на войне...
-А ты мне что предлагал? Жениться и жить святым семейством? Саня, ты хоть вокруг себя иногда смотришь? Разве не видишь, как гниёт и рушится всё?- Рая подсела поближе и положила ладошку на мою.- Я обычная баба- хочется свой дом, хозяйство, мужа, детей- но и денег. Я горбатиться как моя мать, которая нас шестерых одна вырастила, как бабушка, которую в 44-м в Хакассию с тремя детьми выслали а деда расстреляли "за пособничество оккупантам", как прабабушка, которую в 20-м ЧК в ноябре расстреляло, дом и драгоценности отобрало... А мы даже не знаем, где могила. Бегать с авоськами из одной очереди в другую, имея твои 110?
-Не нужно сгущать краски. Ещё сто раз всё образуется.
-Да не образуется, и ты это прекрасно знаешь. Санечка...Я сама не знаю, что говорю. Где выход? Да и есть ли выход? Думаешь, самой их пристрелить не хочется? Да закон защищает- и Пашку, и Юрика, и Арутюна, и всех остальных. Разве можно здесь жить, имея хоть малейшее понятие о справедливости? О том, чего быть не должно, что так не живут нормальные люди?
-Надо просто жить, Рая,- возразил я.- Всего мы знать не можем. "Бог даст день-Бог даст и пищу". Бог- есть... Да, всё плохо, и, кажется, ещё хуже будет. Но кто-то же выжить должен? Я иллюзий не строю- я ДЕЛА хочу. А ты предала меня. Буду завтра писать на увольнение - слишком неприятно тебя теперь видеть, ты уж извини...
Разговора не получалось. Мы ещё немного помолчали, потом каждый снова занялся своими обязанностями.
Нарисуй на стене моей то, чего нет-
Ты не выход, но, видимо, лучший ответ-
Ты уходишь, и я улыбаюсь.
А наутро мне скажет повешенный раб
"Ты не прав, господин"!
Но я вспомню твой взгляд
И отвечу-
"Ты перепутал, мой брат-
В этой жизни я не ошибаюсь"...
Теперь обращались я к ней только сквозь зубы, когда нельзя было уже не обратиться. Чай пили порознь- избегание друг друга было взаимным. Моё презрение и высокомерие были Рае так же тяжелы, как её кафешантанное легкомыслие. Находясь в обществе друг друга, мы сразу же ощущали, что становимся не теми, кто мы есть на самом деле, но оправдаться, уладить это, вернуть былое расположение невозможно уже было.
Время пройдёт, ты позабудешь всё, что было
С тобой у нас, с тобой у нас...
Остаток дежурства прошёл неинтересно. Я старался сосредоточиться на своих обязанностях и поменьше обращать внимания на Раю. Она, насколько я успел заметить, свои функции выполняла старательно, иногда пропадала куда-то - кололась, как я замечал по зрачкам и почёсыванию носа, несколько раз заходила к Богоявленскому, несколько раз курила с Арутюном Арташесовичем.
Поступили несколько человек- стандарт, как обычно- скелетные вытяжения, детские переломы, порезанные вены, автодорожки. Завтра у меня с утра была Кафедра факультетской хирургии, которую можно было прогулять, и я решил остаться- написать Мазепе заявление об уходе. Я знал, что это ему будет неприятно, что начнутся расспросы о Рае- ещё кинется, добряк, нас мирить. Намекну ему тогда про наркоту, решил я - без имён и деталей, но заведующий должен знать о том, какие фокусы проделывают сёстры на дежурствах. Уже в двух или трёх центральных газетах были статьи про постовых сестёр-наркоманок в других, правда, городах, в других больницах. Трясли не только их, но и всю больничную администрацию. Ещё не хватало, чтобы и наш Л... тут гремел...
Начиная с 23.00, в отделении наступила тишина. Старые пациенты заснули по старой поговорке- "здоровье приходит во сне", вновь поступившие забылись, будучи ещё в остром периоде травматической болезни. Наступила тишина.
Рая, Юрий Яковлевич и Арутюн сидели на кухне, периодически оттуда раздавались весёлые голоса и смех. Я посидел под ночником, прочел несколько глав из учебника "Топографическая анатомия", потом закрыл его, выключил свет, накрылся одеялом, повернулся к стене и заплакал- не навзрыд, не громко, а тихо так, бессильно, бесшумно, капитулирующе.
Под эти светлые слёзы я и уснул и спал спокойно, без сновидений. Встал только один раз, в два часа ночи- сделать уколы поступившим и снять капельницы. В отделении было тихо. На кухне никого не было. Раи нигде не было видно. Из палаты Богоявленского доносился еле слышный шум работающего видеомагнитофона. Я снова всхлипнул и поплёлся досыпать.
Будильник, зазвеневший в полшестого, разбудил меня окончательно. Я придавил кнопочку, сел, зевнул. На лежанке напротив завозилась недовольно Рая. На включённый мной свет она отреагировала самой страшной из своих гримас.
Я сложил постель, убрал её в пакет и приготовился уходить- делать утреннюю работу.
-Саша, постой,- остановил меня хрипловатый голос Раи.
Я остановился, не поворачиваясь.
-Сядь. Мне поговорить с тобой нужно.
Я сел. Рая тоже села, щурясь на ночник. Я поискал на ней следов бурной и развратной ночи, но не нашёл- чёрт возьми, Гамал обладала одним свойством- свойством красоты, свойством нигде ни в чём не мараться. По ней было только заметно, что девушка очень хочет спать, и всё.
-Ты когда-то просил меня о дружбе,- напомнила она.- Ты помнишь?