— Нет, вы это видели?! Да кто они такие?! Что себе позволяют?! У меня горло огнём горит!
— Марсик, он же мог тебя ударить, зачем ты ему нагрубил?
— Я бы ещё не так нагрубил!
— Эти посохи даже на вид тяжёлые, не считая всякой мистики!
— И пусть! Главное, что уважать надо других людей, когда встречаешь… — Парень запоздало разбушевался, но Тревис заметил, что друга смутило неожиданное появление незнакомцев. Очень может быть, он их натурально испугался и теперь изо всех сил пытался не подавать виду. Только вот, тревожно перескакивающий с предмета на предмет, взгляд и сбивчивая речь, выдавали его с головой. — Мне может быть тоже много чего не нравится, я же не срываюсь на каждого встречного!
— Да, ты просто по-доброму кричишь.
— Пусть так, а что за форма ещё такая на них была? Не припомню подобного камуфляжа ни у кого. И посохи эти…тоже колдуны что ли? Я сдаюсь! Мы всё-таки или с ума сошли окончательно или попали куда-то, где всё попахивает дешевым спектаклем на историческую тему!
Парень совсем разошелся, размахивая от негодования руками и осуждающе указываями в разных направлениях, о которых упоминал.
— Лес этот непролазный, поляна с кучей трупов, дед пришибленный, потом девка эта неизвестно откуда взявшаяся, ведьма, чтоб её. Только порадовался, что может, чудеса эти паранормальные добрыми окажутся, как на тебе, являются из ниоткуда типы в бронежилетах с палками наперевес. Шею мне чуть не прожгли, зараза, болит. Ещё и смотрели на нас как на мешок с дерьмом! Что он там сказал? Кто-нибудь понял что-то? Дей?
— Ничего я не знаю, так же как и ты! — Блондиночка, озадаченная реакцией друга, досадливо хмыкнула. Правая ладонь саднила, кожа вокруг круглой красной татуировки заметно припухла и ныла. Сложный рисунок узора навёл на мысль о лабиринте. По крайней мере, она чётко рассмотрела его начало и конец.
— А ты?!
Тревис не ответил. Тем более, у парня, ни секунды не забывавшего о посторонних, сложилось ощущение, что те внимательно прислушиваются. Оба молчали, но Тревис испытал прилив самого настоящего стеснения, если не стыда.
— А…эм…
— Слов нет? Вот и у меня тоже самое! Точнее, у меня-то они есть, и ещё какие! Мне вся эта ситуация знаешь как уже осточертела? Я хочу домой! — Парень смахнул упавший на макушку подвявший лист и гневно бросил его под ноги, остервенело затаптывая. — Чёрт с ним даже с домом, которого у нас нет! Я хочу даже и обратно в приют, лишь бы только всё это оказалось сном и я проснулся окружённый людьми, а не ледяными великанами, феями и прочими монстрами!
— Марс!
— Да, Дей, мне надоело! Я не великий путешественник по зарослям и с магическими штучками знаться не нанимался! Это ты у нас любишь всякую фантастику и может быть даже и рада, что всё так вышло и место себе здесь найдёшь, а я не такой! Я — домашний, человеческий! Я этого не хочу!
— И мне страшно! И я не хочу! Но я же не устраиваю сцен, вместо того, чтобы всё спокойно обсудить и решить что нам делать дальше!
— Значит, ты — молодец!
— Значит, да!
Резко начавшийся спор, столь же резко и оборвался. Спорщики, разобидевшись друг на друга, разошлись в разные стороны. Дей вернулась к раненому. Марс скрылся с глаз, исчезнув в глубине лагеря и оттуда громко звенело и стукало. Вымещать злость парень решил на всём, попавшемся под руку и под ногу.
— Ох, беда-а… — Молча сидевший мужичёк подал голос, заговорив понятным языком. Он сидел, прислонившись спиной к тюкам и вытянув ноги, но вид внушал надежду на скорое излечение. Маленькие глаза под кустистыми бровями сияли хитрецой и внимательным любопытством. — Судьба-то видать, злая у вас, хорохористая, усмешки любит. Сам проходил, знаю. — Он закивал, подтверждая сказанное. — Да только, злиться так не стоит. Дело это бесполезное, ненужное. Миграционную охрану делать не переделать, им бы только нелегальников всяческих отлавливать да клеймить, других интересов-то у них и не бывает.
