После пережитых потрясений, Тревис не приходил в себя три дня. Сказалась и пришедшая вслед за гангреной лихорадка. Он метался в жару и бреду, пока рука заживо гнила. Никакая улучшенная регенерация не справилась с чрезмерным разрушением тканей и некроз приобрёл пугающий размах. Приведённый хозяйкой дома лекарь, оглядел пациента, но отказался от попыток спасти мёртвую конечность. Вечером второго дня, он провел небольшую операцию, ампутировав руку целиком, по плечевой сустав. После этого, на полкорпуса перевязанный Тревис, вернулся в мир живых, впервые заснув крепким, лечебным сном. В этом сне ему виделась Кесс, она улыбалась и что-то упоенно рассказывала. Он слушал её и ни о чём больше не думал.
Пробуждение вышло резким и неприятным. Попытавшись перевернуться на постели, организм, не привыкший к отсутствию важной части, не удержал равновесия и полетел с кровати. Сон выбило из Тревиса вместе с самообладанием. Он заорал от резкой, ввинчивающейся боли в плече, панически вертясь и пытаясь обнаружить достопятную правую конечность. Встать на ноги удалось не с первой попытки. Одурманенный сном мозг, не мог справиться с убийственной мыслью реального отсутствия руки.
На крики, в комнату вбежала оторвавшаяся от готовки обеда, хозяйка. Полненькая, миловидная женщина со светлыми короткими кудрями, одетая в синее домашнее платье, испуганно застыла в дверях.
Тревис же, переживал полноценную истерику. Шок от осознания ужасающей невозвратности, накрыл с головой, утрируя боль и неудобства до неимоверных высот. Ещё чуть-чуть и он снова потерял бы сознание, но появление в помещении женщины, уберегло. Он кинулся к ней в неосознанном поиске спасения, как к зажженной во мраке лампадке.
— Где моя рука?! Куда дели мою руку?!
— Е-её отрезали. Лекарь сказал, иначе вы могли умереть от сепсиса.
— Что? — Тревис не знал значения этого слова, но призрачная уродлвость общего смысла, мрачной тенью повисла в воспаленном воображении.
— Извините меня за то, что не могу подобрать нужных слов для утешения, но мне действительно жаль, что так вышло. Вы ещё совсем молоды и эта травма… — Она смутилась, опустив глаза. Перевязанная грудь Тревиса ходила ходуном. Из одежды на нём имелись только штаны. Худая, бледная фигура его, устрашающе покачивалась над замершей на пороге хозяйкой.
— А моя девушка? Она и правда умерла?
— Девушка? — Чёрные глаза вампирши удивленно вскинулись. — Я не знаю ни про какую девушку. Вы потеряли её одновременно с рукой? Вы дрались с кем-то?
— Дрался? Да…с врагом. — Отупение, пришедшее на смену истерии, сделало из Тревиса заторможенного болванчика. Воспоминания тяжело пробивались сквозь вязкую пелену. — Кесс…
— Кесс? Так звали девушку или врага? — Тревис поглядел на запутавшуюся вампиршу пристальным, больным взглядом.
— Я хочу посмотреть на её могилу.
— На что? Какую ещё могилу? Вам нельзя никуда выходить в таком состоянии. Рана только перестала кровоточить. Ложитесь, я принесу вам поесть. — Женщина запаниковала, закрыв собой проход. Тревис сделал попытку прорваться, но был решительно остановлен и препровожден на кровать. Сил к сопротивлению у него не накопилось. — Вот так, а то могилу ещё какую-то выдумали! Отдыхайте, спешить вам некуда. Виолант доверил мне заботу о вас и я уж позабочусь, не переживайте!
Хозяйка хотела что-то добавить, но Тревис уже спал, мгновенно вырубившись после короткого эпизода бодрствования. Некоторое время она следила за тем, как он спит, то вздрагивая, то хмурясь, то принимаясь с кем-то нечленорздельно спорить. При этом обнажённая грудь его, стянутая бинтами, вздымалась и опускалась, притягивая к себе взгляд. Она рассматривала его в странном оцепенении, как нечто инопланетное, останавливаясь на отдельных частях тела:
Острые, выдающиеся на худом лице скулы, четко-очерченные брови, изящная форма губ, гармонично присоединённый к шее череп, небрежно покрытый сильно отросшими, грязными, спутавшимися волосами. Женщина вздохнула и пошла на кухню заканчивать готовку и греть таз тёплой воды, чтобы распутать эту сбившуюся чёрную паклю на столь прекрасной голове.
