Беседа между Ослиными Ушами и Ногой, повторюсь, была весьма странной. Ослиные Уши заметно нервничали, паясничали и принимались вести себя излишне грубо.
— Ты, дорогая наша милочка, ещё легко отделалась в тот раз. — припоминали Ослиные Уши какой-то случай, неприятный для Ноги. — Ты вовремя почуяла, что жареным запахло, и пошла на попятной!.. а Давай-Жуй с тобой бы управился в два счёта… он мужик лихой…
— Его зовут не Давай-Жуй, а Жуй-Давай. — подвыпивши сипела Нога. — А кто от кого ушёл на попятной — это ещё разобраться надо. Я, например, никуда не уходила.
— Статный мужчинка… Да разве точно его зовут Жуй-Давай, а не Давай-Жуй?
— Совершенно точно, не спорьте. Я с этим сорванцом с детства знакома.
— Да вам верить, конечно, себе дороже выйдет, но пусть будет Давай-Жуй… Всё-равно не запомню.
Ослиные Уши, не стесняясь вальяжной шатающейся нетрезвости, бродили по краю стола, останавливались перед спящим мной и убористо вздыхали, что-то тяжело обдумывая.
— Чего это наш Филушка так нализался?.. Вроде пил не больше всех.
— Устал просто. — сказала Нога. — Долго по лесу бродил, с Кулаковым-Чудасовым сцепился. Хорошо, я на помощь пришла, а так бы и помереть ему пришлось.
— Ах, с Кулаковым-Чудасовым… — тревожно кашлянули Ослиные Уши. — Знаем такого. Да разве он здесь бывал сегодня?..
— Бывал, конечно. — фыркнула Нога. — Припёрся со своей стаей, угрожал, сожрать всех хотел. Я, конечно, и позабыть-то обо всём этом давно позабыла, но честно скажу, что без моей помощи Филушке пришлось бы туго.
— Ну, ты, конечно, ещё та помощница. — поехидничали Ослиные Уши.
— А что такое?
— Да ничего такого, просто тебя Жуй-Давай мог бы запросто отлупить, у него руки на это дело сильно чесались, да вас друзья тогда обступили, принялись уговаривать, чтобы вы не ссорились. А ты воспользовалась хитрой минуткой и сбежала. Будь он Жуй-Давай или будь он Давай-Жуй, но ты стопроцентно его струсила и убежала. А что тут у вас с Кулаковым-Чудасовым произошло, это нам неведомо. Но наверняка ты тоже в трясучку впала и дёру дала.
— Да не было между нами никакой ссоры! И от дураков я сроду не бегала.
— Радость ты наша, одни мечтания у тебя в башке развиваются не в нужном направлении, элегии придуриваются… Слишком много ты уделяешь внимание внеличностной атмосфере, а за собой не следишь… сестрица твоя такая же чеканутая была, поверь нам на слово… а мы ещё помним, как ты со своей сестрицей по помойкам шлялась — вот уж когда элегиями не баловались ни ты, ни она. Забулдыги — одно слово.
— Не смейте говорить о мёртвых плохо.
— Да чего плохого-то?.. Ей надо было поменьше водки пить — сестрице-то твоей! — Ослиные Уши нарочно не расслышали протеста Ноги. — Это ты басенки рассказываешь про её удивительную смерть: мол, загадка сия покрыта таинством, и так далее и тому подобное… А нас сказками не охмуришь. Это ведь лично мы подмасливали следователя, взятку пытались дать, да только он честным оказался. «У вас, — говорит. — имеется подруга и претензия к её аресту, и мы вас отлично понимаем. Но у нас, — говорит. — местный глава муниципалитета заживо сожжён в собственном доме и прокурор. А сожгла их ваша Левая Нога, будучи в нетрезвом подпитии и имея конечную цель государственный переворот. Таких мы даже за взятки не отпускаем.»
— Вздор! сплошной вздор! — рассердилась Нога. — Она просто прикурила не там, где надо, и случайно дом подожгла. Её бы нужно судить по статье за убийство по неосторожности, а следователь-поганец присобачил госизмену с высшей мерой наказания.