— Дед, ты говоришь? — Дей запоздало поняла, что фраза вышла не вежливая, но удивление её оказалось чересчур сильным. Тем более, мужчина не выглядел сильно старым, скорее, не ухоженным: грязные с проседью тёмные волосы свалялись и висели патлами; Лицо заросло густой щетиной; Мозолистые руки, толстые в запястьях, давно не видели мыла и ножниц; Одежда, заляпаная кровью, пылью и потом. Формулировка “Дед” шла ему как нельзя удачней.
Тревиса, подобный поворот заставил едва ли не подпрыгнуть. Подозрения оправдались и он покраснел, с ног до головы. Волны стыдливого жара приливали одна за другой. И тем сильнее, чем чаще взгляд пересекался с глазами девушки. Та спокойно сидела возле пациента, следя за процессом лечения.
— Дык, я и до того умел. Чего же здесь не уметь-то? Очень даже и простое занятие, скажу я вам. Болтай себе да болтай. Чеши языком, пока не отвалится или пока кто не заставит замолчать. Но это уже грубость, конечно. Это допускать нельзя приличному человеку.
— Да я не о том! — Девушка прерывала бестолковый словесный поток. — Ты же не говорил по-нашему. Как ты язык так быстро выучил и когда успел? Или и до этого знал, но скрывал? Зачем?
— И было бы что скрывать, ничего бы скрывать не стал! Вы же спасители мои, из-под телеги вынули, лекарку ко мне доставили, дай бог здоровья ей крепкого. Да уж ей и на здоровье-то жаловаться грех. Она ещё всех нас на ноги подымет, болезненных. Побольше бы людей таких добрых на наш век, вот счастье-то было бы.
— Так, дед, говори яснее. Ничего не понимаю. Откуда язык знаешь?
— Не стоит пытать его дальше. Он правду вам сказал, язык этот для него давно уже знакомый. А что до внезапного понимания между нами, так это от того, что на вас печать повешена. Она и даёт возможность язык человеческий понимать и разговаривать на нём естественно, без запинания.
Тревис впервые услышал голос синеглазой девушки и сердце его замерло. Мысли вылетели, пальцы от волнения задрожали. Несмотря на абсолютную невинность и скромность незнакомки, голос её, мгновенно обличил строгий и серьёзный характер. Она легко выдерживала обращенные взгляды, не думая скрывать ровной спины, уравновешенности движений и некого “своего права”. Что это такое Тревис сказать не мог, но отлично чувствовал и конфузился. Мысленно взглянул на себя со стороны и ужаснулся не презентабельности вида.
— Что? Всмысле? — Дей оказалась сбита словами лекарки не меньше и растерянно переводила взгляд с неё на Тревиса и обратно. — Какой ещё человеческий язык? Печать повешена? Это вот эта татуировка что ли?
— Зря ты милая утруждаешься так, всё для меня, для старика хлопочешь. — Мужичёк, пришёл в небывалое воодушевление. — А всё потому что сердце у тебя доброе, не каменное. Умеешь, значит, к людям ласку проявлять, заботу, вниманием не обделишь убогого и мимо не пройдёшь. Уважаю таких безмерно и век бы тебя добрым словом поминал.
— Довольно дедушка, слов на ветер не бросайте, он всё запоминает и забыть потом не даст. Я вас вылечила потому что долг у меня такой и призвание, а сердца моего вы не знаете. Уж простите, если обидела.
— Что ты деточка! Рад! Рад старик, что с такою душой дела имел да снисходительством окропился. Дай только на ноги встать, дык я уж и докажу свою почтение!
— Не нужно, лежите. Вам ещё часов двенадцать выздоравливать придётся. Раны тяжёлые оказались, им время и покой необходимы.
— Бог даст, полежу, конечно. Только есть ужо так охото, позывов сдержать не могу. Нет ли чего съестного вокруг? Кости, видать, жрать-то просят, жадные!
Девушка ничего не ответила, но послушно встала, в нерешительности остановившись возле ненарошно перегородивших дорогу ребят. Дейдара, шокировано смотрела на незнакомцев и никак не могла произнести годного итога своим мыслям.
