Дейдара почти свыклась со своим новым положением. Несмотря на откровенную криминальность, обращались похитители с ней вежливо, с необходимым вниманием и никаких вольностей себе не позволяли. Она даже немного поправилась от обильной и здоровой еды. Конечно, о свободе не могло идти и речи. Круглосуточная охрана не смыкала глаз и везде за ней следовало сопровождение. Везде, то есть, до туалета, в дороге и на стоянках.
Поговорить с кем-нибудь удавалось редко. Охранники за все время проронили с десяток слов. Другие парни притихали, когда она оказывалась в достаточной к ним близости. Единственный человек в этом разбойничьем отряде изредка снисходил до полноценного общения. Собственно, сам главарь. За неделю, Дей успела если не подружиться с ним, то, по крайней мере, наладить контакт. Это благодаря его распоряжению к ней никто не приближался.
Вот и сейчас, на очередной стоянке, вокруг неё образовалась своеобразная “зона отчуждения”. Ничего не оставалось, кроме как “уйти в себя”, перестав уделять внимание безответной действительности. Точных причин похищения ей так и не сказали. Как и подробностей её будущего. Она знала лишь, что украдена по заказу и заказчик этот живет достаточно далеко. Вот и вся информация. Насчёт судьбы Кесс она тоже пребывала в неизвестности, как не знала и того, что делают её друзья. Ищут ли? Найдут? Или они больше никогда не встретятся? Она не решалась заговаривать о них, опасаясь за непредсказуемость и гибельность такого поступка. Всё что ей оставалось, это надеяться на лучшее и не падать духом.
А, между тем, первый шок прошёл, адреналин выветрился и в одинаковости дней, Дейдара начала скучать. Занятий решительно не находилось. Список развлечений ограничивался блужданием по воспоминаниям и размышлениями на какую-либо тему. Всего за неделю она успела передумать мыслей больше, чем за всю жизнь.
Оказавшись в мыслительном тупике, она прибегла к последней возможности скрасить свое пребывание в плену. А, именно, заняться саморазвитием, то есть, изучением своих потенциальных способностей. При оценке её удостоили “девяткой”, но что она несла в себе, оставалось неясным до сих пор. Дейдара решила в этом разобраться.
Первым делом, она припомнила всё, что ей когда-либо говорили об эльфах. Особенно, слова Кесс, давшую наиболее подробные инструкции. Что-то про природу и покой. Не совсем ясно, как это использовать, конечно. Природа и покой. Допустим, природы вокруг — хоть отбавляй. А, вот, покой…
Она обернулась на сидящих неподалёку охранников, тихо беседующих между собой, на остальной лагерь, готовящийся ко сну, на мирно трещащие костры с готовящимся ужином, на мерцающие в небе звезды. А собственно, почему и не покой? Тепло, сытно, уютно, на свежем воздухе, под защитой и охраной. Вполне себе покой. Может даже, испытываемый впервые.
Дейдара закрыла глаза, удобнее расположившись на сложенном одеяле. Глубоко вдохнула, медленно выдохнула и стала слушать.
Поначалу ничего не происходило. Лес молчал, неприступный и безликий, усреднившийся для невежественного большинства. Он давно жил бок о бок с людьми и это соседство не пошло ему впрок — он стал скуп и сер. Поэтому и кратковременное присутствие молодого эльфа нисколько его не взбодрило. Наоборот, заставило осерчать и насупиться, жалея, что не может прогнать обидного гостя. А почему “обидного”, он и сам не знал.
Всё это быстрыми картинками пронеслось в голове Дей, стоило ей немного посидеть в тишине и сосредоточиться. Она удивилась, разнервничалась, но продолжила эксперимент. Тем более, на ум пришла интересная и простая по своей сути мысль — она же “цветочный” эльф, так почему бы не начать с этого? Она всегда любила цветы и растила их с особой заботой и вниманием. Больше всего предпочитала алые и крупные сорта роз, богатые по цвету, форме бутона и нежной бархатистости. Интеллигентные и роскошные растения, чуждые суете и мелочности. Поистине, короли цветочного мира.