Четыре дня Тревис провел, как во сне. Он просыпался, ел принесенную еду, делал несколько кругов по комнате и ложился спать. На большее сил не хватало. Начавший бурное восстановление организм, тянул из него все соки. Голод, жажда и усталость по очереди мучили, накидываясь резко и неудержимо. Он метался между ними, как попавший в засаду зверь и нигде не находил покоя. Только к концу седьмого дня своего проживания в Угодьях, он окончательно вернулся в реальность. И то, благодаря ничуть не лучшему обстоятельству — просто с последнего срыва прошла неделя и ему вновь понадобилось выходить на охоту.
Тут-то на пороге комнаты и появился очередной незнакомец.
Тревиса, в своем своеобразном подземелье, успевшего отвыкнуть от ярких цветов, чуть не ослепила огненно-рыжая шевелюра вошедшего. Странная, “девчачья” коса, шедшая от самого лба, захватывала в себя все волосы, заначиваясь чуть ли не в районе поясницы. Прикипев к ней взглядом, он никак не мог оценить остального. Мужчину, между тем, порадовал произведенный эффект и он развязной походочкой прошёл внутрь неубранной, душной спаленки без окон.
— У-у…какая вялая рыбка в нашем аквариуме. Знаешь, есть вуалехвосты, а тебя я буду звать вялохвостом. М-м? Нравится “вялохвост”?
Лойс Диггинс накануне прибывший в столицу и озадаченный необычным приказом, любопытно разглядывал своего подопечного. На короткой аудиенции у Виоланта, их царское величество огорошил поручением стать наставником для молодого вампира. Лойс, никогда прежде не выказывавший талантов к подобной деятельности, в первую секунду опешил. Но, после того, как ему “милостиво” разъяснили, что его ученик такой же попаданец, как и он сам, вампир немного успокоился. По крайней мере, ему стал ясен павший на него выбор. Среди высших, он действительно, был единственным попаданцем.
— Молчишь? Правильно. Хорошие рыбки всегда молчат. — Он два раза обошел кругом комнату, в подробностях рассмотрев хмуро-сидящего на кровати Тревиса. Остановился прямо напротив. — Это кто же откусил тебе плавничок? Ай-яй-яй, какая драчливая рыбка.
— Может перестанете уже называть меня рыбкой?
— А как же мне тебя называть?
— Меня зовут Тревис.
— Слишком сложно.
— Сложно? А вы, простите, кто такой и зачем пришли? — Тревис вызывающе зыркнул из-под сведенных бровей, не решаясь открыто хамить полному сил вампиру.
— Я-то? Да вот, проходил мимо, дай, думаю, загляну к миссис Фицвальд узнать как поживает ее неаполитанский выкормыш.
— Что за чушь вы несёте?! Какой еще “неаполитанский выкормыш.”?!
— Да это я про тебя, про тебя. Какая глупая и лишённая чувства юмора рыбка. — Мужчина второй раз обошёл кругом спальню, словно не мог долго стоять на одном месте. Наконец, сел на единственный свободный стул возле дверей. — Вообщем так, слушай внимательно, вялохвостик: зовут меня Лойс Диггинс и я буду твоим учителем на ближайшее время. Сколько — не знаю. Наверное, пока ты не покажешь достойного результата.
— Какого ещё результата?
— Да любого. Мне нужно всего лишь научить тебя пользоваться своей силой. Научишься и я свободен.
— А я?
— Ты? — Вампир глубоко-оценивающе оглядел его с головы до ног, распластавшись в конце недоброй улыбкой, — Пока тобой так увлечен дядюшка Виолант, можешь о ней даже не помышлять. Узнай, что ему от тебя нужно, дай ему это и, возможно, тогда он от тебя отстанет.
— Да кто отстанет? Что за Виолант?
— О, так вы не общались? Странно. Может, ты просто не понял с кем говорил? Водили тебя на беседу в такой милый, библиотечный кабинетик с чёрными канделябрами?
— Да-а… — Предчувствие чего-то нехорошего, заставило Тревиса поежиться. — Я думал, это местный начальник охраны или вроде того. Так того дядечку звали Виолант? И что он сильно важный здесь?
- “Сильно важный”? — На этих словах вампир не выдержал и неприлично захохотал, чуть ли не падая со стула. — “Сильно важный”?! Он и правда это сказал?! — Приступ смеха походил на истерику, отчего Тревис стал сомневаться во вменяемости смеющегося. Наконец, мужчина пришел в себя, утирая выступившие слезы. — Ой не могу, великолепный экземпляр! Много я повидал рыбёх, но такой тупой ещё не видел, честное слово! Так обозвать главного демона Угодий! И на тебя-то у него какие-то там надежды!