— Смею предположить, что вы голодны не менее. Предлагаю поискать или приготовить ужин, а потом поговорить существеннее. Я вижу вашу ситуацию и правда хотела бы вам помочь. Но, сперва, нам всем придётся потрудиться — снести тела, навести небольшой порядок в лагере, отыскать провизию. Это займёт много времени, но до ночи, думаю, должны управиться. Вы получите ответы на все мучающие вас вопросы, но позже. — сперва надо сделать срочное.
Она замолчала и Тревис поразился непоколебимой твёрдости её слов. Не возникало сомнения в их правоте и весомости. Дей, пару раз открывшая и закрывшая рот, не нашлась с ответом, и просто отошла в сторону, пропуская собеседницу. Блондинка уяснила для себя одно: они здесь ничего не знают и находятся в совершенной зависимости от этих людей. И если мужичёк, в силу ранения, не представлял видимой угрозы, то строгая девица с лицом ребёнка, могла представлять. Дей, в отличие от Тревиса, она сразу и прочно не понравилась.
Приводить в порядок лагерь и стаскивать трупы на край поляны, оказалось делом сложным, тяжёлым и долгим. Мужичка, назвавшегося Смирном, перенесли к большому костровищу в центре поляны. Он обещал следить за ним, как за самим собой. И действительно следил — огонь весело трещал и плевался искрами особенно смолистых веток. От пошедшего душистого запаха захотелось есть и ребята накинулись на работу с особым усердием.
Лекарка, не смотря на незаметно занятую ей лидерскую позицию, от работы не отлынивала. Работала наравне с парнями, не жалуясь и не выказывая усталости. Иногда она останавливалась и вытерала пот со лба, осматривая лагерь, лес, дорогу, прислушивалась или размышляла. Тревис пытался относиться к голубоглазой девушке отстраненно, но ничего путного не выходило. Рядом с ней он вздыхал, спотыкался и краснел. Дей видела это и злилась сильнее.
Марс оказался единственным, кто не испытывал к девушке ни злости, ни восхищения. Он её элементарно побаивался. Волшебные способности смущали и заставляли думать: “А не воспользуется ли она ими против них?”
Когда они закончили, вечерело. Солнце неторопливо садилось за деревья, вызолачивая землю и прокладывая длинные контрастные тени. Лесные запахи усилились, появились комары и прохладный низовой ветер. Стало зябко и ребята с говорливым мужичком, расселась в центре поляны возле большого костровища. Огонь разожгли сильнее, побросав крупных брёвен. Суп из найденных ингредиентов, стоял поодаль в большом железном котелке и парил. Смирн, оказавшийся хорошим хозяином, управился с готовкой вовремя и ловко разливал горячий бульон по деревянным мискам.
— А я, стало быть, и говорю ему: “- Что же вы, батюшка, охрану-то не выставили? До города недалеко, день пути пешим ходом, но лес-то кругом глухой. Случись чего, и убежать не сможем и помочи ждать неоткуда”. А он мне: — “ — Ты иди, старый, делом своим займись. Без тебя людей умных полно, как-нибудь разобраться сможем”.
Мужичёк досадно кивнул в сторону горки трупов, накрытых стащенной с повозок тканью.
— И вон чего, лежат родимые. А ведь, все, знать, умные были. Вишь чего, разобрались. Один я, глупый, супчик наваристый хлебаю.
— И кто же на вас напал?
— Уж ясно кто! Разбойники проклятые. Налетели воронами, порезали всех как скотину! Мгновения не прошло, всё вверх дном летит, металл о металл трётся, падают порубленные один за одним. Я, трусливая душа, сразу в телеге спрятался, в мешки, как мышь зарылся. Дай бог, думаю, пронесёт нелёгкая, не заметят варвары.
— И что? Заметили? — Марс, проголодавшийся больше всех, с жадностью накинулся на еду и всё время давился горячим бульоном, пытаясь остужать его прямо во рту. При этом, он во все глаза следил за рассказчиком, взволнованно переживая каждую представляемую картину. Дей и Трев вели себя куда более сдержанно, без спешки отправляя содержимое ложек в рот. Во-первых, сказалась физическая усталость, во-вторых, слишком большое количество впечатлений. Мозг начал попросту тупить, а глаза слипаться.
