— Отец?
Астерия радостно подскочила из-за стола, стоило Лериону войти в комнату. Девочка не бросилась в объятия, хотя по ней было заметно, что ей хотелось. Но, вспомнив о приличиях, она изобразила придворный поклон, который смотрелся достаточно забавно в её достаточно простом домашнем платье. Однако Лерион нахмурился не из-за этого, а от того, что в исполнении старшей близняшки поклон был гораздо более небрежен и неуклюж, чем в исполнении Мии. И это ещё сильнее убедило мужчину в том, что его решение правильно.
— Я тоже соскучился, дочь, — король нежно улыбнулся.
Он прошёл вглубь комнаты и остановился у окна, задумчиво разглядывая достаточно унылый пейзаж за окном.
— Может, стоит распорядится, чтобы тебе принесли больше книг? Или ещё игрушек?
— Эм, — Астерия в растерянности посмотрела на отца. — Нет, спасибо, пап, не надо.
Мужчина удивлённо обернулся на дочь, в голосе которой не слышалось энтузиазма, а лицо моментально поскучнело.
— Отец, если ты хотел меня отчитать за то, что учитель недоволен моими знаниями истории, это ещё не значит, что надо загружать меня книжками! И на письменности я вовсе не отвлеклась на игрушки, а просто закончила слишком быстро и…
— Учителя недовольны? — настала очередь Лериона хмурится.
Девочка обиженно насупилась и явно успела пожалеть о том, что вообще начала оправдываться.
Мужчина вздохнул и потёр лоб, разглядывая насторожённую дочь и поневоле вспоминая её сестру. Гораздо более собранную, более серьёзную и более почтительную.
— Я пришёл не за этим.
Ещё раз вздохнув, король покачал головой, откладывая пока обсуждения уроков и сознательности Астер, и достал из кармана холщовый мешочек, из которого бережно вытряхнул на ладонь два тонких колечка-серёжки.
— Серьги? — Астерия посмотрела на украшения с подозрением и подняла на отца настороженный взгляд. — У меня же уши не проколоты.
— Значит проколешь, — Лерион мягко улыбнулся. — Тем более, это не простые серьги — это защитный артефакт, который защитит тебя от множества неприятностей.
— Значит я смогу теперь чаще бывать во дворце? — Астер подняла на отца сияющий радостью взгляд.
— Нет!
Король нахмурился и, когда девочка обиженно заморгала, словно забираясь заплакать, негромко вздохнул и попытался смягчить свой отказ объяснением.
— Сегодня умерла Симона. Поэтому какое-то время нам следует быть осмотрительнее.
— Но она же старая была?!
— Дочь, — Лерион укоризненно поджал губы. — Симона была всего на пару лет старше твоей матери. И до тех пор, пока мы не выясним, от чего она умерла, я не собираюсь подвергать опасности тебя.
— Это всё из-за Мии, наверняка, — пробурчала Астер, насупившись. — Нечего было секреты разбалтывать!
— Астерия! — мужчина подвысил голос, по-прежнему глядя на дочь с укоризной. — Ты сейчас говоришь ерунду!
— А что Астерия? Что — Астерия?! Корнелии же она разболтала! Вот и…
— Корнелии рассказал я! — Лерион придавил дочь тяжёлым взглядом. — А ты сейчас ведёшь себя как избалованный ребёнок. Я не узнаю тебя, Астер.
— Зато Мию узнаёшь! — Астерия вскинула голову и обиженно поджала дрожащие губы. — Она теперь любимая дочь, да?!
— Глупость. Люблю я вас одинаково. Однако такие серьги я подарил лишь тебе. И хватит об этом. И перестань делать из сестры врага. Она по-прежнему твоя сестра!
— Но…
— Хватит! Не разочаровывай меня, дочь.
Астерия ещё сильнее сжала дрожащие губы и быстро моргнула несколько раз, пряча подкатывающие слёзы обиды.
Это всё было до жути неправильно. И хоть разумом Лерион понимал, что он прав, сердце сжалось при виде плаксивого выражения лица дочери. Поэтому серьги он ей одел молча. Так же и сама девочка лишь шумно всхлипнула от короткой боли, но промолчала.
Не удержавшись, Лерион коротко обнял дочь, прежде чем уйти.
Астер же даже не двинулась. Так и осталась стоять посреди комнаты, до боли сжимая губы, и даже не обернувшись, чтобы сказать отцу банальное «пока».