— Хватит обзывать меня рыбёхой! — Тревиса разозлило уничижительное обращение незнакомца и он вскочил, сам не зная, что будет делать дальше. С отсутствием руки он почти свыкся за последнее время, но с Тьмой так и не подружился, не зная как вызывать её силу по желанию. В бою с великаном всё произошло спонтанно и как-то само собой, так что он ничего и не понял.
— Р-ры-б-ка. — Рыжеволосый вампир произнес это по буквам, намеренно разделяя и растягивая звуки. Угольные глаза светились пьяным нехорошим азартом. — Рыбка умеет плавать в темноте?
Тревис вздрогнул, когда сгущенная, клубящаяся тьма жирными щупальцами вырвалась из тела мужчины. Ей хватило десятой доли секунды, чтобы спеленать, обездвижить, выгнуть болезненной дугой и ослепить. Он повис в воздухе, сдерживаясь, чтобы не заорать, так как стягивающие кольца, нещадно передавливали только что затянувшуюся рану. Перед глазами плясали цветные пятна. Его обнял мрак и в этом мраке не оказалось просвета.
— Плавай, плавай, вялохвост. Дёргай плавничком, а то мне становится скучно. Все же, я ожидал чего-то более впечатляющего. Ты же ни черта не умеешь.
— Отпусти. — Тревис, скорее проскрежетал это, чем сказал. Какое там “дергаться”, он говорить и дышать нормально не мог.
— Не-е-а…будем играть, милый. У меня сегодня такое заведённое настроение. Ты будешь в восторге.
Тревис не видел того, что происходит, но отчётливо уловил движение, порыв холодного ветра, скрежет, вой, а затем гулкое эхо большого пустого пространства. Они явно переместились. Путы ослабли и он упал на пол, не сумев удержать равновесия. Ладонь нащупала мокрый неровный камень. Должно быть, это очередная пещера. Путы спали, но абсолютная слепота никуда не исчезла.
— Это из-за тебя я ничего не вижу или здесь так темно?
— Для вампира не существует темноты, кроме той, которую он получает в подарок.
— Понятно. Верни мне зрение.
— Не-е-а…Иначе, какое же это обучение без препятствий?
Тревис понял, что его, так называемый, учитель, не отстанет пока не добьется от него каких-либо результатов. А уж жалеть несчастного калеку, не будет и подавно. Пришлось скрипя зубы встать, чувствуя на себе насмешливый, пренебрежительный взгляд.
— Ну и что дальше?
— Как что? Дальше надо учиться, по желанию выпускать наружу свою Тьму и придавать ей форму. Это основное оружие любого вампира. Тебе уже случалось делать это, рыбка?
— Случалось. Один раз. Недавно. Когда мне пробили руку.
— О-о…прекрасно. Плохие воспоминания — первый ключ к освоению силы. Их ценность в том, что они питают наши эмоции. Чем хуже и ярче воспоминание, тем большее пламя они разжигают в сердце. Тем яростнее рождаемая в ответ на них злоба и ненависть. Запомни, рыбка, ненависть — это синоним жизни для вампира. Если у тебя её нет — ты мертвец. Нас питает Бездна. Это наш Источник, как у Эльфов — Природа или “Остролист”, как они ещё её называют. Как эльфам нельзя вступать на дорогу зла, так нам не разрешено с нее сходить. Да, эльф может носить в себе зёрна мрака и совершать плохие поступки, но, в конце концов, природа сожрёт его за это заживо. Так и вампир может выказывать доброту и совершать хорошие поступки, но только в равновесии с употребляемым для этого злом. Поэтому у нас существует, так называемая, “охота” — время когда пора добывать кровь и страдание, иначе, нам не выжить. Отрицание или игнорирование Источника — смерть, равно как для вампира, так и для эльфа. Человек — единственный волен жить, не завися не от чего и так, как решит сам. Ни Тьма, ни Свет не приняли его, одинаково отвергая. Зато, он единственный свободен. От того и ненавистен обоим нашим расам.
— Невероятно.
Картина мира стала проясняться. Подобная система давала многие ответы на скопившиеся, бесконечные “почему?”. Она расставляла фигуры по местам, на чёрные и белые клетки. Стала проявляться логика в движении полированных каменных пешек.