— Заметить-то может и не сподобились, да вот телегу на дыбы поставить не поленились. Как жахнули! Как на меня, бедного, всё, что там есть, посыпалось, прижало, придавило так, что дух из груди чуть не выпорхнул! — Смирн закивал так часто, входя в раж, что аж щёки затряслись и волосы на глаза упали. — И тут бац! Сверху что-то приземляется и как мне ноги порубит! Я лежу, ору, искрами из глаз тюки поджечь пытаюсь, думаю, всё! Нашли сволочи! Сейчас убивать будут! — На этих словах он перестал кивать и замер, театрально выпучив глаза и растопырив пальцы для большего драматического эффекта. — А потом тишина, будто и не было никого.
— То есть, налетели, всех переубивали и ушли? Даже грабить не стали? — Марс удивленно моргнул. — Какие-то странные разбойники. Судя по тому, что мы отыскали, добычи предостаточно.
— То-то и оно! И я говорю странно. Только сердце моё беду чуяло. Да кому же оно, несчастное, сдалось, чтобы слушать? — Мужичёк расстроенно покивал и схватился за свою миску, принявшись упоённо из неё прихлёбывать.
Марс перевёл взгляд на Дей. Девушка сидела с противоположной стороны костра, ела, не прислушиваясь к беседе. Она смотрела на огонь и жёлтые блики красиво отражались в её глазах. Лицо раскраснелось, волосы растрепались и запылились. Правую щеку украшало пятно сажи. Он хотел окликнуть её, но так и не смог подобрать нужных слов. Тяжело вздохнул, поёжился и перевёл взгляд на друга. Тот сидел сгорбившись и почти уткнувшись в миску лицом. Из-за заслонивших лицо волос, казалось, он заснул.
— Эй, ты там спишь что ли? — Марсу пришлось наклониться и ткнуть его ложкой в плечо. Друг дёрнулся и удивлённо на него посмотрел. Не спал, но сильно задумался.
— Чего?
— Ничего. Спишь говорю?
— А, нет, думаю.
— Я так и понял. — Он кивнул и решил больше не приставать. Тем более, его словоохотливый собеседник успел утолить первый голод и преисполнился жаром беседы.
Тревис пребывал глубоко в своих мыслях. Историю он слушал в пол уха, и так же отстраненно чувствовал вкус еды. Всё его внимание сосредоточилось на Кесс. Так назвала себя голубоглазая незнакомка, когда ей надоело выслушивать очередные “Эй”, “Простите”, “Не могли бы вы” и прочее. Она сказала это с раздражением, неохотно расшифровывая до “Кассандры”. Но Тревису имя понравилось. Оно отлично передавало не сочетаемость милой внешности со строгостью характера.
За время совместной работы, Кесс вкратце поделилась своей историей: Родом издалека и много путешествовала. Занималась в основном, лекарским делом, называла его призванием и талантом. Навыки получила от отца, вырастившего её, пока не пришло время начинать самостоятельную жизнь. Так и вышло, что до этих мест девушка добралась недавно и наткнулась случайно на лагерь.
Ужинать вместе со всеми она не села, ушла в лес, обещая вернуться через несколько часов. Останавливать её никто не стал, как и расспрашивать о причинах. Все, включая благодушно настроенного Смирна, чувствовали некоторую неловкость перед ней. И, хотя Тревису хотелось побыть с лекаркой наедине, пообщаться, заглянуть в глаза, он тоже остался нем и бездейственен.
Он вздохнул, выпрямился, разминая затёкшую спину и лениво отмахнулся от зудящего под ухом комара. Тот увернулся и преисполнившись наглости, сел на фалангу большого пальца, присосался и немедленно превратился в красную размазню. Трев презрительно отер палец о штаны, с удивлением прислушался к своим ощущениям. Он уже много часов не испытывал совершенно никакой тяги к крови. Ни назойливых мыслей, ни странных видений, ни неприятного зуда и жжения в горле или груди. Даже пустота, залёгшая глубоко в сердце, безмолвствовала.
Чтобы это могло значить и когда ждать очередного обострения, Тревис не знал. На счёт загадочных солдат и их заявлений, Смирн их просветил днём. Дей первая не выдержала долгой паузы в разъяснениях и спросила у него всё, что её тревожило.
