Дзирт сидел на перилах просторной террасы у главной задней двери монастыря Жёлтой Розы. У него за спиной на порывистом ветру, дующем с узких перевалов Галенских гор, хлопал плащ. Время года быстро менялось, листья желтели и опадали, и в воздухе висело свежее чувство скорого снега, пока над головой мчались серые тучи.
Везде, где бы он ни жил, Дзирт любил эту пору — за исключением Мензоберранзана, где времена года не менялись, и Долины Ледяного Ветра, где осень была той же зимой, только немного светлее. Запах в воздухе, танец падающих листьев — всё это приносило ему чувство мира и покоя.
Может быть, потому, что многие из знакомых ему конфликтов заканчивались осенью, подгоняемые перспективой наступления зимы, вынуждавшей прекратить любые боевые действия.
Он широко улыбнулся, глядя, как бегает по усыпанной листьями траве Бри, как она прыгает в кучу листьев, которую снова и снова сгребает для неё Саван. Простая радость детской игры была такой яркой и заразной.
А может быть, дело не только в игре, подумал Дзирт — по крайней мере, для монахини. Саван была госпожой зимы, третьей по старшинству в монастыре, и выше неё были лишь верховный магистр Кейн и магистр Перривинкль Син, пожилой мужчина, чей расцвет сил давно закончился. Ранее этой десятидневкой Кейн говорил Дзирту, что рассчитывает на то, что Саван станет первым верховным магистром-женщиной за долгие годы в ордене Святых Солларов.
Единственным соперником в её возвышении был брат Афафренфер, но его, увы, не стало.
Улыбка Дзирта угасла, когда он вспомнил об Афафренфере. Тот достиг трансценденции, превзойдя свою физическую форму, и свою духовную силу, всю до последней капли, использовал, чтобы вытащить Дзирта обратно из вечности — ценой того шанса на возвращение, который у него, Афафренфера, был. Благодаря единству их душ в том духовном состоянии Дзирт понял мотивы Афафренфера, но всё равно не мог избежать чувства вины. Афафренфер верил, что у Дзирта больше причин возвратиться, чем у него. С ребёнком на подходе, с крепкой и растущей семьёй, Дзирт ещё не закончил свой путь в этой жизни, говорил ему каждый призыв Афафренфера.
Но брат Афафренфер был готов покинуть оковы физического мира и даже желал этого. Он верил, что его спутник жизни, его возлюбленный и лучший друг — брат-монах по имени Парбид, который давал ему смысл и цель — ждёт его в этом объединённом существовании на высшей ступени бытия.
Дзирт надеялся, что это правда, ради Афафренфера и ради себя, ради всех тех, кого любил. Он хотел, чтобы их ждало нечто большее.
По какой-то понятной только двухлетним детям причине в этот момент Бри издала оглушительный рёв и объявила себя тарраской. Она подняла руки, как когти чудовища, и громко топая, направилась на Саван, которая изобразила ужас и стала убегать от преследующей её маленькой девочки.
На лицо Дзирта вернулась улыбка.
Однако он снова задумался, была ли это просто игра. Ему казалось, что Саван оценивает его дочь, как будто пытаясь понять, выйдет ли из девочки подходящий кандидат для обучения в традициях монастыря. Дзирт уже сказал Кейну, что он хотел бы этого для Бри, но также сказал и о том, что она не станет присягнувшим членом ордена — по крайней мере, пока не повзрослеет достаточно, чтобы быть в силах самостоятельно принять столь важное жизненное решение.
Это совсем не обеспокоило Кейна. Дзирт так и не обратился в его веру — он до сих пор не был уверен, что монахи обладали какой-то «верой» в традиционном понимании этого слова, и судя по учению монастыря, «святой», о котором шла речь, служил скорее примером почитания личной дисциплины и целеустремлённости, чем почитания какой-то божественной девы. Возможно, именно это больше всего и нравилось Дзирту в монастыре.
— Она движется так, как и следовало ожидать от дочери Дзирта До’Урдена, — раздался позади него голос Киммуриэля.
— Ей и двух лет не исполнилось, — со смехом отозвался Дзирт. Он повернул голову, чтобы посмотреть через плечо на приближающегося псионика. — С каких это пор Киммуриэль стал разбрасываться пустыми похвалами?
— Это твой способ поинтересоваться, что мне от тебя нужно?
Дзирт снова рассмеялся.
— Может быть.
Однако он немедленно посерьёзнел.
— Я благодарен, что ты отправился в путь, чтобы защитить мою дочь в нашем путешествии.
— Это моя половина сделки, которую я надеялся с тобой заключить.
— И за компанию в то недолгое время, что мы провели вместе, — добавил Дзирт. — Не могу сказать, что ночи, в которые мы беседовали, были… неинтересными. В последнее время ты определённо меня удивляешь.
— Я рад.
— Ты получил свою встречу с магистром Кейном?