А король коротко вздохнул, закрывая за собой дверь. Несмотря на то, что он всё сделал правильно, на сердце было тяжело от ощущения, что где-то он напортачил.
Пробуждение было рывком — я словно выпала из сна, резко открыв глаза, и совершенно не понимая, где я вообще нахожусь.
В комнате было темно и тихо, хотя на небе за окном ещё виднелась тонкая полоска розового. Догорающий закат?
И хотя часов в этой комнате не было, не было и никаких сомнений, что я проспала ужин. И никто не зашёл. Не разбудил… Да и не искали меня, скорее всего.
Я грустно улыбнулась, разглаживая смятую бумагу письма с парой едва заметных клякс — видимо слёзы упали. Хорошо, что с краю, и размыли лишь первую строчку, где упоминалось моё имя. Может и к лучшему — так я смогу сохранить письмо, не боясь, что оно попадётся кому-то не тому, и мой секрет окажется раскрыт.
Судорожно выдохнув и шмыгнув носом, я вновь погладила шершавую бумагу, ощущая внутренний трепет.
Несмотря на то, что несколько часов назад я уже читала его, сейчас я могла вспомнить лишь пару фраз. Но, видимо, то, что я поплакала и уснула, как-то помогло примириться — сейчас руки не дрожали, а к глазах не подступала мутная пелена слёз.
«Девочка моя. Моя дорогая Мия…»
Против воли я шмыгнула носом и задержала дыхание, заставляя себя успокоиться, прежде чем читать дальше.
«Прости меня, сосредоточившись на твоем обучении я перестала уделять тебе внимание, как няня. Я лишила тебя детства, пытаясь научить тебя всему, что знаю. Помочь тебе стать сильной. Защитить тебя от глупости отца и нападок всех остальных. Вместо того чтобы заменить тебе мать и отца, я старалась научить тебя обходиться без них.
Я многого не успела тебе рассказать. Не об уроках, но о жизни. Я должна была рассказать тебе о матери, о Богине, о себе. Мне следовало учить тебя житейским мудростям, объяснять что есть дружба, любовь, доверие. И хоть я успела передать тебе очень мало своих знаний, но я постаралась сделать все, чтобы ты смогла учиться и без моей помощи.
Статуя Арион, что в башне Оракула, содержит в себе искру силы. Позови, и Богиня поможет тебе, своей последовательнице.
Прости меня, моя девочка. Я знаю, что скоро придёт моё время. Я подвела тебя, я была слишком неосторожна и упустила момент, когда могла всё изменить. Прости, что покидаю тебя. Прости, что и я покидаю тебя.
Прости и не тревожься обо мне. Если Арион будет милостива, когда-нибудь мы свидимся снова.
Будь сильной и береги себя, моя принцесса».
Читать было странно: всё письмо было пропитано щемящей нежностью. От неё сжималось сердце, но совершенно не хотелось плакать. Последние же строчки отозвались внутри отчаянной надеждой, что мы в самом деле ещё встретимся. И, будь милостива, Арион, чтобы эта встреча принесла нам радость узнавания, а не холод отчуждения.
Порывисто вздохнув, я прижала к себе письмо. На краткий миг прикрыла глаза, жадно вдыхая травянистый запах лекарств — именно им чаще всего пахло от Симоны, и им же была буквально пропитана бумага. И поднялась с постели.
Как бы мне хотелось остаться здесь подольше. Полежать на кровати, подумать о приятном… Представить, что всё это сон, дурацкий розыгрыш, что угодно, но не реальность, и позволить себе хотя бы ненадолго вернуться в прошлое. Хотя бы во вчерашний день, где Симона была жива, бодра и весела.
А ведь письмо она наверняка писала именно вчера. Поздней ночью, при свете одинокой свечи.
Невольно я шмыгнула носом: представленная картина выглядела слишком печальной. И в тоже время на сердце стало теплее. Ведь если Сима знала, или предполагала, что скоро умрёт, она наверняка могла покинуть дворец. И то, что она этого не сделала, отзывалось в груди щемящей тоской непонимания. Но наверняка у неё были важные причины поступить так, как она поступила.
Надеюсь, когда-нибудь я всё уже узнаю… Не узнаю, но пойму, что толкнуло её на это.
Шумно выдохнув, полная решимости доказать няне, что я смогу справиться и сама, как она того и хотела, я встала с постели. Я не могла позволить себе предаваться унынию и трауру и дальше.
Я не забуду про няню. И ни в коем случае не позволю порочить её память. И даже постараюсь уговорить отца устроить похороны как подобает. А поплакать я всегда успею позже. Так же как и представить, что всего этого не было. В любой момент — но только не сейчас.