Стоило огоньку прежней страсти разгореться, как сидящая внутри сила, сама отозвалась на непроизнесённый зов. Дейдара ахнула и раскрыла глаза. Прежде пустая, устланная листьями и сором земля, густо поросла яркими, жёлтыми цветами. Их мелкие, остренькие листья тянулись вверх с жадностью, а аккуратненькие головки бутонов с живостью раскрывались, поворачиваясь на разбудившую их девушку.
— Ого! Ну ничего себе! Я что, и впрямь, эльф?
— Если сильнее постараешься, можешь и весь лес заставить расцвести.
Дей не услышала, когда подошёл мужчина, поэтому вздрогнула и обернулась. Охрана тактично скрылась из виду, чтобы не мешать разговору. Они, в некотором смысле, остались наедине.
— Господин Пташ.
— Пробуешь пользоваться силой?
— Ага. — Она удрученно вздохнула, освобождая место на одеяле для своего гостя, но тот лишь отрицательно мотнул головой.
— Это хорошо, всегда надо знать на что ты способен. Помогает выжить.
— А что умеете вы? — Слова вылетели сами собой и Дей только секунду спустя оценила их не однозначный посыл. Испуганно подняла глаза, но встретила улыбку. Точнее, её самый зачаток, но от сердца всё равно отлегло.
— Смотря, какая область тебя интересует. Если ты имеешь в виду магию и прочие незаурядные способности, то у меня их нет. Я же разбойник и человек, к тому же. Когда-то давно принадлежал к аристократии и мог похвастаться знанием этикета и модных танцев. Но это всё забыто и заброшено, да и ни к чему. Жизнь прекрасна и без танцев. А уж без этикета, она и вовсе граничит с совершенством.
— А почему вы стали разбойником?
— У нас сегодня вечер откровений? — Дей смутилась от вопроса в лоб, но собеседник не стал её мучить и немного погодя, всё же ответил. — Я не хотел им становиться. Я любил одну девушку, даже женщину, по правде говоря. И женщину замужнюю, с ребёнком, мужем и своей жизнью. Но так вышло, что сердце не дало мне права выбирать и я рухнул в эту любовь с головой. Мне было девятнадцать, когда я покинул отцовский дом, осененный проклятиями и наветом никогда не возвращаться. Скитался, путешествовал, растрачивал захваченные с собой деньги, намеревался посетить каждый уголок обитаемого мира. Так и добрался до Эльферы, так и познакомился с Ней.
— С той замужней женщиной? Так она эльфийка?
— Да.
— И что же случилось? Она вас отвергла?
— И всё-таки, это вечер откровений.
— Вы первый начали.
— Твоя правда. — Он замолчал, сцепив руки за спиной и стал прохаживаться туда-сюда, раздумывая над чем-то, а может, вспоминая. Дей не решилась ему мешать, мышкой замерев на месте. Только глаза её неотрывно следили за его тёмной фигурой. Несколько минут спустя, он продолжил свой рассказ.
— Нет, она меня не отвергла. Даже не осудила. Наоборот, приняла, ободрила, утешила, подарила ощущение дома. Настолько чистое и мудрое существо, что просто не было шансов устоять перед её магией, перед ее сутью, перед её многолетним опытом общения. Она вынула из груди моё сердце и положила в комод, в самый верхний скрипучий ящик. А потом велела уходить, так как “пришло время”. Враньё, не приходило никакое время, просто я стал ее обременять. Тем более, что я никогда не нравился её мужу. Он косо смотрел на меня, да и правильно смотрел. Как еще можно смотреть на молодого любовника своей супруги? И я ушёл.
— И что?
— И что “И что?”. И больше ничего. Заболтался я с тобой.
— Господин Пташ, постойте! — Дей вскочила со своего места, чуть было не схватив мужчину за рукав. В последний момент одумалась и придержала порыв.
— Ну? — Серые глаза отражали пламя костра, как бы светясь изнутри. Дейдара отчего-то смутилась ещё больше и замялась, чувствуя, что неудержимо краснеет.
— Я…это…а расскажите что-нибудь ещё!