— Вот-вот… называется: покурила в неположенном месте… Дура набитая.
— Попрошу вас не ругаться.
— Говорят, когда её на расстрел повели, она трижды поклонилась в разные стороны, перекрестилась и сказала: «Прости меня, народ лесной! Не оправдала твоих надежд и чаяний!..»
— Вы, Уши, выдумываете чепуху прямо на глазах и только для того, чтоб меня позлить. Как она могла перекреститься, если у ней рук отродясь не водилось?.. Я фактически выпимши сегодня, и меня позлить — сплошное удовольствие для вас. Чем вы и занимаетесь.
— И мы малость выпимши, но не хвастаемся. — Ослиные Уши назидательно пригубили из стаканчика. — Пожалуйста, ваше здоровье! мало покажется, так мы и ещё выпьем, пожалуйста! — Ослиные Уши опорожнили ещё один стаканчик и несколько секунд, изгоняя из себя настырную дурноту, переваривали выпитое. — Пожалуйста, нам для друзей ничего не жалко!.. Мы сами всегда гостей крепко привечаем, кормим и поим, у нас холодильник никогда пустым не бывает. Даже, помнится, в голодный год, гостей чем-нибудь прикармливали. Хотя бы порцией щавельку. Да у нас до сих пор тарелка с щавельком лежит в холодильнике на чёрный день. Пусть никогда никому не понадобится, но лежать будет.
Пьяненькая Нога имела очень недобрые представления о щавельке.
— Милочки вы наши ненаглядные! Что это вы сказали про холодильник, ну-ка повторите! — звонко фыркнула Нога.
— Мы сказали, что в голодный год, в пустой холодильник, можно и тарелку щавельку поставить — для каких-нибудь ненасытных особей будет вполне довольно.
— Ну, передавайте вашим родителям от меня нижайший поклон! — Нога со злонамеренным усердием расхохоталась. — Как говорится: привет родителям!.. И давайте забудем этот разговор, он меня смущает.
— Почему тебя смущает разговор о щавельке? — удивились Ослиные Уши.
— Не говорите мне ничего про щавелёк… фу-у…
— Чего ты всё фукаешь, красавица?
— А почему мне не фукать, если фукается?.. фу-у…
— Если ты придумала фукать на какую-то гадость, то поделись с нами своей претензией — мы не твердолобы, мы сообразим что к чему. Но щавелёк-то здесь причём??
— Фу-у… нет, я про это не могу спокойно рассуждать…
Ослиные Уши не оценили весёлой грубости Ноги и даже выудили личную обиду для себя.
— Ты не вздумала ли нас прославить похабниками, если мы не стесняемся щавелька в иной раз откушать? — приосанились Ослиные Уши. — Не вздумала ли ты такое обвинение скроить, будто мы, дескать, лжём про щавелёк с тщательным умыслом, ибо имеем склочный характер?.. Такой вот выходит разврат с нашей стороны?
— Позвольте, я не утверждала, что вы разврат делаете.
— Хорошо, разврат не делаем, а чего тогда делаем?.. Нет, уж если ты один раз намекнула на какую-то пакость, то верши до конца свои обвинительные намерения, убеди нас в своей подлой правоте… приступай!!
— «Подлой-подлой»! — уязвлённо передразнила Нога. — А сами-то вы в сто раз подлей меня, потому что застращали тут всех щавельком, хоть помирай.
— Мы застращали??
— А кто? Я, кажется, с вами разговариваю, мне тут разговаривать больше не с кем.
— И вот мы взяли и всех тут застращали?? — ощетинились Ослиные Уши.
— «Щавелёк-щавелёк»!.. хоть кол на голове теши, а из этаких разговоров вкусного навара не выцедишь и ничего путного не добьёшься… Нет, вот если бы сюда заявилась Коза-Дереза щавельком стращать — я бы поняла и снисходительностью отмахнулась. У Козы-Дерезы имеется какое-никакое кулинарное образование. Но вот Уши-то на кой чёрт сюда припёрлись и меня безудержно щавельком стращают?..
— Мы тебя стращаем???
— Ты!
