Нога интригующе помолчала, пробуя оценить, насколько я готов увидать ещё что-нибудь необыкновенное, и торжественно-пришаркивающим шёпотом сообщила:
— Я не обманывала вас, Филушка, когда заверяла, что живу в доме не одна. Но я всё-таки не совсем одна.
— А с кем? — я быстро осмотрелся по углам.
— Я владею некой сущностью, послушной только мне, но водящейся вне меня. Она всегда со мной рядом.
— Даже сейчас? — навострил я уши.
— Разумеется. Если всегда, то сейчас тем более.
— Подозреваю, что вы говорите про нечто магическое. Связанное со сферами умунепостижимого. Не так ли?..
— Думаю, вам будет понятней, если вы оцените это явление, как нечто магическое. Для меня же это просто НЕВИДИМЫЕ ПОМОЩНИКИ.
— То есть, это сущность — как бы одна, но её много?.. — я ещё раз пробежался глазами по углам комнаты. — Это, вообще, не вредно?..
— Это очень полезно. По крайней мере, для меня. Если я что-то не могу сделать сама — а я очень многое не способна сделать сама — мне помогают НЕВИДИМЫЕ ПОМОЩНИКИ!.. Это что-то исключительно личное, дарованное мне матушкой-природой.
— Благосклонность матушки-природы у меня всегда вызывала восхищение. — медленно проговорил я. — Час от часу не легче… у меня даже мурашки по коже… Они совершенно НЕВИДИМЫЕ ПОМОЩНИКИ или хотя бы мельтешение от них видно?
— Абсолютно ничего не видно! Если только чувствуется лёгкое дуновение.
— Да, я понимаю дуновение, очень хорошо понимаю… Но если ваши помощники совершенно невидимы, то по каким причинам это с ними приключилось?.. Изъян-то уж больно заметен: невидимость!!
— Не знаю, мне не приходило в голову расспрашивать у них об этом. — замялась Нога. — Я вообще с ними никогда ни о чём не разговариваю напрямую. Только приказы отдаю. Иногда и не вслух. Очень многое они сами прекрасно понимают. Эта сущность несомненно принадлежит мне на грани чего-то духовного.
— Значит, если вы им прикажите, чтоб они на стол накрыли и организовали чаепитие, то они незамедлительно всё исполнят?
— Вы сейчас сами увидите, Филушка, как они живо с этим справятся. — Нога негромко притопнула по полу. — Эй вы, НЕВИДИМЫЕ ПОМОЩНИКИ!.. Приказываю вам подать ужин с чаепитием!! Да поторопитесь.
— Эгей-гей!! — я заинтересованно напрягся и прищёлкнул пальцами.
Мгновенно тарелки с подносами, кружками и блюдцами заелозили на своих полочках, зазвенели, загоношились — и птичьей стаей сорвались со насиженных мест, немножко покружились под потолком и с педантичной аккуратностью разместились на столе. А за ними вилки с ложками — задорные, звонко-серебристые — самолётиками-истребителями вылетели из ящиков буфета и благоговейно на столе разложились, как в приличных домах полагается, где всяких приверед по светскому уставу без конца ублажают: вилка справа, ножик слева!.. Приятного аппетита!!
А чайник вдруг пузато покачнулся, обожаемую прискорбность взашей выгнал и чеканным военным шагом отправился в горнило печи, на подогрев. Строго на соседку-кастрюльку посмотрел, зыркнул потускневшей лакировкой: гражданского, дескать, положения девица на этот раз попалась, а значит ей за счастье будет с чайником-подполковником рядышком посидеть, лясы поточить… гран-мерси, мадам!.. Из кастрюльки очень скоро и жарко запахло варёной курицей.
А пара ловких ножей порезали хлебушек на кусочки, наслаждаясь до уморы работящей проворностью; подмигнули друг другу — знай, мол, наших! — и нарезанные кусочки на блюдо художественно разложили, заманчивую фигурность скомпоновали!.. Тут и маслёнка из холодильника вынырнула, на стол плюхнулась, вежливым сливочным холодком закочевряжилась.
Вскоре чайник поспел и разлил по кружкам соблазнительно душистый чай из трав. Курица выпрыгнула из кастрюли на тарелку, разделилась на маленькие кусочки и покрылась быстрым соблазнительным дымком.
— Пожалуйста, не стесняйтесь облизываться, ведь я тоже облизываюсь на свой лад. — заверила меня Нога. — Сама грешна, когда дело вкусного ужина касается. А пахнет очень вкусно, согласитесь?..
И будто бы натуральным образом облизнулась.
— Очень правильно, что мы испытываем доверие друг к другу. — поспешил я облизнуться. — Не стесняемся смешных нечаянностей, сидим и облизываемся.
— Ваши слова исключительно справедливы, Филушка. Если вкусная еда на столе томится, то почему бы нам не пооблизываться?.. От нас ведь не убудет?
— Да, для меня здесь нет вопроса: я счастлив, что могу сколько угодно облизываться и ни перед кем не оправдываться!..
Я ещё раз облизнулся, правда уже с какой-то нарочитой дуростью.
— Облизухи, облизухи! словно дети малые!! — выскочил из дыры в потолке шустрый Накося-Выкуси, крикнул обзывалку и быстренько смылся, чтоб мы в нём не успели разобраться.
— Да здравствуют облизания перед ужином! ура, дорогие товарищи! — захохотал я и облизнулся.
— Ура!! — захохотала в мою поддержку Нога. — Спасибо моим НЕВИДИМЫМ ПОМОЩНИКАМ!!
Слов нет до чего хорошо стало у меня на душе. И вот от этого простодушного облизывания, от милых детских шалостей, которыми попытался скучно опошлить ужин Накося-Выкуси, от всего застольного, домашнего и съедобного повеяло исключительной добротой и заботой. Дом обволокло кокетливым восторженно-туповатым счастьем. Сперва робко и как бы осматриваясь — не подстерегает ли враг внезапного подарка? уж конечно не хочется попасть врагу на зубок! — а затем этак чудно и независимо, будто одолжение нам делало, вышло счастье на прогулку по дому: руки в брюки, хвост торчком!.. Я незамедлительно сыграл на губах праздничный туш, чайник с достоинством изобразил генералитет, Нога заботливо демонстрировала лёгкое недоразумение геномодификации, а счастье уж совсем разошлось не на шутку, распоясалось, сверкнуло холёными бёдрами и повалило соблазнами на всякого, на кого глаз свой положит!.. утешалось полнотой мира и согласия!..
— Прошу к столу, приступим к ужину. — наконец сказала Нога. — С долгожданным счастьем нужно обращаться обоюдно: и оно ест вас, и вы едите его!..