Калифорния. Песок. Тугие паруса. Они просыпаются в объятиях. Медведев встает, едва не падая обратно, заправляет хайр за пояс и потягивается. Он видит перед собой огромное хипповское лежбище. Кто-то вовсю трахается в середине. Он идет вперед, перес тупая через размалеванные тела балдеющих людей.
— Эй, Снусмумрик, — кричит он какому-то старцу. — у тебя нет еще кислоты?
— Немного, Айвен, — говорит старик.
Медведев идет к нему, тут его кто-то хватает за ногу, и он падает и кучу полуодетых негритянок.
— Чувак, почему ты мимо? — спрашивает одна.
— Отстань, у меня ломки, я иду за кислотой.
— Парень, заторчим вместе, — говорит негритянка, — у меня как раз две дозы.
— О'кей!
Но тут ряды лежащих будто вздрагивают, смятые и перепутанные каким-то внутренним явлением. Сквозь них продирается обеспокоенная Сладкая Энн.
— Любимый! — кричит она. — Где ты? Мы проснулись! Куда ты ушел?!
Медведев смотрит на нее, соображая. Потом говорит:
— Эй, отвали. Ты мне надоела. И вообще у меня был интересный «трип», я хочу его продолжить. Я еще не опохмелился пивом в сосисочной на Пушкинской площади!
Хохот всех близлежащих сопутствует этим словам.
— Так что пока, крошка! Я возвращаюсь. А, может быть, с тобой у нас лучше получится? — оборачивается он к негритянке и целует ее в черную грудь.