Расправив успевшее немного помяться платье, я в нерешительности оглянулась на шкатулку. Вряд ли Симона оставила её здесь специально, чтобы заметила я. Однако, совершенно точно, она бы не хотела, чтобы шкатулку нашёл кто-нибудь посторонний.
Посомневавшись пару мгновений, я забрала её с собой, перед тем как покинуть комнатку. Безусловно, позже я ещё вернусь сюда — ведь какие-то личные вещи, запасы трав и зелий Сима наверняка хранила здесь. И пусть служанки вряд ли сунуться сюда без спроса, всё же мне будет спокойнее, если шкатулка в это время полежит в моей комнате.
Я вышла в гостиную и остановилась, так и не закрыв дверь в комнату Симоны, внезапно осознав, что я немного ошиблась в своих подсчётах прошедшего времени.
По пробуждению я решила, что за окном догорает закат, а после — увлёкшись чтением и размышлениями, — не обратила внимание на происходящее за окном… Однако моя гостиная была залита рассветным солнцем. По-весеннему нежным и ласковым, несмотря на февраль.
Да и часы на полке лишь подтверждали то, что сейчас утро, а не поздний вечер.
Нельзя сказать, что это в самом деле шокировало меня. После смерти Симоны факт того, что я проспала почти полдня, казался мелочью. А ещё, по-видимому, меня даже не искали и не заходили проведать, потому что в комнатах не изменилось ровным счётом ничего.
По-человечески я малодушно порадовалась тому, что мои минуты слабости остались лишь при мне. Но как принцессу, меня возмутил этот факт — до этого дня я была убеждена, что слуги во дворце сами так хорошо знают свои обязанности… Да оборотень лысый, с обязанностями этими, но по-человечески зайти ко мне, принести тот же ужин, уточнить, что всё в порядке…
Я вздохнула, бережно положив шкатулку Симоны в тумбочку возле своей кровати, и протёрла мозаичную крышку. Письмо, чуть подумав, положила рядом. Не уверена, что смогу набраться храбрости и прочитать его ещё раз, но… Это память — и я хочу её сохранить.
С силой растерев лицо, я выпрямилась. Закрыв тумбочку, я словно закрыла чувства. Нет, не так — «закрыла чувства» звучит слишком пафосно, слишком книжно. Тем не менее, тоска по Симоне отступила, после того как я закрыла её шкатулку и письмо в тумбочке.
Как принцесса я могла бы сейчас вызвать служанку, и отчитать её за то, что она не пришла вчера… Точнее, как принцесса и наследница я должна была так поступить. Это — моя обязанность, в каком-то смысле. Но мне совершенно не хотелось. И благодарность за то, что меня не потревожили все эти часы, была сильнее, чем чувства долга тщательно воспитываемые во мне последние года четыре.
К тому же, до завтрака ещё достаточно времени, чтобы я успела привести себя в порядок самостоятельно.
Служанка вошла в комнату, когда я расчёсывала волосы стоя у окна в гостиной.
— Ваше Высочество! — в голосе девушки звучал неприкрытый страх, а тарелки на подносе опасно звякнули. — Д-доброе утро, Ваше Высочество, — девушка поспешно склонилась в поклоне.
— Утро, — я задумчиво кивнула.
— В-вы вчера не сказали, что хотите меня видеть, и…
— Помолчи, пожалуйста.
Служанка замолчала сразу же, хотя мой тон был спокойным и тихим. А я незаметно вздохнула. Всё же этой девушке — Малике, кажется, — далеко до Симоны. Впрочем, это не показатель — я слишком привыкла к своей умеющей-абсолютно-всё нянюшке. А вполне может быть, что Малика не плохая, а просто обычная, такая же, как и большая часть служанок во дворце.
— Малика?
— Да, Ваше Сиятельство? — служанка встрепенулась, напомнив этим преданного пса.
— Ваше Высочество, — сварливо поправила я, и девушка испуганно ойкнула, зажав рот руками и глядя на меня широко распахнутыми глазами.
В такие моменты впору подумать, что я какой-то зверь, который кидается на всех, кто мне не по нраву. Или, может, я в самом деле выгляжу более требовательной, чем та же Лона? А Лонесия, как мне рассказывал брат, та ещё баловница и любит хорошенько покапризничать со слугами. Будто это она наследница, а мы так, лишь милостью её оставлены во дворце.