— Эти “непонятныя личности” по вашему уразумению, у нас зовутся миграционными сторожами. Служба такая есть в государстве. Их работа, значится, что? Искать таких вот как вы, стало быть, иноземцев, отлавливать и печатями магическими шпиговать для порядку. А то без порядку-то куда? Вот и я говорю.
— Подожди. — Блондиночка устало выдохнула и отряхнула руки, пытаясь ими же убрать лезущую в глаза чёлку. Они с Марсом в этот момент натужно кряхтя, перетаскивали безголовое тело неизвестного бедолаги, пытаясь на споткнуться о бренчащие ножны. — Хочешь сказать, таких как мы здесь полно? То есть, сюда часто попадают люди из других миров?
Насчёт того, что их троих действительно переместило из одного мира в другой, сомневаться не приходилось. Более других не верящий Марс, первым же и развеял сомнения, напрямую поинтересовавшись. Оба “местных жителя” посмотрели на него с одинаковой с жалостью и совершенно серьезно посоветовали как можно скорее смириться.
— Попадают. Чего бы им не попадать, раз сам мир дырявый, что решето? Дык, чего далеко ходить? Батя мой из ихних-то и есть, из попаданцев! Да-а… — Мужичёк с видимым удовольствием потянул это “Да”, уносясь в даль воспоминаний. — Хороший был человек, трудовой, смышленый, семью любил — страсть! Всё-то у него ладилась, всё умел по-хитрому снабдить да пристроить. Видать, знания имел нужные, голова варила как бог весть! В селе нашем мужики только диву давались, а он их не слушает и всё модернизирствует, усложняет. Детей науке своей учил, да только я один безголовый вырос, ничего про науку ту и не помню, малый был.
— Понятно. И что, ему тоже печать такую поставили?
— Как не поставить? И такое было. У него она прямо на левой щеке красовалась. Издалека пойдёшь, кажется, что пощёчину дали. Глянешь близко, ан нет, колдовство это всё, государственный учёт.
— Значит, и у тебя такая есть?
На этом мужичёк расхохотался, забыв о чищенной картофелине, удерживаемой в руках.
— Ох, насмешила. Ох, чудо чудесное! Да откуда же мне, человеку рождённому, печатями-то подобными баловаться? Ей богу, ничего смешнее не слышал. Да и на кой она мне? — Он отсмеялся и вернулся к прерванному занятию, заскоблив ножом по тонкой кожуре. — Нет, этакая безделица только на попаданцев вешается, на самих пришельцев, откуда бы они ни прибыли. А что до потомков их, так это уже дело другое. Потомки уже этому миру принадлежат и печатями снабжаться не обязаны.
— Ла-адно… — Дейдара почти научилась не теряться в запутанной и многословной, не без труда вычленяя полезную информацию. — Получается, печати ставят только для учёта новых попаданцев?
— Не только. — Хитровато прищурились, Смирн стал похож на деревенского деда. — Есть тут одна подковырка, которую хитрецы эти, из стражей, сообщать не торопятся. Выжидают, сволочи, пока бедолаги пришлые, по неосведомленности своей, сами в ловушку ихнюю не угодят.
— Да в чём, дело-то? — Освободившись, они подошли ближе.
— Что за ловушка?
— А вот чего! Временная эта печать, только полгоду действия у ней. А чтобы дальше эффект ейный продлить, так за это деньги уплачивать надобно. И большие. От расы зависит, но для людей самая ещё божеская сумма выходит. Можно скопить.
— Временная?
— Платная?! — Марс ошарашенно поглядел на друзей, и, в особенности, на Дей, хмуро рассматривающую поднесённую близко к лицу ладонь. — И сколько же надо платить конкретно? А что будет, если не заплатим?
— Сколько платить, так это я вам ответить не могу, надо в городе узнавать. Почти в каждом мало-мальском поселении есть дозорный отдел. Там и цену скажут и плату возьмут, если срок подходит. Да вы их брата сразу издалека узнаете: всё-то у них красное, как маки; И одежда, и флаги и бумага с перьями.
— Я-ясно. — Марс озадаченно провёл рукой по волосам, прикидывая сколько проблем им принесут печати. — Так, и что же в случае неуплаты?
