Итак, передо мной стояла натуральная полутораметровая человеческая Нога!! Она не имела каких-либо глаз и ушей, напрочь отсутствовал рот, нос и всякие прочие дополнительные приростки. Обычная Нога — в максимальной своей физиологической и воодушевлённой реальности. Даже припахивала чем-то вкусным, вроде магазинного бараньего окорока.
— Что-то видок у вас слегка пристукнутый, любезный мой гость! — смешливо произнесла Нога, плавно покачиваясь. — Вас напугало что-то?
— Извините, прошу покорно, моё невольное изумление. — залепетал я выстиранной словесной серостью. — Я действительно немножко испугался, поскольку чрезвычайно странно видеть перед собой то, что видишь…
— Это меня, что ли, видеть странно?
— Да, но… — я задумался, как бы поприличней соврать о своей впечатлительности, чтоб не обидеть хозяйку. — Согласитесь, что в достаточной мере удивительно ваше бытие, столь ловко сотрудничающее с сознанием… вы такая большая… и такая разговорчивая!..
— Что правда — то правда. Я надеюсь, вы быстро привыкните ко мне, и не будете пугаться. Подумаешь — Нога!..
— Сколько раз я видел разных ног… Действительно, подумаешь… — неловко бормотал я.
— Вот вытирайте об половичок свои ноги и заходите в комнату. У меня не царские хоромы, но чувствовать себя можно достаточно уютно.
Я тщательно зашебаршил подошвами ботинок об ворсистый половичок.
— Вешайте пальто на гвоздик. — попросила Нога.
Я увидел мастерски искривлённый крепкий латунный гвоздь, на который и нацепил пальто.
— Очень рад с вами познакомиться… Пребываю в той стадии предвосхищения, когда само восхищение уже на носу.
— Ну да, ну да, на носу… — дружелюбно хихикнула Нога. — Я тоже рада с вами познакомиться. Как вас, кстати, звать по имени, да и по батюшке?
— Меня можно звать просто Филушкой, можно и без «батюшки» — это будет вполне гостеприимно. — я снова принялся вытирать подошвы об половичок и стеснялся сделать шаг в комнату. — Вас хотелось бы тоже звать без «батюшки», типа по-товарищески.
— Я только что собиралась предложить, чтоб вы обращались ко мне типа по-товарищески… Не люблю манерной вежливости. А зовут меня просто — Нога, без «батюшки»… Проходите же в комнату, оставьте этот дурацкий половичок в покое.
— Я, возможно, ещё недостаточно вытер ноги… вот теперь всё… как вам кажется?
— Я уверена, что вы замечательно вытерли ноги. Без стеснения заходите в дом.
— Хорошо… спасибо… сюда заходить?..
Внутри дома меня ожидало небольшое разочарование. Из комнатной обстановки ничего диковинного в глаза не бросалось, никакой вычурности или сказочного колорита я не приметил. Всё оказалось простым, бытовым и очень чистеньким, местами даже вылизанным. В маленькой узкой прихожей, у дверного проёма, висел обычный деревенский рукомойник с плаксивым обмылком, лимонящимся в собственной пене. Рядом висело широкое полосатое полотенце, возможно предназначенными исключительно для рукастых гостей, типа меня. Стены комнаты, радостно обклеенные откровенно-сиреневыми обоями, создавали мягкий уют и эстетику, характерную для пристанища немолодого сельского интеллигента. Люстра, бесхитростно подделанная под хрусталь и оснащённая электрической лампочкой, светила с аккуратной яркостью. Пышная русская печь привлекала гладкой молочной белизной. В одном из углов я обнаружил пару вычищенных до блеска стареньких кирзовых сапог и ящик с песком — в обычных домах предназначенный для кошек, но в этом доме я никакой кошки не заметил. Приветливо щурились на меня книжные этажерки, пузатый буфет, холодильник, несколько полок для хранения посудочно-кухонной утвари и малочисленных, но резонных пустяков. Диван-кушетка шоколадного цвета заманивал умной дремотой. Крепкий дубовый стол вытянутым резанным овалом красовался посреди комнаты. В доме не было ничего магического или просто необыкновенного, что приятно настораживало бы и интриговало.
— Вы одни проживать изволите? — вкрадчиво спросил я у Ноги. — Семья, дети?..
— Это у меня-то дети?.. — фыркнула Нога. — Шутить изволите. Нет, я одна живу.
— И за печкой никто не прячется? Вдруг так?
— За печкой?? — Нога подскочила к печке, едва отталкиваясь от дощатого пола, и шутливо попинала по ней. — Здесь никого нет и быть не может, поверьте на слово. Да я бы сама со страху с катушек слетела, кабы у меня за печкой кто-то жил. Верите ли, всех этих привидений и домовых я ужасно боюсь.