— Нет, образумься, милочка, не «ты», а «вы»! Нас двое!..
— Ты — мы, мы — ты… разница не велика… кажется, это пустяки, на которых и зацикливаться не стоит…
— Извини, но разница огромная! разница значительная!.. изволь сосчитать и подумать, такие ли уж это пустяки!!
— Не буду я понапрасну считать лишний раз, если вас, конечно, двое, я не слепая. Но можно сказать и так, что «тебя двое»… Получается вроде того, что «два в одном».
— А для таких выводов, милостивая государыня, нужно иметь мозги совсем прохудившееся. Вот ты, судя по всему, такие мозги и имеешь.
— Если я мозги имею такие, которые вас не устраивают, то это не означает, что вы имеете мозги, которые бы устраивали всех, кого ни попадя. — Нога вроде бы не запуталась в своих выводах и хорошенько встряхнулась. — С вами что-то непонятно происходит прямо на глазах, я теряюсь в догадках.
— Да разобраться-то в нас не мудрено, надо только захотеть. Мы ни перед кем ничего не утаиваем.
— Тогда давайте, я вам преподам урок… — Нога попросила НЕВИДИМЫХ ПОМОЩНИКОВ добыть где-нибудь тарелку щавеля и поставить её на стол, что те мгновенно и выполнили.
— Чудишь старая… всё чудишь… — тревожно буркнули Ослиные Уши.
— Внимание, Ослиные Уши! — строго произнесла Нога и указала на щавелёк. — Признайтесь честно: узнаёте ли вы этот продукт?
Ослиные Уши, угрюмо остерегаясь подвоха, осмотрели содержимое тарелки:
— Да, узнаём… это похоже на щавелёк…
— Замечательно!.. Я рада, что вы его узнали, хотя могу подозревать, что кто-то вам тихонько подсказал ответ… не Филушка?
— Конечно, не Филушка. — ухмыльнулись Ослиные Уши. — Он спит и ни черта не соображает.
— А ежели вы сами знаете, что это щавелёк, то теперь берите его и ешьте!
— Чего?? — опешили от неожиданного предложения Ослиные Уши.
— Ешьте!
Вот, оказывается, в чём заключалась изобретательная каверза Ноги. Она намеревалась на личном примере Ослиных Ушей доказать, что щавель совсем нехорош и несъедобен. «Хитрющая, весьма хитрющая Нога! — подумали Ослиные Уши, которые влипли в непростую ситуацию. — Как бы нам, милочкам, половчей организоваться, чтоб одновременно и съесть щавелёк и не съесть тоже?»
— А он не того?.. — придирчиво засопели Ослиные Уши. — Он не из помойной ямы выкопан?..
— Ага! — саркастически зашипела Нога. — Значиться, вы не желаете кушать щавелёк, и бродите вокруг да около?.. Значиться, правда целиком стоит на моей стороне, когда я вам говорила, что щавелёк несъедобен, а вы надо мной насмехались и намекали на идиотизм… Согласитесь теперь, что это именно вы насочиняли глупостей, попросите у меня прощения, или я не знаю, как дальше с вами поступать и чего вам ещё доказывать.
— Да мы бы с удовольствием поели ваш щавелёк. — Ослиные Уши робко пошаркали куриными лапами. — Слава богу, мы едали всякого и в каких только перипетиях не побывали… и одеколон употребляли с похмелья, и старыми носками занюхивали — мы на жизнь не жалуемся, прожили — как говорится — и слава богу!.. Но вот как раз сегодня у нас настроения нету, соответствующего удовольствию для поедания щавелька. И то, понимаешь ли, нам не так, и это не этак!.. Давай-ка, любимая подруженька, забудем про всё плохое, скушаем гуся какого-нибудь зажаренного, что б отлакировать обмен веществ, и расстанемся друзьями.
— Ага! — продолжала саркастически шипеть Нога. — Вы, оказывается, только выступать горазды с неопределёнными возражениями и пакостными замечаниями, а как дело доходит до того, чтоб ответ держать — вы сразу прячетесь в кусты! ищите, дескать, нас там!..