— Ещё? — Он развернулся так, что тень закрыла его и выражения лица сложно было разобрать. Он молчал целую минуту, после чего развернулся и не говоря ни слова пошел прочь. Дей чуть не окликнула его, но в этот момент из темноты показались знакомые силуэты её охранников и она отступила. Легла на одеяло, накрылась им с головой и сжалась в комочек. Почему-то из глаз брызнули слёзы, а земля стала слишком жесткой. Жёлтые цветочки обессиленно опустили тяжёлые бутончики и закрыли подвявшие лепестки. Старый лес разочарованно вздохнул, злобно согнав с ветки кряжистого дуба испуганную таким невежливым обращением, сову.
Захваченный впечатлениями от покорения гор, Тревис совершенно выпустил из виду другую свою проблему. Точнее, врага, смиренно ожидающего нужного часа. И час этот пробил как всегда неожиданно: глубокой ночью, когда все уже спали у затухающего костра. Голод вспыхнул так сильно, что горло свело спазмом, а челюсть сжалась до скрипа зубов. Жар впрыснулся в артерии. Тварь открыла слепые глаза и встала в охотничью стойку. Тревис оказался на ногах вместе с ней, ещё не до конца различая границу яви сна. Ему было плохо. Очень плохо и жарко. Болело лицо и голова. Зубы скрипели и раздвигались. Череп сотрясала вибрация. Есть. Есть. Есть. Много. Сейчас же. Всех. Всех съесть.
Чужие, трассирующие мысли, заполнили мозг отупляющим красным дымом. Они вспыхивали в голове, подобно командам, мешая сосредоточиться. Окружающий мир с трудом пробивался сквозь эту пелену, искажая цвета и даря всем оттенкам безобразную бордовую тень.
Что же надо было сделать? Почему так жарко? Надо есть. Надо съесть. Хоть что-нибудь. Может вот этого вкусного человека? Он большой, его хватит.
Тревис мало, что понимал в этот момент, останавливаясь возле спящего друга. Тем более, что говорит вслух.
— Тревис? — В голосе вовремя проснувшейся девушки послышалась тревога. Она приподнялась, сомневаясь в происходящем, но быстро разобралась в ситуации и подскочила. — Стой. Не подходи к нему. Слышишь меня? Тревис!
— Хочу есть.
— Ешь меня. Не трогай его. Отойди. Делай, что я говорю!
Грубый окрик заставил Тварь рыкнуть и повести башкой в сторону надоедливого субъекта. Голова Тревиса повторила манёвр. Теперь он сосредоточился на другой жертве.
— Вот так. Молодец. Иди ко мне, здесь еда. Много вкусной еды. Я накормлю тебя.
Женская фигура расплывалась перед глазами. Протянутые в приглашающем жесте руки, двинули горящее тело вперёд. Желание поднялось из глубин спящего разума чёрной, комковатой мутью. Рот заполнился слюной, а мысли утонули во мраке.
— Что вы тут разорались? — Сонный голос Марса, очень быстро перешёл в паникующий.
— Трев! Господи, что с тобой? Ты не в себе? Что происходит?! Твои зубы! Кесс!
— Не подходи! Стой там!
— Что? Почему?! Надо что-то делать! Он тебя укусит!
— Марс!
В этот момент раздавшаяся челюсть с хрустом вошла в шею девушки. Она вскрикнула и автоматически вцепилась в вампира. Тот сжал её в удушающих объятьях, с силой вгрызаясь в плоть. Руки, увенчанные когтями, начали сдирать одежду, оголяя грудь, живот, бёдра. У Марса перехватило дыхание. Ноги приросли к земле. Голос замер в горле. Он не мог отвести взгляда от этой жуткой и завораживающей картины. Насилие в своём чистом виде: страшное, неостановимое, страстное. Как если наблюдать за кем-то в постели. Только это не спальня, а нечто не подходящее, нелогичное, неправильное.
— Трев…Стой.
Мир для Марса замедлился. Шок растянул секунды в часы, а звуки и цвета приглушил, оставив только узкий коридор внимания. Стены этого коридора размылись, а в конце его происходил ужас. Но это было так далеко, что казалось нереальным. Просто низкобюджетный фильм про вампира и его случайную жертву. Причём, фильм явно снимался для взрослых, так как ничего не скрыли цензурой и выглядело это немного нелицеприятно, хотя и, надо признать, возбуждающе. Этакая фантазия, воплощенная хорошими актёрами в живых декорациях. Актеры входили в раж и забывали, что они на съемках. Бутафорская кровь заливала всю освещенную сцену. Обнаженное тело жертвы едва трепыхалось под неослабевающей жадностью маньяка. Похоть стала во главу угла и в нём сейчас стояли трое.