Тревис вдруг остро ощутил себя одной из этих фигур, небрежно выставленных на обнаженную, холодную доску. В его воображении, эта доска разрослась до размеров стадиона, а он так и остался маленькой фишечкой, неизвестно кого изображавшей. Клетка под ним стала размером с дом, ядовито зашипела, забулькала, заставляя ноги медленно погружаться. От неё пахло серой и плесенью. В её пространстве летал пепел сожженных костей. Тревису стало дурно. Он захотел вырваться из навалившегося видения, но не смог. Слепые глаза видели то, что показывала ему заинтересовавшаяся им Тьма.
Следом, с невидимого, несуществующего неба пошёл снег. Снова. Медленный. Мерзкий. Отвратительно-белый. Гадский снег. Тревиса заколотило от гнева. С недавних пор он возненавидел его. Возненавидел всей душой. Потому что, после него всегда приходил ОН — призрак, неотступно следующий по пятам, как насланное проклятие. ОН являлся, чтобы уничтожить его душу, свести с ума, убить наконец.
ОН пришёл и на этот раз.
Точно такой, как всегда: огромный, белый, безмолвный, коронованный. Он вступил на клетку белого короля, сев на выросший именно для него трон. За ним, из снега пришла его армия. Конница, пехота, офицеры, выстроились блестящим ровным порядком, занимая положенные места. Сверкнуло ледяное оружие, инфернально заржали белые кони, глупыми аплодисментами захлопали серебристые узкие флаги.
Тревис замер на своей клетке, леденея от стужи и страха перед этим величественным войском. Он оглянулся, но никого не было за его спиной. Он находился в самом центре второго ряда, как раз напротив белого короля и являлся единственной чёрной фигурой на этом поле. При этом, самой жалкой из них.
Где-то на периферии затрубили невидимые трубы. Он понял, что игра началась. Боясь произвести движение, замер на месте, но от него ничего и не ждали. Белые ходили первыми. Великан из передней пехоты покинул строй. Тревиса пробило холодным потом, ноги порывались бежать с поля, но делать этого было никак нельзя и он остался.
Ходили черные.
Стоило Тревису подумать об этом, как откуда-то сзади раздался до боли знакомый, оглушающий автомобильный гудок. Вслед за звуком, появилась и машина. Она была черна и состояла из частичек пыли, но её форма не оставляла сомнений для узнавания. Это был старый отцовский фольксваген жук, когда-то имевший нежно-жёлтый цвет. Теперь же, его заменял призрак и этот призрак с рыком выехал вперед, загораживая собой оглушенного Тревиса.
Ход белых. Великан поднял руку бросая ледяное копье. Голубая искра мелькнула в воздухе, насквозь протыкая маленькую черную машинку. Раздался металлический скрежет, звон бьющегося стекла, в воздух полетели чёрные, рассыпавшиеся из блокнота листы.
Тревису показалось, что он умер и попал в ад, где его кошмар постоянно повторяется. Ему снова и снова показывали эту трагедию. Снова его родители умерли, защищая его.
— Прекратите…
Ход чёрных. Вперёд выступила другая тёмная фигура. Тревис мгновенно узнал ее по коротким волнистым волосам и сумке через плечо. Кесс шла по-диагонали, проходя далеко через поле. Она остановилась на линии короля.
— Кесс! Стой! Уходи оттуда!
Она не слышала или не хотела слышать. Она остановилась и ход перешёл. Тревис ожидал второго копья, но ни одна фигура не сдвинулась. Ход перешёл. Кесс продолжила путь по другой диагонали прямо к королю, остановившись на свободной перед ним клетке. Это был шах. На периферии заголосили трубы и после них настала полная тишина.
Сердце Тревиса билось, как бешеное. Он вспотел и продрог, взглядом прикипев к противоположной стороне поля. Хотелось кричать, но крик умер в груди. Он смотрел, коченея от страха и дрожа от волнения.
Пошевелился король. Белый великан ожил на троне, повернув жуткую каменную голову. Сочлененья доспеха, пришли в движение, рука взялась за рукоять гигантского ледяного меча. Он встал с кресла, настолько превосходя противника, что было даже не смешно. Поднявшая голову девушка казалась маленькой мушкой на его титаническом фоне.
— Кесс! Убегай!!
Голос прорезался, но Тревис понял, что не сможет предотвратить неизбежного. Король сделал несоразмерно быстрый для такой громады, выпад, и голубая глыба меча врезалась в то место, где только что стояла девушка. Как и в реальности, на полу образовался ледяной саркофаг, полностью скрывший от глаз разорванное ударом тело.