— Зачем же ты нас унижаешь, Нога? — плаксивым тоном залопотали Ослиные Уши. — Поверь, что когда-нибудь тебе будет стыдно за эти слова, обязательно будет стыдно!.. Мы их тебе припомним потому что.
— И не капельки не унижаю, а подхожу к проблеме адекватно, поскольку вы на это напросились… Вы утверждали, что готовы тоннами жрать щавелёк, а сами даже тарелку не сожрали — вот таким образом правда жизни и рассчиталась с вами по гамбургскому счёту! Спросите с неё квитанцию — сами всё увидите!
— Ты, милочка лесная, переворачиваешь всё с ног на голову, и вот сейчас тебе будет стыдно, обязательно будет!.. Мы ведь про голодный год говорили, когда, кроме щавелька, жрать нечего. А разве сейчас голодный год?..
— Ну, разумеется, вы намерены и дальше утверждать, что я такая вся из себя язва злопамятная, что готова вам шпильки подпускать… — запыхтела Нога. — Хотя, на самом-то деле, я к этому вовсе не готова и не стремлюсь стать готовой… Знаете, Ослиные Уши, вы меня постоянно зачем-то неправильно понимаете. Давайте я попробую разъяснить вам свою позицию поточней.
Ослиные Уши выжидательно ухмыльнулись.
— Значит так. Я хочу сказать, что вы лично не очень виноваты в своих идиотских представлениях о щавельке. Я думаю, что некий отъявленный негодяй, пользуясь особенностями вашего вида, принял вас за ВИСЛОУХИХ УТЫРКОВ, и с дерзким умыслом ввёл в заблуждение по поводу съедобности щавелька. Он — злодей — наболтал вам различных невероятностей, а вы по привычке уши и развесели!! ха-ха!!
Замечание Ноги про ВИСЛОУХИХ УТЫРКОВ прозвучало крайне обидно для Ослиных Ушей. Они мгновенно выскоблили оскорбительные нюансы из этого замечания (что не представляло сложности, поскольку целиком это замечание состояло из оскорбительных нюансов) и едко ощерились.
— Этот злодей и негодяй, — продолжала разглагольствовать Нога. — либо знал, либо догадался о том, что с вами можно не церемониться, а — напротив — можно всячески обманывать.
— Нет, погоди, милочка, давай уточним: кого именно в данный момент ты величаешь ВИСЛОУХИМИ УТЫРКАМИ с развешанными ушами?
— Я??
— Конечно, ты. Нам не терпится узнать: кого именно ты так величаешь?.. Кто тот разнесчастный счастливец?..
— Ну… кое-кого… — понесла ахинею Нога, не понимая возможности выкарабкаться из досадного положения.
— Нам важно знать, кого конкретно ты имела в виду, произнося этот дрянной манифест?.. Просто и чисто по-человечески хочется узнать: кого?.. Надо немедленно уточнить!
— А, уточнить… да-да, конечно, я вам всё уточню… погодите…
— Соберись с духом, ты же, оказывается, тут у нас самая умная. Давай уточняй!..
— Да с полпинка!!
— Ну!!
— Вам очень интересно знать: кого?
— Да!! кого?? — требовательно заорали Ослиные Уши.
— А вот вас. — выпалила Нога, которую уже достал этот бестолковый и злой разговор.
— Ах ты, милочка этакая, ещё и не стесняешься ругаться почём зря? — заскрежетали Ослиные Уши. — Ты при постороннем человеке величаешь нас дураками без всякого сомнительного извинения, да ты же ещё в душе и смеёшься над нами??
— Прекратите орать! — в свою очередь возмутилась Нога. — Час от часу ваше поведение становится нетерпимей, и мне кажется, вы напрашиваетесь на то, чтоб вам выволочку дать!.. Нашли к чему прицепиться: уши, понимаете ли, у них какие-то такие особенные, а нисколечко не развешанные!.. Сидели бы дома с таким характером и любовались собой.