— Хехе… — Смирн весело закудахтал, получая удовольствие от созерцания трёх растерянных лиц. — Разное. Могут и рудники быть и рабство обыкновенное, в прислугах у знатных господ. Да много чего. Зависеть будет от начальства или нехватки какой-нибудь. А может, и распоряжение прийти всех просроченцев на корабли да в море бросать, на барках работать, спины на палубах государственных гнуть. Это уж как повезёт. — Он отсмеялся, став серьезнее. — А если без смеху, то волнуюсь я за вас. Как бы чего не вышло с вашей доверчивостью и неумением даже и палки в руках держать, не то, чтоб обороняться серьёзно. У нас-то здесь места всё страшные, люди злые. Сами видите — налетят даже на опытных и то еле отмашешься. А вам ещё и расы попутало. Не хорошо это. — Он расстроенно помотал головой, бросая в котёл разрезанную картофелину.
— Кстати, да! Расы! — Марс так и подпрыгнул. — Что они насчёт рас-то говорили?
— А того, не хорошо это… — Продолжал говорить Смирн, не слыша новых вопросов. — …Что расу поменять, это тебе не в реку голым войти да выйти. Это насовсем меняет. Представь, жил себе человек всю жизнь в одной шкуре, привык к ней, всё про неё знает. А тут бац! Шкуру старую с него сдирают, в новую суют, “Иди!” говорят! А человек что? А человек в страхе! Как в новой шкуре жить, которая и не с его плеча взята? Да хвост у ней висит лишний и рогов две штуки. А делать нечего — живи как знаешь, другой уж не дадут и свою не вернут. — Он раскивался на этом, поучительно поднимая вверх очередную, наполовину очищенную картофелину. — Вот оно что значит расу поменять. Не просто это. Не хорошо.
— То, что не хорошо мы уже уяснили. Лучше скажи, как так вышло? И цифры что значат?
Вопрос повис в воздухе. Смирн внезапно расстроился, уткнулся в котелок и продолжил бубнить, постоянно повторяя про себя “нехорошо”, да “жальче нету”. Друзья озадаченно переглянулись. Тревис пожал плечами. Ответ пришел откуда не ждали.
— Когда переход совершается, мир этот, по разумению своему, может поменять расу своему гостю. Иногда случается, что и не меняет. Однако же, чаще наоборот.
Стоявшая чуть поодаль Кесс, с приподнятым подбородком, осанкой и самодостаточной значимостью, напоминала княгиню. Даже грубая ткань и плохой крой платья, не лишали её внутреннего блеска. Голубые глаза смотрели холодно, но не отталкивающе.
— Значит, он поменял нам расы при переходе и теперь мы…кто? Я ничего не чувствую.
Марс, тормозящий больше остальных, по привычке, адресовал вопрос Дей. Та не стала на него смотреть, недобро прищурив глаза, не отводя их от собеседницы. Ответила она с раздражением.
— Марсик, всё уже и так понятно. Меня превратило в эльфа, Трева в вампира, тебя оставило человеком.
— Что?!
— Она права, Марс. Я с самого начала почувствовал изменения, но не знал, что это такое. Думал, схожу с ума, раз стал на запах крови бегать.
— И вы молчали?!
— Да откуда нам было знать?! — Девушка разозлилась не шутку, всплескивая руками и оборачиваясь к другу. — Слух этот внезапно прорезался, легкость, всё стало такое… — Она попыталась подобрать нужное слово, не нашла его и брякнула первое попавшееся — Чудесное! Да я была на седьмом небе от счастья, забыла даже про случившееся! — Она резко замолчала, подбивая концом босоножки узкую шишку. — Потом всё делось куда-то, как только мы сюда пришли. Никак не могу снова настроиться.
— Этому как раз объяснение лёгкое; Эльфы — существа тонкие, с природой удивительно совместимые. Для полноценного раскрытия им нужны определённые условия: Природа — первое из них. Второе — покой. Это не боевая раса и в обычной жизни их не встретишь. — На этих словах, лицо говорящей прояснилось и его тронула лёгкая улыбка, осветившая лицо. — Чудесная доля в целом.
— А вампиры?
Вопрос прозвучал не то, чтобы неожиданно. Скорее, слова упали в застывший от паузы воздух камнями, тяжело перекатившись в головах присутствующих. Особенно сильное волнение они произвели на Кесс. Лицо её дернулось, взгляд метнулся в сторону, обратно, но она сумела быстро взять себя в руки и продолжила вполне невозмутимо.