Из глаз Тревиса потекли слёзы. Ход перешел к чёрным. Теперь он понял, что действовать должен сам. Он посмотрел под ноги — тьма обездвижила, поглотив уже по колени. Посмотрел на правую руку — она состояла из пыли. Белые ожидали. Снег беспрестанно падал на полированные плиты. Завивалась позёмка. Выл ветер. Молчали трубы.
Тревис посмотрел прямо перед собой. Вся жизнь замерла в этом мгновении. Что сделать? Что он может? Как поступить? Какой предпринять ход? Как сделать хотя бы шаг, если он не может сдвинуться?
Скорее всего, одну из этих мыслей он произнёс вслух, так как голос, что был снаружи его видения, ответил.
— Всё очень просто — нужно всего лишь придать своей тьме форму. Пусть сила обретет облик. Пусть ненависть станет доспехом, а ярость — знаменем. Пусть из мрака Бездны по твоему зову восстанет армия.
— Моя армия…
Новая, странная мысль, принесла за собой и новые, необычные ощущения: На секунду решив довериться им, Тревис с удивлением обнаружил себя сидящим на большом, черном кресле. Ноги освободились, а пол безучастно блестел белым полированным мрамором. Его отодвинуло на клетку назад. На место чёрного короля.
— Как мне собрать эту армию? У меня никого не осталось. Я один.
— Никто никогда не один. Мы всегда часть чего-либо. Тебе надо только позвать.
Тревис глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Он запомнил, что теперь его душа принадлежит Бездне и он может просить защиты только у неё. Он постарался вытащить из сердца всю скопившуюся злость и страдание, но…
Перед глазами снова встала Кесс. Её чудесный образ улыбался, они сияла даже после своей смерти, продолжая оберегать его. Тревис почувствовал, как сердце защемило тёплой волной боли. Трон под ним задрожал, рассыпаясь.
— Тревис! Источник! Иди к нему! Почему ты снова смотришь в другую сторону?!
— Но я всё ещё люблю её…
— Это провал. Возвращайся.
— Что?
Тревис очнулся лежащим на земле. Над ним склонилось недовольное лицо учителя. В складках рта явно значилось презрение, чёрные глаза смотрели уничижительно.
— Ты оказывается такой слабак. И зачем я только трачу на тебя своё время?
— Простите. — Тревис неловко сел. Тело успело одеревенеть и замерзнуть. Он и сам чувствовал стыд, но, в то же время и некую гордость. Он был счастлив осознавать, что в сердце ещё есть любовь и Тьма пока не победила. Вампир точно прочитал его мысли.
— Любовь, Тревис?! Любовь?!
— А что такого?
— Я сдаюсь! — Мужчина яростно взмахнул рыжей косой, отворачиваясь. — Безнадёжно. Ничего кроме чёрного тумана ты не создашь. Виолант ошибался насчет тебя. Посредственность. — Он зашагал в темноту, намереваясь уйти совсем, но у самого выхода из каменного зала остановился, обернувшись. — Так, ещё, напоследок скажи-ка мне, какую цифру способностей тебе присвоили миграционщики при оценке? Три? Четыре? Может ноль?
— Десять.
— Идиот. Ты что, не расслышал меня? Три или максимум четыре?
Но Тревис упрямо встал на своём, отчётливо помня сказанное число, которому он никогда не придавал значения.
— Десять. Мне поставили десятку.
Приступ злого, самозабвенного хохота, наполнил зал гулом и грохотом.
— Десять? Бессовестная ложь. У меня шесть, а я — один из сильнейших. У Виоланта — девять, а сильнее него никого нет. Ты хочешь сказать, что у тебя десятка? Не поверю никогда в жизни.
— И не надо. Оставьте меня в покое.
— Уж не сомневайся. Оставим.
На этом, Лойс Диггинс ушёл, а Тревис остался один на один со своими мыслями. Первый урок дался с невероятным трудом. Он и не подозревал, что быть вампиром так сложно и что при этом совсем нельзя любить.
— Значит, любовь действительно, свет. Какое очевидное, но удивительное открытие.
Он опустил голову, совершенно устав. Но, неутоленный голод скребся, настойчиво порыкивая и напоминая о необходимости охоты. Вставать и идти хотелось меньше всего. Тьма поднялась на худые лапы и взглянула на него пустыми, белыми глазами.
— Фу, да понял я, понял. Какая же проблематичная раса. И почему я не остался человеком? Как было бы замечательно.