- Можно к тебе присоединиться?
— Подходи, — ответил мысленно Дзирт, зная, что его услышат. — Тихо, пожалуйста. Не разбуди дочь.
Дзирт хмыкнул, обдумав эту последнюю мысль. Разве мог он когда-либо представить, что главной заботой в телепатическом разговоре с Киммуриэлем Облодрой будет возможность того, что дроу разбудит его ребёнка?
Через несколько мгновений Киммуриэль вышел из-за густой полосы деревьев слева от холмистой поляны, на которой Дзирт разбил лагерь. За четыре дня после первой встречи в лесу у цитадели Адбар он видел псионика или любых других сопровождающих его дроу только один-два раза. Выполнив своё обещание, Киммуриэль и Браэлин держали эскорт Бреган Д’эрт вдали от Дзирта и его дочки, позволяя им побыть вдвоём в тишине.
В большей тишине, чем обычно, подумал Дзирт, и он был благодарен — поскольку чувствовал себя с Бри в большей безопасности в здешних диких местах, зная, что за ним, и, главное, за Бри приглядывают эти солдаты-дроу.
Следом за Киммуриэлем из-за деревьев вышла вторая фигура. Сначала Дзирт подумал, что это Браэлин, но нет, это оказалась женщина.
Киммуриэль прошёл мимо Бри, бросив на неё только быстрый, ничего не выражающий взгляд, но женщина у него за спиной остановилась, чтобы полюбоваться на девочку с широкой улыбкой. Её лицо сияло, когда она повернулась обратно к Дзирту и достаточно подошла к огню, чтобы он её узнал.
— Она прекрасна, — сказала жрица Даб’ней. — Такая невинная.
— Как часто ты думала так про детей в Мензоберранзане? — спросил Дзирт, несмотря на желание оставаться вежливым.
— Всегда, — ответила Даб’ней, как будто не оскорбившись. — Хотя многие уже теряли эту ауру к тому времени, как им исполнялось столько же, сколько твоей малышке.
Она шагнула в сторону и уселась на землю. Киммуриэль тоже сел прямо перед Дзиртом.
— Ты знаком со жрицей Даб’ней? — спросил псионик, и Дзирт кивнул. — Думаю, мы не испортили тебе время с дочкой. Нам бы не хотелось лишить тебя этих мгновений.
— Я признателен вам за это, и, пожалуй — за эскорт.
— Хорошо. Я могу сказать, что твоя жена и наши знакомые прошли через портал Громфа, куда бы тот их ни выкинул.
— Ты держишь с ними связь при помощи своей магии разума?
— Нет, мне сообщил Громф.
Дзирт кивнул и сделал глубокий вдох. Осознание, что Кэтти-бри сейчас находится в дикой глуши, потрясло его сильнее, чем он ожидал — и это удивило его, поскольку он всё же предвидел такую реакцию.
— Я бы многое хотел с тобой обсудить, если позволишь, — попросил Киммуриэль.
Дзирт пожал плечами.
— Почему?
— Почему?
— Почему ты пришёл?
— Я как раз собирался тебе об этом рассказать, — ответил Киммуриэль.
— Нет, вопрос не в том, что ты хочешь со мной обсудить, а в том, зачем ты вообще сюда пришёл? — пояснил Дзирт. Он не пытался скрыть подозрительность в своих мыслях, или, по меньшей мере, растерянность от этого необычного поворота для этого и многих других дроу. — И почему ты принял сторону Ивоннель и дома Бэнр — ты ведь ненавидишь дом Бэнр сильнее всех прочих! — на поле близ Гонтлгрима?
— Я признаю, что испытываю обиду из-за постигшей мой дом судьбы, — сказал Киммуриэль. — Я не питаю тёплых чувств к Квентл Бэнр, конечно, как и ко всем остальным.
— Тогда почему?
— Потому что я видел другую сторону. За их завесами я видел другую сторону этой войны, и только тогда понял, что это — то самое сражение, на которое многие из нас надеялись в течение нескольких веков. В первую очередь, притворившись пленником, я видел мать Жиндию, в своём доме планирующую гибель… ну, тебя и твоего отца — и Бреган Д’эрт.
— Значит, ты просто служил себе.
— Нет, вовсе нет, — сказал Киммуриэль. — Жиндия Меларн хотела избавиться от Бреган Д’эрт не только для того, чтобы преумножить собственное благополучие. Она поступала так, потому что мы бросали вызов парадигме, которую требовала Жиндия, и может быть, Ллос. Парадигме надменности и изоляции, чистого, глупого расизма и бесконечной жестокости. Я видел её, Дзирт До’Урден, и её чувства были неприкрыты, слова легко срывались с губ, ведь тогда она считала, что я в плену, стал её рабом, скованным силой иллитидских щупалец.
— Иллитиды. Когда дело касается тебя, почему-то всегда всплывают иллитиды, — заметил Дзирт.
— Для меня они как огромная библиотека, — сказал Киммуриэль. — Хранилище почти безграничного знания.