Утро настало незаметно. Густые сумерки вдруг исчезли и в дымке низко плывущих облаков, взошло солнце. Оно разбудило дремлющие горы и те отозвались ленивой перекличкой диких коз. Неподалёку прогрохотал оползень и отдался многослойным эхом. Шумные птичьи стаи вспорхнули и тревожно засуетились в хрустальном небе.
Придавленный впечатлениями бессонной ночи, Марс, не замечал всей окружающей прелести. Он сощурился от попавших в глаз лучей и отвернулся к ним спиной. Сгорбился, шевеля длинной палкой трещащие угли, игнорируя почти выкипевшую в котелке воду. Кесс ещё спала, закутанная в одеяла.
Он перенёс её, лежавшую без памяти на камнях, когда Тревис, наконец, отпустил её и отошёл. Потом закричал и убежал и до сих пор не возвращался. Искать его не хотелось, как и видеть. Что-то сегодня перегорело где-то глубоко внутри. Что-то важное надорвалось и лопнуло, оглушив и оставив в пустоте. Такое не прощают. Так не поступают. Так не должны поступать. Это аморально. Это неправильно. Он же любит её. Зачем износиловал?
— Че-е-ерт. — Вода окончаельно выпарилась и котелок стал дымить и вонять. Пришлось скидывать его в сторону. От раздавшегося лязга, девушка проснулась и открыла глаза.
— Что такое? Марс…
— Спи-спи. Не вставай. Тебе, должно быть, еще больно двигаться. Лежи, это я тут шум развожу, чуть котёл не испортил, думал чай заварить или кашу, так и не решил.
— Понятно. Я бы съела каши. — Она всё же приподнялась, проигнорировав совет и Марс приготовился сорваться, чтобы поддержать падающее истерзанное тело. Но, соскользнувшая с плеч ткань оголила девственно-белую и чистую кожу. Ни синяка, ни кровинки, ни раны. Небольшая грудь бесстыдно топорщилась, покрывшись мурашками от налетевшего холодного ветра. — Ой. — Спохватившись своим видом, девушка быстро подтянула одеяло к ключицам, вспыхнула. — Прости, не знала, что без одежды.
— Ты…ты в порядке?
— Да. Спасибо, что уложил и укрыл. Мне хорошо спалось и выздоровлениею ничего не мешало.
— Так быстро…
— Я хороший лекарь, помнишь?
— Настолько хороших не бывает. Прошло всего несколько часов.
— Вполне достаточно для таких не серьёзных ран.
— Не серьезных? — Марсу сложно дался этот вопрос из-за вставшего комом удивления. В его вселенной не находилось подходящих случаю слов и эпитетов. Как подобное издевательство можно назвать “несерьезным” он не понимал.
— А где Тревис?
— Понятия не имею. Убежал куда-то.
— А в какую сторону?
— Слушай, да мне плевать куда этот грёбаный извращенец убежал! Пусть хоть к чёрту в преисподнюю! Я с ним больше общаться не желаю и видеться тем более! Это же сумасшествие какое-то!
— Не говори так. — Она встала, подхватив одно из одеял и закутавшись в него. Волосы ее растрепались, голые руки и ноги зябли. Она искала глазами свою сумку. Марс, злобно пыхтя, выпростал её из кучи вещей за своей спиной и кинул через костёр. Несмотря на неудобную траекторию, девушка сумку поймала и зарывшись, достала запасное тёплое платье. Тут же быстро оделась. Обернулась.
— Что?
— Ты же не думаешь так в самом деле?
— Почему это “не думаю”?! Ещё как думаю! Даже ещё хуже того думаю, только материться при тебе не хочу.
— Он не виноват в произошедшем. Это его ипостась, его новообретенная суть, его тьма сделали это. А собственно разум спал в этот момент. Хорошо, если он хоть что-то вспомнит из произошедшего.
— Да плевать. Как не объясняй, тело-то его и ты пострадала из-за него.
— Всё намного сложнее.