— Да-с, милочка, у нас характер-с! — высказали старорежимное дворянское ухарство Ослиные Уши. — Почтительнейши просим заметить: характер-с! нрав-с!.. Ты, значит, и выволочку не против нам задать, и пенделями наградить куда попало — и нам кажется, что именно за этим в гости и позвала-с!.. да-с, выволочку-с… а предварительно, значит, надо понимать, что, для поднятия настроения, решила нас при постороннем человеке унижать руганью и оскорблениями, непозволительными среди друзей и мало-мальски воспитанных людей… что-с?.. да, мы глупы настолько, что и звания ВИСЛОУХИХ УТЫРКОВ недостойны, обстоятельства наши гораздо хуже, ненаглядная ты наша… пусть будет так!.. пусть мы будем с развешанными ушами, а ты пусть вволю посмеёшься над нами!.. Тебе всё это зачтётся.
— Заладили свою ерунду: «при постороннем человеке» да «при постороннем человеке»!.. А Филушка не слышит ничего, спит спокойно и не привередничает, как некоторые.
Несомненно, я крепко спал, и тот удивительный сон, пересказ которого я привёл ранее, тому доказательство. Но, как говорится, масла в огонь было подлито с избытком, и Ослиные Уши не могли остыть и утихомирить свой гнев. Ослиные Уши сжали куриную лапку в хрупкий кулачок и старательно погрозили им Ноге.
— Даже если Филушка и спит-с!.. Так неужели он тем самым даёт тебе право величать нас срамотой?.. Почтительнейши просим отныне узнать и намертво запомнить: мы тебя, дорогая милочка, ненавидим!! Ты для нас — всего-навсего заурядная сволочь!.. Вот так-с.
— Ой ли? — Нога повысила голос до высочайшей издёвки. — Ну и что теперь?.. Обидитесь?..
— Не ойкай, голубушка, теперь тебе точно будет не до ойканья!.. И не нукай, не запрягла!.. Нам теперь всё равно, и мы тебе прямо так и заявляем: мы тебя всю жизнь ненавидели!.. И стаю волков сюда направил не заяц Обшмыга. Вернее, конечно, заяц, но это мы ему подсказали, что ваш дурацкий Филушка припёрся сюда, и что это дело разобрать надо со свей строгостью. Кто такой — этот Филушка?.. Нахера ты его привечаешь в своём доме?.. Что вы тут оба затеяли против нас?.. Тебя, барыня-сударыня, волки должны были сожрать и не подавиться. А мы бы этому страшно радовались!!
— Что вы такое говорите? — опешила Нога. — Как такое может быть?
— А вот так и может!! — подленько захихикали Ослиные Уши. — Потому что ты всегда доводишь нас до слёз, а сама радуешься. Но сегодня отольются кошке мышкины слёзы… гляди, теперь, что мы с тобой сделаем!!
Нездоровый приступ обиды пробудил в Ослиных Ушах совершенное бешенство. Они яростно затопали куриными лапками по столу, зашипели жирно-булькающими проклятиями и изрыгнули из себя лютую фурию. Ослиные Уши схватили со стола кухонный нож, остро прищурившийся для меткости, одним прыжком очутились рядом с Ногой и принялись наносить ей удары ножом один за другим!..
Удар!.. Ещё удар!.. Ещё!.. Ещё!!
Нож урчал смятённой страстью, судорожно проникал в непривычно-лакомую мускулистую плоть, разрывал податливые ткани и незащищённые вены, подкармливая своё возбуждение хлынувшей кровью!..
Ещё удар!.. Ещё!..
Нога — захмелевшая бедняжка — даже не смогла увернуться от ударов, отскочить в сторону, чтобы защитить себя от убийства. Она даже не нашла в себе сил для крика, чтоб позвать на помощь НЕВИДИМЫХ ПОМОЩНИКОВ. Смертельная боль и ядовито-сладкая тупая слабость за считанные секунды уничтожили её, кровь отхлынула от сердца. Нога шумно рухнула под стол мёртвым израненным поленом.
— Довела-таки до цугундера, милочка!! — Ослиные Уши уставились на труп Ноги, трезвея и торопливо обдумывая случившееся.
Содеянное зло ещё не становилось навязчивым мучительным кошмаром, но порождало грубый парадоксальный цинизм, с которым убийца жалеет не жертву, а себя самого.
