- А до этого я пробовал с тобой разговаривать.
- Значит, ты прав, я спал.
- С открытыми глазами, - подчеркнул брессанец.
Он молча вглядывался в лицо Бюзара.
- Ты что на меня так смотришь?
- Торопись... Вот уже десять минут машина стоит.
- Иду.
- Послушай... Если тебе очень захочется спать, разбуди меня раньше времени. Я покрепче тебя.
- Да что ты! - запротестовал Бюзар.
Он вошел в цех и восстановил прерыватель тока на предохранительной решетке пресса. Брессанец со второго месяца стал работать без предохранительного устройства, с поднятой решеткой, как большинство рабочих, избавляя себя тем самым от двух лишних движений. Но Бюзар оставался верен данной себе клятве. В детстве, когда боль кажется еще нестерпимее, чем это есть на самом деле, его воображение рисовало с необычайной остротой, как его рука попадает в пресс и ему расплющивает пальцы. Каждый раз, когда он, здороваясь с незнакомым человеком, чувствовал, что у того только два или три пальца, и видел культяпки, ему в этот момент представлялось, что это его собственная рука зажата прессом.
Обычно, заступая на смену, Бюзар раскручивал провода, которые брессанец четыре часа назад соединил, очищал перочинным ножом концы проволоки, доставал из-под бункера отвертку и присоединял провода к прерывателю тока. Сменяясь, брессанец вытаскивал оба конца провода и снова соединял их вместе. Они набили себе на этом руку, и вся операция занимала не больше двух минут.
Бюзар включил рубильник, поднял решетку, вынул сдвоенные кареты, которые отлил брессанец, опустил решетку...
В час ночи в цех пришла Элен Бюзар, обеспокоенная тем, что никто из парней не появлялся с полудня.
В это время Бюзар вынимал из формы сдвоенные кареты, он опустил решетку. Элен спросила:
- Где твой товарищ? Дома волнуются, потому что никто из вас не пришел обедать.
Бюзар отсек "морковку", разъединил кареты и сбросил их в ящик. Под глазами у него были черные круги, лицо стало свинцового цвета.
Он показал пальцем в сторону кладовки, где спал брессанец. Загорелся красный глазок. Бюзар поднял решетку.
Элен ушла в кладовку и растормошила брессанца.
- Вы что, решили вообще не есть?
Брессанец сел на мешки с пластмассой.
Его щеки тоже были мертвенно-бледны. Он уставился на Элен непонимающим взглядом.
- Вы перестали есть?
- Я бы не прочь перекусить, - ответил наконец брессанец.
- Вы ничего не ели с самого утра?
- Кажется.
- Пойдемте домой. Я вам быстренько что-нибудь приготовлю.
Брессанец отрицательно покачал головой.
- Я хочу спать.
Он снова вытянулся на мешках, обхватив голову руками.
Элен поспешила к брату:
- И ты тоже не ел?
Бюзар поднял решетку, вынул кареты...
- Принести чего-нибудь?
Отсек "морковку", разъединил кареты...
- Мне некогда, - проговорил он. - Хотя...
Сбросил игрушку, поднял решетку.
- Хотя чего? - спросила Элен.
Вынул кареты, опустил решетку.
- Хотя... - повторил Бюзар.
Отсек, разъединил, сбросил...
- Хотя чего? - переспросила сестра.
Поднял, вынул...
- Ничего, - ответил он.
Опустил, отсек, разъединил, сбросил... Элен повернула рычаг, выключив мотор (в Бионне нет женщины, кроме, пожалуй, Мари-Жанны, которая не была бы знакома с управлением пресса). Бюзар поднял решетку - форма не раскрылась; Бюзар опустил решетку - поршень остался неподвижным. Бюзар посмотрел на свою руку, увидел, что в ней ничего нет, и взглянул на сестру.
Элен встретилась с братом глазами, но ей казалось, что он смотрит сквозь нее. Она бросилась к умывальнику у входных дверей, налила воды в стаканчик, поспешно вернулась и выплеснула воду в лицо Бернару.
- Немедленно иди домой, - сказала она.
Рабочие наблюдали за ними, продолжая поднимать решетки прессов (те, кто не отключил прерыватель тока), вынимать отлитое изделие, опускать, отсекать, разъединять, все в том же медленном темпе работы пресса. Не раз уже бывало, что к прессовщику, взявшему на себя дополнительную нагрузку и дошедшему до полного изнеможения, приходила жена, мать или сестра и самым решительным образом пресекала его подвижничество.
Рабочие ждали, кто же победит: мужчина в своем упорной стремлении достичь поставленной перед собой цели или женщина, возмущенная затеей, которая становится опасной для его жизни.
- Осталось всего три дня, - произнес Бюзар.