— А я не хочу сложнее! — Крик вылетел сам собой и отразившись от близких скал, вернулся. Девушка молча стояла перед ним, ища чего-то в его воспаленных и уставших глазах. Потом она развернулась и так же молча, быстро скрылась из виду среди каменных зубцов.
— Ну и катись! Туда тебе и дорога! Катитесь вы все! Психи и жертвы психов. Грёбаный мир. Грёбаные вампиры. Грёбаные женщины. Все проблемы из-за них.
Тревис глухо подвывал на одной ноте, забившись в узкую щель в тёмной глубине непроходимого каньона. Свет почти не проникал сюда и его сжатую в трясущийся комок фигуру, обнимали прохладные каменные сумерки. Он рыдал. И рыдал отчаянно, навзрыд, заливая слезами искаженное мукой, посеревшее лицо. Никогда в жизни, ничто не причиняло ему боль большую, чем его собственный поступок. Он бы с удовольствием умер, если бы мог собраться для этого с мыслями.
А мысли, горячими углями плясали и подскакивали в голове, жаля каждым своим прикосновением. Как мог?! Как посмел?! Насильник! Убийца! Она тебя не простит! Возненавидит! Чудовище! Сдохни!
— Нет, нет, боже, нет.
Жирный червь памяти садистки-медленно разжёвывал воспоминания, пульсируя полупрозрачным от поволоки слёз, телом. Из его слизистых недр выходили гипертрофированные картинки, запечатлевшие одно и тоже — насилие и голод, голод и насилие. Оттенки красного брызгали в лицо и текли по нему, оставляя длинные липкие дорожки. Они не стирались руками, не оставляли следов на пальцах, но текли и текли бесконечным потоком, окрашивая всё вокруг в омерзительно-алый.
— Тревис.
— НЕТ!! — Раздавшийся за спиной голос уподобился выстрелу в голову. Тревиса тряхнуло и ударило о близкие камни с истерической силой. Он не заметил разбитого лба и как оглушенный стал втискиваться в узкую расщелину, обдираясь в кровь, и не чувствуя боли. — Не подходи!! Нет! Только не ты! Не смотри на меня! Нет!
— Тревис…
— Не подходи ко мне!! — Он оглох от собственного крика, подхваченного и утроенного гранитным ущельем. Почти задохнулся от дыхательных спазмов. Обессилел, иссушенный эмоциями и изгрызающим чувством вины. Сполз на колени, прижимая горячий влажный лоб к серому крупнозернистому камню. Подземная стужа, вытекая из щелей земли, холодными змеиными кольцами обвила худое, лихорадящее тело. — Не подходи ко мне. — Не подходи. Не подходи. — Голос стихал и слабел, переходя в шепот и полушепот, но не замолкал и не прекращал своего однозначного посыла.
Тревис закрыл глаза. Мир для него кончился. Жизнь для него кончилась. Он совершил НЕПОЗВОЛИТЕЛЬНОЕ и не мог быть собой прощен. А значит, он должен умереть или исчезнуть вовсе. Вот в эту самую минуту, чтобы принять кару за свой позор. И больше никогда не иметь возможность повторить сделанное.
Чужие, лёгкие руки, обняли его сзади. Тёплое девичье тело прижалось к спине, обдавая запахом цветов и нагретых солнцем камней. У ангела, слетевшего бы вдруг с неба, не достало бы столько нежности, сколько вмещало в себя это объятие.
— Ты не должен себя винить. Я не держу на тебя зла. Я понимаю, сколь непросто тебе приходится и как мало власти ты пока что имеешь над своей Тьмой. Контролю надо учиться и учеба эта сложна и трудна. Я не смогу обучить тебя этому, но могу дать уверенность в том, что настоящего вреда ты никогда причинить мне не сможешь. Поэтому, прошу, прости себя и забудь эту ночь, если она приносит тебе столько боли. Впереди долгий путь и нас ожидают еще многие срывы. Я готова к этому и совершенно не страшусь. И ты не должен. Это всего лишь кратковременный голод. Я утолю его и восстановлюсь и ни слова не скажу упрека или досады. Тебе очень повезло встретить такую идеальную жертву, как я.