— Сейчас быстро свалим к себе домой, а если нас начнут расспрашивать о преступлении, то мы скажем, что ничего не знаем и сами недоумеваем!..
Ослиные Уши встали в позу НЕДОУМЕВАЮЩЕГО ОСЛА:
— Нет-нет, граждане следователи, в этом вопросе мы вам не помощники. Мы тепло попрощались с Ногой и домой ушли, а что там дальше было — того ведать не ведаем… ищите, как говорится, ветра в поле!..
Ослиные Уши ни при каких обстоятельствах не желали ссориться с правосудием.
— А что, если мы и до дома добежать не успеем, как нас сцапают?.. И что тогда?
Ослиные Уши вспомнили, что даже в этом лесу существует строгое законодательство, применение которого к пойманным преступникам, ещё никем не отменялось. В случае совершения бесполезного убийства (что, собственно говоря, и содеяли взбешённые Ослиные Уши), законодательство не делает поблажек.
— Значит, нас ожидает скорый суд и казнь? — всполошились Ослиные Уши. — И каким способом нас решатся умертвить… электрическим стулом?? гильотиной??
— «Что висишь, качаясь, тонкая рябина-а?..» — не просыпаясь пропел я, следуя во сне по долгой обледенелой дороге. — «Головой склонилась до самого тына-а…»
Я весьма слабо подозревал о том, что такое «тын», и совсем не мог знать о совершённом жутком убийстве. Я слишком крепко спал, я видел во сне себя и любимый город, видел людей, занятых собой и каким-то важным государственным делом. Слишком занятых, чтоб обращать на меня внимание, чтоб хоть о чём-нибудь предупредить.
— А это, я доложу вам, мои милочки, всенепременно интересно!! — Ослиные Уши зацепились за гнусную мысль, вдруг возникшую в их мозгах, после чего присмотрелись ко мне внимательней. — Очень интересно и хитро!! Почему бы нам и не поступить именно так?..
Распознав в моём бестолково-тоскливом сонном бормотании утешительное знамение, Ослиные Уши наполнились приятным холодком ещё одного злодеяния.
— Кажется, мы придумали, как нам выкрутиться и не попасть в лапы правосудия. — хихикнули Ослиные Уши. — Кажется, нашей проворности нет предела, и очень хорошо, что поэтической совестливости мы не поддаёмся… насрать-то нам на совесть и мораль… А??
Ослиные Уши быстренько оглянулись по сторонам, дабы убедиться в том, что за ними точно никто не подглядывает.
— Немножко жалко, конечно, Филушку, ведь мы успели его полюбить, но — признаемся честно — всё-таки недолюбили, а в этом-то и заключается развязка злодеяния. — Ослиные Уши нагнулись к моей голове, словно желая услышать, что творится у меня внутри, но я лишь заботливо посопел. — Перед нами, в данную минуту, встаёт один вопрос: кого любить больше: себя или Филушку?.. Вопрос не из простых. С одной стороны, нас подталкивает к электрическому стулу навязчивый факт свершившегося убийства, а с другой стороны обнаруживается Филушка — случайно встреченный странник, который и жить-то, быть может, не хочет в бесконечном однообразии странничества, просто до сих пор ему никто этого детально не разъяснил — и на него можно свалить вину за преступление… Мы даже уверены, что эту вину нужно свалить на Филушку, поскольку его изгнание из рая наконец-то подходит к логическому разрешению, а мы получаемся тут ни в чём невиноватые, поскольку не мы всю эту историю затеяли изначально… Ни жизнь, ни смерть, ни мир или война — нами не выдуманы, мы тут ни при чём. Мы просто попали с Филушкой в одну ловушку. Но мы нашли выход из неё, а он — нет!!
Затем Ослиные Уши вложили окровавленный нож в мою ладонь, осторожно сжали пальцы на его рукоятке, и стремительно выбежали на улицу.
— Всё обрыдло!! Ох, как нам всё обрыдло!! — ворчали Ослиные Уши, скрываясь в пелене робкого рассвета.