— Верю, несомненно верю! — я активно закивал головой. — Я просто так про печку спросил, потому что привык спрашивать о чём-нибудь, что первое в голову придёт. Ну, вроде такой шутливой любезности.
— Спрашивайте о чём угодно, тем более, если вам не безразлично: прячется у меня кто-нибудь за печкой или не прячется?.. Мало ли зачем вам необходимо про это знать, я не допытываюсь.
— Нет, это не необходимость, это просто пустяки! — я постучал костяшками пальцев по печке. — Меня вполне устраивает ваше заверение, что за печкой никого нет. Да и не надо никого прятать за печку — что ж в этом может быть хорошего?.. Замучаешься пыль глотать.
— Да ну вас, с вашими печками. — буркнула Нога. — Живу я в домике одна, не замужем, деток отродясь не имела. Когда-то мы здесь жили вдвоём — Правая Нога и Левая Нога — но Левая Нога однажды захворала и не смогла выздороветь. Очень скоро усохла, зачахла и померла. Мы всем лесом похоронили её по-человечески, всё слава Богу. Через год памятник на могилку справили — этакая гранитная штуковина в полный рост. Возможно, завтра мы с вами и прогуляемся по нашему кладбищу — там много чего интересного лежит.
— Неужели целое кладбище? Здесь, в лесу?..
— Ну а где же народ хоронить, если не на кладбище?
— Народ… — задумчиво произнёс я.
— Вот с тех пор я живу одна, а когда ко мне приходят гости, то никто не додумывается прятаться за печку. Даже если гостей приходит так много, что тянет кого-нибудь прогнать или за печку спрятать, то делать этого не нужно. За столом можно всегда всех уместить. В тесноте, да не в обиде.
— Определённо, лучше сажать гостей за стол. Чтоб не обижались. А к вам часто приходят гости?
— Да почти всегда.
— И эти гости, простите, тоже всякие-разные Ноги?
— Что вы!! Я же говорила, что в живых осталась только одна Нога — это я, Правая. А приходят ко мне гости из лесу, которых я позову. Впрочем, некоторые и сами приходят. Без приглашения.
— Как я, например. — поспешил напомнить я. — Я ведь сам к вам пришёл, неожиданно.
— Да уж, действительно, такой вот гость, который сам по себе приходит, это нечастый гость… признаться, совсем неожиданный… Те, другие гости — которых я позову — они всегда ожидаемые, хотя тоже со своими сюрпризами. Допустим, ждёшь их вчера или три дня назад, а они не приходят, не звонят, но вдруг заявляются где-нибудь через неделю и с таким видом, как будто так мне и надо. Конечно, приучаешь себя дожидаться всякого гостя во всякое удобное ему время, если для него это настолько важно. Я не капризна, в этом смысле.
— Я восхищён вашим редкостным гостеприимством.
— Спасибо, что есть — то есть… Конечно, я могу рассердиться на кого-то или маленько осерчать. Не редки ситуации, когда ко мне приходит в гости какая-нибудь Образина и начинает корчить из себя цацу — это ей не так и то ей не этак!.. Конечно, хочется сказать: раз тебе здесь не так и не этак, значит, иди-гуляй, Вася, дальше, жуй траку да проси добавку!.. Или какая-нибудь рыба с набитым пузом придёт и говорит: «У меня, — говорит. — сегодня минутки лишней на отдых не осталось, я с ног сбилась, потому не могла прийти к вам в гости пораньше — тогда, когда вы меня дожидались. Но если обещала зайти, то все дела бросила и зашла. Ну, рассказывайте, как вы тут поживаете?.. Всё ничего?.. Ну, тогда спасибо — до свиданья!..» Немного на хамство похоже, как вы думаете?..
— Вот не знаю… А пузатая она отчего? — с недоумением спросил я.
— Рыба-то?.. Угораздило по жизни, вот она и пузатая.
— Нет, что угораздило — это я понял. Но мне интересно узнать: у ней пузо во временном, так сказать, наличии, в связи с зарождением состояния пикантности, или пузо навсегда такое?.. снабжающее деликатесом?..
— Каким ещё деликатесом?? Нет, увольте, я таких тонкостей не знаю.
— Да что ж тут тонкого… от икорки не один нормальный человек не откажется…
— Ах вот оно что!! Вы про икру!! — поняла мою гастрономическую направленность Нога. — Я не сообразила сразу. Действительно, у рыбы икра должна быть, хотя бы в период нереста… надо бы порасспросить её в следующий раз про это дело… А вот интересно, Филушка, узнать про ваше гостеприимство. Полагаю, что не всегда вы плутаете по лесу голодным. Живёте где-нибудь и дома. Вот насколько вы своих гостей цените и доверяете?..