В её голосе послышалась улыбка, но сам Тревис улыбаться не мог. Не мог даже говорить. Звук застрял в горле, вырываясь сквозь сжатые зубы, с тяжелым присвистом. Руки дрожали. Взмокшее, остывающее тело охватил озноб. Несмотря на столь отталкивающий вид, девушка не отодвигалась от него, лишь плотнее прижимаясь щекой к острым лопаткам.
— Когда мы только встретились, я предупреждала тебя, что так и будет, что красный цвет войдёт в твою жизнь и ты не сможешь его проигнорировать. К сожалению, ещё никому не удавалось уйти от своей природы. Мы всегда возвращаемся к тому, от чего бежим. Потому что побег — не выход. Единственная возможность спастись — это обрести понимание, смирение и принятие. Ты должен встретиться со своим страхом и согласиться с ним, понять злое в себе и согласиться с ним. Иначе, ты будешь напрасно тратить энергию на без результативную борьбу. Людям в этом плане повезло больше — в них темного и светлого поровну. Вампирам — хуже. Они на восемьдесят процентов в бездне.
— Зачем?
— Что?
— Зачем ты рассказываешь мне это?
— Хочу утешить и помочь. Тебе нужно как можно скорее принять себя, иначе, ты можешь не выдержать.
— А не всё ли равно? — Говорить получалось с трудом, но Тревис пересиливал себя, не без труда разжимая ноющие челюсти.
— Нет.
— Почему?
Она не ответила. Замолчала, не уходя и не меняя позы. Стало тихо. Так тихо, что прорезался вой ветра в камнях, шелест деревьев, птичьи голоса и жужжание насекомых. Дрожь в руках прошла. Дыхание выровнялось. Сердце перестало стучать как бешеное и успокоилось. Тревис глубоко вздохнул и пошевелился. Кесс разомкнула объятия и отодвинулась, давая возможность развернуться в неудобном, узком пространстве.
Теперь они сидели друг напротив друга и Тревису снова пришли на ум холодные голубые горные озера.
— Знаешь, я однажды, чуть не утонул в озере. Мы с отцом ходили в горы и там была такая небольшая закрытая долина, в центре которой находилось несколько небольших озёр. Не помню, как они назывались, но были потрясающе красивы и такие гладкие, как лёд. А ещё, такие же холодные и очень глубокие. Я прыгнул прямо с разбега и сразу ушёл с головой. Дна совсем не было, это оказался обрыв, хотя, я его не заметил с берега. И я так испугался, словно провалился под лёд. Голову сжало, ноги не находили опоры и я автоматически вдохнул. Вообщем, я бы так и умер там, если бы отец не нырнул за мной и не вытащил бы на берег. Вытряс из меня воду и ещё час отогревал возле костра. Это было так страшно, но я так хорошо это помню. Вот у тебя такие же глаза.
Он замолчал, сам не понимая зачем вдруг вывалил всё это. Надо же, что бывает от стресса. Начнешь говорить ерунду и не можешь остановиться. Да ещё правдивую ерунду, лежащую на сердце.
— Не знала. Это интересно.
— Да это глупости! Прости, не могу прийти в себя, голова совсем не работает, такая каша. Я так раскаиваюсь перед тобой, но одновременно с тем, я так от этого устал, что…даже не знаю, как сказать. Ты…точно простишь меня? Взаправду сможешь это сделать, даже не смотря на то, что это непростительно?
— Конечно. — Она улыбнулась и почему-то покраснела. И этот румянец так ей шел, что Тревис не удержался и дотронулся до него, едва коснувшись пальцами щёк. Потом, как очнувшись ото сна, испуганно отдернул руку, ошарашено уставившись на девушку. Но та лишь прыснула со смеху, прикрыв рот ладонью. Ещё несколько секунд она боролась со смехом, пока не разразилась звонким, счастливым хохотом.
Тревис стал пунцовым от стыда и смущения. Попытался призвать очередной приступ раскаяния, но не смог и тоже расслабился, позволив себе несмело улыбнуться. Почему-то, стало так хорошо, как не было уже давно. Почти так же хорошо, как тогда у костра, когда отец намеренно веселил его, рассказывая безумные истории и анекдоты, смешно изображая их героев. И было так же холодно, и такая же усталость в теле и такое же ощущение опустошения после чего-то очень страшного.