Дзирт осторожно рассматривал его. Он слышал от Джарлакса, что давным-давно Киммуриэль исчез на какое-то время, но на самом деле Дзирт не знал ничего, кроме сказанного ему только что Киммуриэлем. Была ли это правда? Или какой-то сложный обман?
— Скажи мне, Дзирт До’Урден, что ты думаешь о богах? — спросил Киммуриэль.
Дзирт отшатнулся, застигнутый врасплох этим прямым, личным и неожиданным вопросом.
— Я не жрец, — ответил он, взяв себя в руки. — Может быть, тебе стоит спросить об этом Даб’ней?
— О, мы часами беседовали об этом на протяжении долгих лет, — ответил Киммуриэль. — Уверяю, твой ответ ей так же интересен, как и мне.
— Твой вопрос настолько общий, что я не могу не задуматься — какой ответ тебе нужен на самом деле.
— О богах, — пояснил Киммуриэль. — Очевидно, Ллос ты отверг.
— Отверг её? Я никогда её не принимал — даже отчасти. В свои ранние годы в Мензоберранзане я не столько отвергал, сколько игнорировал её уроки. Я всегда считал её скорее демоном, чем богиней. И да, когда она явилась мне в том коридоре и потребовала моей преданности, я отверг её предложение — какой бы ни была цена.
— Но было бы проще согласиться, — сказала Даб’ней.
— Проще? Просто вручить ей мою преданность? Мою душу? Как я мог? Как вообще кто-то мог бы так поступить? Личные убеждения могут меняться, но нельзя по чужой просьбе изменить саму основу твоего сердца и души. Я мог бы изображать служение Ллос, но она никогда не смогла бы приобрести мою искреннюю веру и преданность, и знала об этом, если на самом деле являлась богиней.
— Но ты нашёл одного бога. Миликки, так? — спросил Киммуриэль, и Дзирт снова пожал плечами. — Я слышал от твоего отца, что она стала предметом спора между тобой и твоей женой, которая ей поклоняется.
— Наверное, Закнафейну стоит меньше болтать, — отозвался Дзирт.
— О, заверяю тебя, что это имело прямое отношение к нашим последним дискуссиям в Лускане — думаю, потому он об этом и вспомнил. И хотя я не могу припомнить разговор в точности, я не уверен, что эти слова действительно срывались с его губ.
— Должно быть, сложно помнить такие вещи, когда столько времени проводишь в разуме других. Где тебе не место.
— Да, это настоящее проклятие, — раздался сухой ответ.
— Для нас всех, — согласился Дзирт, и Даб’ней хмыкнула.
— Но Миликки, — продолжал настаивать Киммуриэль. — Скажи мне. Ты нашёл её и выбрал своим божеством.
— Не совсем, — ответил Дзирт, обдумав вопрос. — Скорее, я нашёл имя, которое связал с тем, что ощущал у себя в сердце. Я не поклонялся ей. Я не просил её указать мне путь или помочь, даже не просил у неё заклинаний. Мне не требовалась Миликки, чтобы отличить добро от зла, Киммуриэль. В юности в Мензоберранзане я видел достаточно этих игр власти.
К удивлению Дзирта, этот ответ как будто порадовал обоих дроу перед ним. Киммуриэль даже повернулся к Даб’ней, улыбнулся и кивнул, и она ответила на его жест, прошептав слова Дзирта «игр власти», как будто они пришлись ей по душе.
Повернувшись обратно, Киммуриэль нетерпеливо подался вперёд. — Ты покидал этот мир, — сказал он. — Расскажи. Что было там? О чём ты узнал?
Дзирт пристально посмотрел на него, опять застигнутый врасплох.
— Пожалуйста, — попросил Киммуриэль.
— Узнал? Чувства спокойствия, красоты и гармонии — по крайней мере, тогда. Что же до последнего места назначения этого путешествия, я не узнал ничего, — ответил Дзирт, и этот вопрос он задавал сам себе тысячу раз с тех пор, как покинул это существование. — В мгновения трансцендентности — или сколько она продлилась — я испытывал… братство. Единство со всем, и покой, которого не знал ни прежде, ни потом.
— Ты куда-то попал? — продолжала расспросы Даб’ней. — В Рощу Единорогов?
— Я оказался везде и нигде одновременно. Не могу объяснить подробнее — даже сам себе, и можете мне поверить, я пытался.
— Почему вы об этом спрашиваете? — продолжал Дзирт изменившимся тоном. — И почему ты обсуждал такие вопросы с Закнафейном?
— Закнафейн долгие годы был мёртв, — ответил Киммуриэль. — Я хотел… я хочу узнать, куда он попал и что это был за опыт.
— Киммуриэль одержим смертью?
Дзирт был изумлён, но псионик не стал отвечать или возражать.
— Ты не производишь впечатление того, кого могла заинтересовать Ллос — или любой другой бог, раз уж на то пошло, — сказал Дзирт.
— Виновен по всем статьям.
— Я всегда полагал, будто ты считаешь, что просто растворишься в разуме иллитидов и останешься там вечность.
— Эта мысль приходила мне на ум. И возможно, всё это интересует меня не применительно ко мне самому. Но ты знаешь о происходящем в Мензоберранзане.
— Только о том, что там ничего не происходит.