— Да доверяю ли?.. тонкая материя, и не хочется в этом признаться, а тонкая… — почему-то мне совсем не хотелось рассказывать о себе, выдавать что-то личное, но общение с Ногой невольно затягивало и дурачило. — Я привык за годы войны к аккуратному одиночеству, и не ропщу, и сам не набиваюсь в приятели, если этого, конечно, не требуется по каким-то низменным причинам, чтоб напиться водки нахаляву, например…
— Водки никогда не помешает выпить. Если за компанию.
— Да, разумеется, за компанию… чтоб слегка нервишки подлечить, поболтать с приятелями о разном…
— Всё о политике, поди, толкуете?.. Всё властям не доверяете?..
— Почему не доверяем?.. Нет, иногда и доверяем. Да не только о политике разговоры ведём. Можно про футбол. О женщинах иногда можно наговорится вдоволь.
— О каких женщинах?..
— Да о разных… — кто-то, например, женат, а кто-то, как я, просто поддерживает с кем-то близкие отношения… — я задумчиво прикусываю губу и невольно улетаю мысленно к себе домой, на застолье, в компанию из сослуживцев, состоящую из мужчин грубоватых, непрошибаемых и повидавших на своём веку.
«…Молод ты ещё, Филушка, чтоб попрекать нас отсутствием деликатности по отношению к женщинам…Ты и повоевать пока не успел, и бабу ещё не потискал вдоволь… нет, тех, которых ты чпокаешь, я и бабами не назову… разве это бабы?.. посикухи малолетние!.. Танюха у тебя — девка красивая, я бы вдул — но до русской бабы ей далековато… вот послушай, что тебе старшие товарищи про всяких дамочек расскажут!..» — «Прихожу я с работы домой, целый день торчал на ногах без продыху, а на кухне суп не разогретый… говорю: Люда, блин! я с работы пришёл и целый день на ногах, могла бы суп разогреть для любимого супруга!.. а она мне: с-счас!.. ты понимаешь, Паша?.. именно в такой оппортунистической формулировке и говорит: с-счас!.. Паша, вот если ты мне друг, то должен понимать, чем это разъясняется в досужем исполнении: с-счас?.. быть может, это вотум недоверия — ты мне объясни, а я ей, стерве, безраздельно покорюсь и буду завсегда самостоятельно супы разогревать — мне ведь это в принципе не трудно!.. Паша?.. куда ты опять делся?.. дрыхнешь опять?.. ну, дрыхни, дрыхни…» — «А я в своей Натусеньке души не чаю, всё у нас мирком да ладком… если какой гость придёт в дом, так Натусенька всю еду из холодильника на стол вытащит, огурчиков нарежет и музыку погромче сделает, а сама в магазин сбегает: одну ещё брать, дескать, или две?.. спросит больше для формализма бабьего, ведь сама прекрасно понимает, что меньше двух брать нет смысла, чего зря бегать… а скоро и за третьей поспешит в круглосуточный ларёк, а с утреца всю посуду перемоет, полы подметёт… нет, я в своей Натусеньке души не чаю, всё у нас мирком да ладком!.. прибью суку, если только попробует рыпнуться!..» — «А я ей говорю: скажи спасибо своей матери, что я тебе не муж, и что мы с тобой просто так живём, по обоюдному интересу и душевному согласию!.. говорю: скажи спасибо, что твоей матери не велено на глаза попадаться моей матери — иначе бы им обоим худо пришлось!.. а она говорит мне — слушай-ка! — говорит вслух: кобель, говорит, ненасытный!.. весь оплешивел, а девкам проходу не даёшь!.. озорник этакий!.. а в подарок от тебя и сраного колечка не дождёшься!.. я, Виктор Степаныч, про плешь спорить не буду, конкретно скоропалительные ярлыки и сам ставить умею не хуже некоторых прочих — вы-то должны мои умения помнить, Виктор Степаныч — но вот её разговоров про колечко я что-то не пойму… в стране война идёт который год, в стране разруха и экономическая нестабильность… денег на всё про всё не хватает, какие уж тут подарки… понимаю, что мы сами во всём виноваты, сами выбрали себе этакое чудо в президенты, что ж теперь делать… все видят, какой он человек — святая душа на костылях…. так разве это повод для дурной бабы с меня колечки требовать?.. а?.. Виктор Степаныч?..» — «Не, у меня с Маринкой всё ништяк, всё чики-пики. Я ей: Марина! ла-ла-ла!.. А Марина уже