Когда в пивную он входил.
Был, говорят, проходчик где-то,
Шипел на Света, паразит!..
Восстал он против мнений Света
Один, как прежде -- и убит.
Лишь мы, коллеги Святослава,
Отдел Зарплаты и Труда,
Владеть землей имеем право,
А паразиты -- никогда!..
Шутки шутками, но вот теперь, в ответ на просьбу облегчить участь моих подопечных, Свет заявил, что поблажек он никому не делает.
-- Ты знаешь мои принципы! -- гордо сказал он. На что я ему ответил:
-- А ты знаешь, что у меня принципов нет. Не сделаешь -- скажу Полине, что ты берешь взятки.
Полина была вольная нормировщица, очень славная; с ней у Света намечался роман. Он возмутился:
-- Я же не беру!
-- Я-то это знаю, а она нет. Она мне поверит.
-- Черт с тобой, -- пробормотал принципиальный Михайлов и дал мне липовую норму.
Заработки у моих работяг за три месяца выросли в два, а у кого и в три раза. Они меня на руках готовы были носить -- особенно начальник участка Зуев.
Здесь самое время сказать поподробнее о первых двух благодетелях: Шварце и Джавришвили.
Котэ был человеком разносторонних дарований. Геолог и альпинист, он -не в Инте, а в Тбилиси -- побывал даже завлитом драмтеатра. Был доброжелателен, интеллигентен, хорошо и необидно острил. "Индивидуальную кухню" -- плиту под открытым небом, где зеки могли сготовить себе что-нибудь из присланных родными продуктов, называл "инди-минди": это такие грузинские частушки. А когда незадолго до его смерти мы с Котэ обедали в тбилисском ресторанчике, официанта Георгия он немедленно нарек Георгием Обедоносцем...
На шахте он познакомил нас со старым грузинским меньшевиком, эмигрантом Схиртладзе. Того чекисты привезли из Ирана, когда там стояли наши войска -году в сорок четвертом. Заманили в машину, оглушили и, переодев в солдатскую гимнастерку, обмотали голову окровавленным бинтом. Под видом раненного во время учений бойца беднягу провезли мимо иранских пограничников. Я вспомнил эту историю, когда писался сценарий "Затерянного в Сибири". Как и герой нашего фильма, Схиртладзе вышел на волю. Окончил он свои дни в родном городе.
Что касается начальника плановой части Михаила Александровича Шварца, то это случай нетривиальный. Он приехал на Инту по распределению, окончив ленинградский горный институт. Худенький, с оттопыренными и розовыми как у крольчонка ушами, он прошел соответствующий инструктаж: в особом отделе ему объяснили, с каким контингентом ему придется иметь дело на шахте. Предатели, каратели, шпионы, террористы...
Первые дни он ходил по шахткомбинату, опасливо оглядываясь. Но ему двух недель хватило, чтобы сообразить, что к чему. Мы подружились с ним еще в бытность зеками -- правда, звали по имени-отчеству, а он нас -- Юлик и Валерик. Впоследствии он стал Мишкой, а мы остались Юликом и Валериком. Мы дружим и по сей день.
Шварц был истово верующим коммунистом; его даже сделали секретарем парткома. Начальство пожалело об этом очень скоро: молодой секретарь наивно полагал, что его задача -- защищать интересы рабочих, а не шахтной администрации. Попытались, по указанию сверху, "переизбрать" его, но не тут то было: вольные работяги не дали Шварца в обиду. Невероятно, но факт.
Коммунистические убеждения не мешали Михаилу Александровичу относиться к Сталину, мягко говоря, критически. И в 1953 году, когда появились первые сообщения о тяжелой болезни товарища Сталина, Шварц, как и мы, с надеждой поглядывая на репродуктор, ждал очередного бюллетеня. Врачей среди нас не было, никто не объяснил, что "дыхание Чейн-Стокса" -- это предсмертные хрипы, но и так ясно !k+., что дело идет к счастливому концу.
