Но следствие бывает без причин.
На стене тюремного сортира он читает граффити -- подлинные, я их уже приводил в главе "Постояльцы":
"Не верь им, Ивка!" "Сталин -- гётверан".
А ниже -- "Doctor Victor from Iran".
Вот Славка -- уже в лагере -- вспоминает любимые книжки своего детства:
Теперь вы не найдете этих книг
И все о них забыли понемножку.
Уже не вылетает белый бриг
На вспененную волнами обложку
И брызги не кропят со всех сторон
Три слова: РОБЕРТ ЛЬЮИС СТИВЕНСОН...
Потом шли картинки из жизни советской Родины:
...Да, широка страна моя родная,
Но от Москвы до северных морей
Всё вышки, вышки, вышки лагерей.
Описывался и утренний бой кремлевских курантов -
... сигнал к разводу
Великому советскому народу.
Нарядчик просыпается в Кремле
И, добродушно шевеля усами,
Раскладывает карту на столе,
Утыканную пестрыми флажками.
То стройки коммунизма. Каждый флаг -
Минлаг, Речлаг, Озёрлаг, Песчанлаг...
А один отрывок мы с Миттой использовали в "Затерянном в Сибири". В фильме это выглядело так (при монтаже сценка выпала):
"Лазарет жил своей спокойной жизнью. Студент Володя (его играл Женя Миронов) читал вслух из своей тетрадки:
Да кто теперь перед законом чист?
В эпоху торжества социализма
Давно сидел бы Энгельс как троцкист,
А Маркс -- за искажение марксизма.
Мне даже говорил один з/к,
Что лично видел их на ББК.
Там, якобы, прославленные патлы
Состригли им машинкой для лобков.
-- Ну что, дождались коммунизма, падлы? -
Соседи попрекали стариков.
По сведеньям того же очевидца
Маркс от стыда пытался удавиться.
Слушателем был старик троцкист . Пожевав губами, он сказал:
-- Зло. Очень зло, Володя... Но вообще-то да. Нельзя отказать."
( К сведенью курящих: ББК -- это Беломорско-Балтийский канал, запечатленный на пачке "Беломора".)
Первыми слушателями наших сочинений были другие лагерные любители изящной словесности -- их нашлось не так уж мало. В ответ они читали нам свое. Застенчивый полтавчанин Володя -- перевод из Есенина:
Николы нэ був я на Босфори...
Очкастый горьковчанин Женя -- переведенную на феню поэму об Иване Сусанине:
-- Куда нас завел ты? Не видно ни зги!
-- Идите себе, не ебите мозги...
Но настоящим поэтом -- не версификатором, как мы -- оказался Алексей Николаевич Крюков.
ПРИМЕЧАНИЯ к гл.XVI
+) На нашей шахте работала телефонисткой и жена Якова Самойловича, в прошлом видного партийного работника. Полина Филипповна -- крупная, красивая и приветливая -- была до странности похожа на Дзидру Риттенбергс, будущую жену Евгения Урбанского. А его младший брат, электрослесарь Володя, не вышел статью ни в отца, ни в Женю, что не помешало ему увести из под венца чужую невесту -- очень хорошенькую, кстати сказать.