— Пока, — сказала Даб’ней, не успел Киммуриэль отозваться.
— Разумные народы Фаэруна не монолитны в своих мыслях и поведении, даже внутри собственных культур и традиций, даже внутри собственных религий, — пояснил Киммуриэль. — Выбирают ли они богов из-за семейных традиций? Или основываются на том, что испытают, когда их призовёт смерть, выбирая свой рай, как можно выбрать чудесный участок земли для постройки дома?
— Всё кажется слишком примитивным, когда ты так говоришь, — сказал Дзирт.
— И я думаю, что Дзирту До’Урдену это казалось примитивным всегда.
— Хорошая догадка.
— Что тогда? — напрямик спросила Даб’ней. — Кто твой бог? Или ты настолько возгордился, что считаешь богом себя?
— Едва ли.
— Тогда кто?
— Я не знаю.
— Опасное признание, не так ли? Если у тебя нет бога, тогда что тебя ждёт после смерти?
— Я не знаю.
— Но ты не боишься? — спросила она.
— Нет. Потому что какого бы бога я вам ни назвал, какое бы посмертие ни выбрал в качестве участка земли для постройки моего вечного дома, всё это кажется не имеющим значения.
— Потому что место и опыт должны определяться тем, что в твоём сердце, а не внешними проявлениями веры и преданности, — сделал вывод Киммуриэль. Он снова посмотрел на Даб’ней, они улыбнулись и кивнули.
— Почему у меня такое чувство, что вы просто подтверждаете то, что и так обо мне знали?
— Может быть, мы просто рады встретить родственную душу, — сказала Даб’ней.
— Мне казалось, что ты — жрица Ллос.
— Мне тоже так казалось — очень долго, — ответила она. — И может быть, это по-прежнему так. Я знаю, что когда прошу о заклинаниях, я получаю их — хотя специально не взываю к ней или к кому-то ещё. Я понимаю затруднения в попытках описать твой опыт, Дзирт. Для меня это не проще. Возвысилась ли я духовно, как ты возвысился сразу духовно и физически? Неужели теперь я превзошла необходимость взывать к отдельному богу и вместо этого получаю божественную магию от некой даже неизвестной мне сущности, но той, которую я понимаю всё лучше и лучше?
— Сверх-бог? Бог богов? — вмешался Киммуриэль.
— Не знаю, — снова признался Дзирт. — Я могу отличить добро от зла — чаще всего, по крайней мере — и плохое от хорошего, и иду путём одного, отвергая другое. Может быть, таково назначение божественности. Оно приносит достаточно смысла в мою жизнь, чтобы я не волновался о том, как его зовут, будь то бог, демон или небесный повелитель.
— И это и есть правда о нём, о тебе, — решил Киммуриэль. — Ты не задумывался, а что если эти боги, которые обещают власть, умиротворение, любовь или свободу, чтобы вечно чинить свою жестокость, всего лишь эгоистичные властодержцы, превосходящие нас существа, которые используют нас для достижения собственных целей вместо того, чтобы помогать нам достигать наших?
— Да, — Дзирт не стал пояснять. Он знал, что в этом нет нужды. Он легко открылся этим двоим — что было вдвойне странно, учитывая, что это были агенты Бреган Д’эрт, непроницаемый Киммуриэль и даже жрица Паучьей Королевы! И хотя его это удивило, он не сомневался в своём спокойствии.
— Ты знаешь, что за такие признания жрецы и жрицы многих религий, не только последователи Ллос, проклянут тебя и может быть даже станут жестоко пытать, пока ты не отречёшься или не станешь умолять о смерти?
— Я уже видел такое, в Мензоберранзане и в Лускане, где самые жестокие казни на Карнавале Заключённых проводятся за преступления вроде сомнений в избранном боге. Что ещё больше укрепляет мою уверенность в правоте.
— Потому что хороший бог никогда не пошёл бы на такую жестокость, — сказал Киммуриэль.
Дзирт кивнул.
— Ты удивил меня, Киммуриэль.
— Поверь, больше всего я удивил самого себя — после того, как погрузился в воспоминания Ивоннель Вечной через сосуд её дочери и тёзки-внучки до самых первых дней Мензоберранзана.
— До порчи Ллос, — добавила Даб’ней.
Дзирт переплёл пальцы и широко улыбнулся. Он решил, что настала его очередь направлять разговор.
— Да, эти истории — Закнафейн с Джарлаксом рассказали мне об этом откровении во всех подробностях. Но давай поговорим о нём ещё.
Как только он это сказал, Бри начала ворочаться.
— Мне нужна минутка, — сказал Дзирт, поднимаясь на ноги.
— Пожалуй, так даже лучше, — ответил Киммуриэль. — У нас будет время обдумать то, что должно стать важной дискуссией, и начать её с чётким пониманием цели.
— Звучит скорее как спор.
Киммуриэль покачал головой.
— Мы не можем знать того, что мы не знаем, поэтому о таких вещах бесполезно спорить.
Дзирт пересёк лагерь, чтобы уложить Бри, глядя на звёзды, загорающиеся в ясном небе, позволив душе и сердцу вознести его в мирные небеса.