Я покачала головой, одёргивая саму себя. Не стоит так про сестру — она всё же часть моей семьи. А то, что я отношусь к ней предвзято, не её вина, а лишь моя проблема. О которой, тем не менее, лучше не распространяться.
— Малика, — я наконец вспомнила, что так и не озвучила служанке, что мне от неё надо. — Помоги застегнуть платье и собрать волосы в косу.
— Да, Ваше Высочество!
Девушка осторожно, даже опасливо, подняла платье и поднесла его мне, помогая одеться. Разумеется, я могла справиться и сама. И быстрее бы вышло. Но… Я ведь принцесса, а значит и вести себя должна соответственно. Даже со слугами… Или, особенно со слугами?
— Доброе утро, племянница.
Тётя Шонель вплыла в мою комнату после короткого стука, но прежде, чем я успела озвучить разрешение войти. Служанка, нервно дёрнув застёжку на платье, поспешно склонила голову. Невозмутимо поправив платье, я плавно развернулась к тёте и изобразила положенный поклон.
— Утра, тётя.
Симона бы мной гордилась! В моём голосе не было ни единого намёка на то, что мне что-то не нравится и что я хочу выставить кого-то в коричневом балахоне, неумело притворяющимся платьем, из своей комнаты.
Шонель удивлённо подняла брови, подходя чуть ближе, но не спеша озвучивать цели своего визита. В задумчивости она осматривалась по сторонам — словно впервые видит всё это.
— Вы что-то хотели, леди Шонель?
— Ну-ну, зачем же так официально, милая? — она мягко улыбнулась мне. — Ты можешь и дальше называть меня просто тётей. Или тётей Шоной.
Я медленно кивнула, соглашаясь. И оглянулась на несчастную служанку, которой никто не позволил разогнуться, и она по-прежнему стояла в неудобной позе, ожидая царственной милости от меня, или от Шонель.
— Малика, накрой на стол. Тётя, вы составите мне компанию за завтраком?
Предложение по сути, но я постаралась добавить в голос ноту иронии. Потому что не сомневалась, что тётя не горит желанием делить со мной трапезу лишний раз.
— Не в этот раз, дорогая, — улыбка женщины приобрела покровительственные нотки. — Я лишь зашла проведать тебя — мне сказали, ты отказалась от ужина.
— Досадное недоразумение, — я постаралась сохранить невозмутимость.
— О, я понимаю, милая. Можешь не оправдываться. Когда умерла моя нянюшка я рыдала две ночи напролёт.
Я шумно вдохнула через нос, опуская голову, чтобы скрыть растерянность. Подобные откровения — не то, чего бы я хотела от тёти. Да и в целом, весь этот разговор…
— Может, я могу тебе как-то помочь? Пережить боль утраты, — сочувствие звучало фальшиво и совершенно не сочеталось с пристальным взглядом тёти.
— Если вам не трудно, тётя…
— Всё что захочешь, моя милая.
— Я бы хотела, чтобы с сегодняшнего дня Малика стала моей личной служанкой.
Девушка, услышав мою просьбу, чудом не уронила ложки, которые старалась красиво разложить вокруг тарелок.
— Она и так твоя служанка. Но, если ты просишь, — она сделала упор на последнем слов. — Конечно, я поговорю с твоим отцом. И не стесняйся, если тебе понадобиться что-то ещё. Я с радостью окажу тебе любую посильную помощь.
— Я… Учту.
Предложение тёти выбило меня из колеи и ответ получился слишком формальным. Но тётю, кажется, это наоборот даже порадовало.
— В таком случае, не буду мешать. Приятного завтрака, дорогая.
Тётя Шонель изящно склонила голову и буквально выплыла из моих покоев.
Я перевела взгляд на всё ещё шокированную Малику. Правда, я так и не поняла, что удивило её больше — сама моя просьба или же то, как легко её удовлетворили.
Негромко вздохнув, я заняла своё место за столом.
За завтраком я не переставала следить за теперь уже своей служанкой, которая однозначно нервничала и чересчур много суетилась. Но мои мысли были далеки от того, чтобы подмечать её ошибки.
Что ж. Пожалуй, в ближайшее время мне стоит ещё больше налегать на учёбу. И, пожалуй, позаботиться о Малике. Не могу же я позволить своей личной служанке вести себя так, будто она только-только попала во дворец. Это будет выглядеть ужасно, если она так и будет пугаться каждого взгляда-шороха в её сторону.
Заодно и от плохих мыслей будет проще отвлечься.
А Симона сможет мною гордиться… Надеюсь.