5-го марта я работал в ночную смену. Из шахты выехал пораньше -- чтобы успеть к первому утреннему выпуску последних известий. Прибежал в диспетчерскую, подождал немного и наконец услышал скорбный голос Левитана:
-- От Центрального... (глубокий вздох: "Х-х-х-х...") Комитета...
-- Всё, -- сказали мы с дежурным диспетчером в один голос.
По такому поводу следовало выпить, но как на грех спиртного не было.
Отметили это событие всухую. Вчетвером -- Свет, Ярослав Васильевич, Юлик и я -- купили в лагерном ларьке кило конфет "Ассорти" и съели за один присест. Такой устроили себе детский праздник.
Радовались в зоне далеко не все -- боялись, не стало бы хуже. Под репродуктором в бараке сидел молодой еврей -- по-моему, тот самый, что попал "за разжигание межнациональной розни" -- и плакал крупными коровьими слезами. Да что говорить: и моя мать в этот день плакала...
Что такое умный человек? Едва состоялась передача власти новым правителям, Смеляков сказал:
-- Знаете, кого они погонят первым делом?
-- Кагановича? -- услужливо подсказали мы с Юликом.
-- Да нет же! Берию.
Мы усомнились: Берия как бы помазал на царство Хрущева и Булганина, явно оставаясь -- хоть и позади трона -- первым лицом в государстве.
-- Говорю вам -- Берию! -- настаивал Ярослав, -- Как вы не понимаете? Не станут они больше терпеть этот грузинский акцент. Столько лет тряслись!
И ведь оказался прав. Мы могли бы и не спорить -- знали о его пророческом даре. Еще раньше, на Лубянке, у него был такой разговор со следователем-евреем. Тот орал на него, требуя показаний:
-- Перестаньте упираться! Будете еще три года здесь сидеть!
-- Я-то может и посижу. Но вас здесь уже не будет.
-- Почему это?
-- А это вы у них спросите. -- Смеляков кивнул на двух русских следователей. Те понимающе усмехнулись: начинались гонения на "космополитов", в том числе на "пробравшихся в органы". Погналитаки и смеляковского космополита.
Было это в 49 году. А в 53-м, после смерти главного гонителя, начался откат -- выпустили, например, "убийц в белых халатах".
Шварц рассказывал: у него в плановой части работала женщинаэкономист. Впоследствии она оказалась сумасшедшей -- но политическую ситуацию улавливала чутко. Когда кремлевских врачей посадили, эта дама написала донос: она слышала, как з/к Файнер и з/к Штерн о чем-то договаривались по-еврейски. Повторялись слова "зумпф" и "взрыв" -- видимо, евреи готовили диверсию. А когда врачей выпустили и пожурили по радио посадившую их Лидию Тимашук, шварцевская сотрудница прибежала в плановый отдел и крикнула:
-- Это хохлы проклятые виноваты! А еврейчики очень хорошие.
Продолжая тему, замечу, что перемены в политике коснулись зеков не сразу. С нами на третьем сидел инженер с автозавода им.Сталина. Посадили его как участника националистической организации, созданной Соломоном Михоэлсом. Когда -- спустя годы после убийства народного артиста -- Михоэлса снова начали называть в печати честным советским патриотом и выдающимся общественным деятелем, обрадованный инженер послал в Москву жалобу. Он просил пересмотреть его дело, поскольку единственным пунктом обвинения был то, что его завербовал лично Михоэлс. А теперь, когда выяснилось.... -- и т.д., и т.п.
Месяца через два его вызвал к себе начальник особой части капитан Христенко и объявил, что из Москвы пришел отказ: оснований для пересмотра дела нет. Так что надо расписаться: ответ получен.
-- Как нет оснований? -- Инженер чуть не заплакал. -- Ведь меня обвиняли только в том, что меня завербовал Михоэлс. Теперь я слышу по радио, что он честный патриот и выдающийся деятель -- а у них нет оснований!.. Где же логика?
Христенко был мужик с юмором. Он сказал:
-- Знаешь что? Ты пока распишись -- а логику они пришлют потом.