— Превращение в вампира не сулит своему владельцу ничего хорошего. Это и не раса в привычном смысле. Больше народ, живущий в пещерах и именуемый всеми никак иначе чем “нечисть”. Вампиры обречены пить живую кровь и от этой участи им нет спасения. Как нет и прощения от других рас.
Девушка замолчала, смутилась произведенному её словами эффекту и быстрым шагом скрылась за завалами. В опустившейся тишине слышалось бряканье деревянной ложки о котелок, бурчание дела, да бульканье.
Тревиса вырвало из воспоминаний появление Кесс. Смирн продолжал активно жестикулировать, расписывая увлечённому Марсу свои похождения. Дей ворошила длинной палкой угли. Голубоглазая девушка вышла из леса, остановившись у границы тени. Её взгляд скользнул по всем, споткнувшись на обращенных на неё глазах парня. Она сделала неловкий шаг вперед, не решаясь прервать общего настроения.
— Садись сюда. Проголодалась? — Трев подвинулся на бревне, приглашающе похлопав рядом с собой. Девушка секунду размышляла, потом решилась и села на предложенное место. Дей хмуро свела брови в ответ на её приход, буркнула, но от своего занятия не отвлеклась. Марс с дедком, так и вовсе не заметили её прихода.
Тревис налил в свободную плошку остывший суп и протянул вместе с ложкой. Лекарка благодарно улыбнулась, показавшись ему той скромной, тихой и ласковой девушкой, встреченной им в лесу. Он даже покачал головой, удивляясь быстроте перемен в характере.
— Спрашивать куда ты уходила, наверное, бесполезно?
В ответ он получил усмешку и согласный кивок. Пол чашки спустя, она сама завязала разговор.
— Для своего положения и обстоятельств, ты весьма уверенно себя ведёшь. Не чувствуешь зова? — Она поглядела из-под бровей, снова прикладываясь к еде.
— Чувствовал. — Тревис опустил взгляд. Рассмотрел сбитые носки чёрных кожаных сапожек, выглядывающих из-под коричневого подола. — Ровно до того момента, как увидел тебя в первый раз.
Он испуганно вскинулся, опасаясь, что фраза прозвучала двусмысленно или провокационно. Но девушка даже и не подумала смущаться. Она смотрела спокойно, прямо, проникая глазами далеко в душу, в сердце. Читая в нём все чувства, как с чистого листа. Наконец, она отвела взгляд.
— Такое бывает на первых порах. Сильные эмоции перекрыли дорогу темноте и она временно ослепла. Но её нюх обязательно вернется в ближайшие дни и тогда тебе придётся трудно.
— Насколько трудно? — Тревис почувствовал как сердце застучало в груди, готовое выскочить.
— Настолько, что ты будешь кусать себя в приступе. Будешь глотать свою кровь и захлебываться ей, не получая отдохновения. Бежать, не разбирая дороги, из всех цветов различая только красный. — Она замолчала, произнеся это тихо, чтобы не услышал никто, включая эльфа. Расстроено покачала головой.
— Что, настолько плохо? — Трев почувствовал, как в горле пересохло и по нему перекатился стальной шар паники. Ладони вспотели. Мысли разбежались в разные стороны, вспугнутыми мышами. Взгляд сам собой устремился к девушке, ища утешения и спасения. Она поймала взгляд, поняла его, но ничего не ответила, отворачиваясь к огню.
Разговор закончился и Тревис ощутил себя хуже, чем тогда, на заснеженной парковке. Только холод был не вокруг, а внутри него. Он слепо смотрел в огонь, а перед глазами снова начал падать снег: Белый, мертвый, безжалостный и одновременно прекрасный. И новоиспеченному вампиру до ужаса, до боли, захотелось, чтобы в этот момент его грудь разорвало гигантское ледяное копье. Оно бы вошло в него легко, не встречая сопротивления костей и тканей. Вошло бы, и навеки заполнило эту засасывающую пустоту.
Но нет белого великана. Он исчез, случайно распахнув для них дверь в новый мир. И неоткуда взять ледяного копья. И снег не идёт с тёплого, летнего неба. И всё хорошо до тех пор, пока тьма не откроет свои глаза и из всех цветов не останется только красный.