голенькой прохаживается и жопой виляет, Марина песенки поёт!.. всё у нас чики-пики, пацаны, трах-тибидох!.. я ей так говорю: Марина, ты чо? ты не врубаешься?.. а Марина уже пьянееееецкая, ковёр заблевала… лежит, жопой виляет… я ей говорю: чего ты так нажралась, Марина? ещё по стопочке будешь?.. а она: ну-ка нафик, ты чо совсем штоли!.. а я за волосы её хватаю, деру во всю, а она орёт, а соседи сверху к нам спускаются, в дверь стучат: милицию, дескать, вызовем, прекратите свои безобразия немедленно!.. я им говорю: заткнитесь, падлы! ща по сопаткам настучу!.. а Марине говорю: поняла тяжесть ситуации?.. она говорит: я поняла!.. и чики-пики, трах-тибидох, ла-ла-ла!.. такая у нас замечательная любовь с Маринкой, мужики!..» — «А моя, наоборот, меня постоянно бьёт. И стыдно сказать, да вы все хорошие друзья и коллеги, думаю, поймёте… бьёт сука, пользуется тем, что ответить не могу, что у меня рука на женщину не поднимается… прямо в глаз бьёт с размаха… я, когда с фингалом на работу прихожу, говорю, что с лестницы упал… хорошо, что вы мне верите, только посмеиваетесь, типа удивительно, что я часто падаю… так на самом деле я не падаю, а Леночка мне в глаз херачит!..» — «Не плачьте, уважаемый коллега, обойдётся как-нибудь!» — «Нет, теперь я горьким опытом научен и понимаю, откуда в ней это направление берётся: это у ней женская эпилепсия такая, интенсификация женского неудовлетворения… вы понимаете, что это такое — женская эпилепсия?.. это произвол в самовозвращении отнятой девственности, это попытка достичь оргазма при помощи унижения других людей… что-то просто жуткое… я не могу так дальше жить… вы меня понимаете, коллеги?.. я срочно нуждаюсь в корректуре… помогите мне!.. познакомьте меня с девушкой из логистического центра, она недавно к нам на работу поступила… как её?.. Настенька?.. вот с Настенькой меня и познакомьте, я ещё и в юности был до Настенек падок!..»
Я встряхнул головой, прогоняя назойливый разговорный сумбур.
— Любезная хозяйка!.. — попросил я. — Вы лучше про своих гостей расскажите. Право слово, я ожидаю от них потрясающих необыкновенностей. Чуть ли не эластичной человеческой гениальности. Рыбы пузатые, всякое такое — мне ведь вряд ли и снилось нечто подобное. Разговаривающие Ноги и в самых ярких мечтаниях не заявлялись.
— Чуть попозже вы сами увидите моих гостей. Некоторые обещали сегодня заглянуть.
— Жду. С нетерпением жду. Надеюсь, будет не скучно.
— Нам всегда не скучно по-своему, а как вам всё это понравится — посмотрим. Знаете, в наших краях как-то проще жизнь протекает, война нас почти не коснулась.
— Я понимаю, что не коснулась… Но вы ведь следите за новостями?.. Тот факт, что мы десять лет воюем с Абракадабром, накладывает свой отпечаток и на вашу лесную жизнь?
— Ещё бы не накладывать!! Мы стараемся и газеты читать, и радио слушать. Очень все переживаем за вас. Молимся за победу.
— Надо же… молитесь…
— Честное слово, молимся, как умеем… Да вы сами всех расспросите на эту тему, даже можете не стесняться… народ у нас откровенный… не люди, конечно, но мыслят достаточно толково…
— Я и не думал, что вы можете быть глупы… — для убедительности я продемонстрировал рукой нечто умопомрачительное. — Если только больше в абстрактной сфере изволите мыслить.
— Так ведь и человек сначала научился изъясняться всеми понятными звуками и словами, а затем стал превращать их в абстракции, абсурд. Не так ли?
— Очень даже так.
— А сейчас, мне думается, нам можно сесть за стол и немного подзакусить. Попить чаю. Я ведь помню, что вы голодны. Не будем никого ждать, а соберёмся попить чаю.
— Ах, чаю попить! — обрадовался я. — Конечно же, я от чая не откажусь, уважаемая Нога. Голод весьма назойливо даёт о себе знать. Но разве у вас можно запросто попить чаю?
— Непременно можно. — заверила Нога. — Можно и чаю попить и подзакусить.
— Неужели и подзакусить можно? — умилился я. — Очаровательно вы тут устроились, как я посмотрю!..
— Так давайте же?..
— Давайте, давайте!..