— Получил.
— Уверен, он тебя не разочаровал.
— Он превосходит всё, чего я мог ожидать от любого человека, — признал Киммуриэль. — Я очень признателен за его мудрость.
— Касательно чего? Что ты ищешь?
— Ответы.
— На тот, самый сложной вопрос из всех, — кивнув, сказал Дзирт. — Сомневаюсь, что магистр Кейн смог помочь тебе в этом отношении.
— Он впустил меня в свой разум, — сказал Киммуриэль. — И оставшись наедине с его воспоминаниями, я смог лучше понять чувство трансценденции.
Дзирт почти не услышал второе предложение, так сильно его потрясла первая часть.
— Он впустил тебя в свои мысли? Пригласил в свой разум?
— Да, — ответил псионик, просто подтверждая факт.
— Но… — у Дзирта даже слов не нашлось, чтобы что-то ответить.
— Потому что он был уверен, что с лёгкостью сможет меня оттуда изгнать, — пояснил Киммуриэль.
— Он ошибался?
— Нет, — признал Киммуриэль, по-прежнему просто объявляя факт. Если этот опыт стал для него неожиданностью или даже заставил разочароваться в собственных силах, он этого не показал. — Я же сказал тебе, он превзошёл всё, чего я мог ожидать от человека.
— Значит, он впустил тебя и поделился с тобой воспоминаниями о трансцендеции из физической оболочки.
— И теперь я стал лучше понимать это явление. Но конечно же, у этого понимания остаются определённые границы, поскольку подобное действие может быть постоянным состоянием, а может — и непостоянным.
— Есть лишь один способ узнать истину, — признал Дзирт.
— Я не тороплюсь покидать эту жизнь.
Дзирт не стал спорить, поскольку чувствовал то же самое. Его трасценденция во время бегства от захватчика дала ему огромное утешение и надежду по поводу того, что ждало за чертой, но он понимал, что не может судить про постоянность этого опыта. Он не мог отбросить вероятность того, что это был лишь трюк разума, чтобы облегчить переход, пока его душа растворяется в пустоте.
— Утром мы уходим, — сказал ему Киммуриэль.
— Значит, торопишься покинуть это место?
Киммуриэль улыбнулся.
— Не хочешь отправиться с нами? Очень скоро придут зимние ветра, и нам повезёт, если мы успеем вернуться в Лускан до первого снега.
Дзирт задумался об этом, но сразу же покачал головой.
— Сейчас мне там нечего делать. Я останусь с Бри — здесь для неё хорошее место. Когда Кэтти-бри вернётся, она придёт за мной, уверен, и я хочу, чтобы она тоже провела здесь какое-то время. Дискуссии полезны, даже поучительны. Всегда хорошо поговорить о том, чего мы не можем знать до конца, и получить советы от тех, кто думает о том же самом.
— Как и мои дискуссии с тобой, — сказал Киммуриэль.
— Почему?
Киммуриэль с любопытством взглянул на него — редкое выражение у дроу, который с лёгкостью мог проникнуть в мысли посторонних. Но в этом путешествии он так не поступал, знал Дзирт. Не с Дзиртом — по крайней мере, после того, как Дзирт попросил его не делать этого. Ни единого раза.
— Почему всё это? — прояснил Дзирт. — Неожиданно ты так обеспокоен богами и жизнью после смерти. Никогда не видел, чтобы ты задавался такими вопросами.
— Я никогда прежде о них не думал. Не по-настоящему, не глубоко. В духовном смысле боги казались мне незначительными, скорее — средством прагматичного выживания, в особенности — в Мензоберранзане. Что же до остального, когда мне предстояло прожить ещё целые века, размышления о смерти казались… далёкими. И вероятно, в конечном счёте лишёнными смысла.
— Но теперь?
— Как я и сказал, прежде я никогда не размышлял над этим по-настоящему глубоко.
— Прежде чем что?
— Прежде чем помог Ивоннель и верховной матери Квентл в их поисках живых воспоминаний верховной матери Ивоннель, — признался Киммуриэль — именно то, что ожидал и надеялся услышать Дзирт.
— Ты что-то понял?
— Что в конце будет негде спрятаться.
— Может быть, в конце нет ничего, от чего нужно было бы прятаться.
Киммуриэль кивнул и улыбнулся, но продолжал развивать тему.
— Никакого божественного правосудия? — спросил он. — В таком случае, влияют ли на жизнь после смерти наши поступки? Решают ли они что-либо? Мой народ, наш народ, столкнулся с этим вопросом — в большом масштабе, Дзирт До’Урден. Они будут воевать друг с другом, не сомневайся.
— В этом я не сомневаюсь. Сомневаюсь я в том, что ответы, которые ты ищешь, могут на это повлиять.
— Думаю, могут. И даже если нет, я ищу эти ответы для себя. Подумай, Дзирт До’Урден: почему ты так легко отвергаешь религию?
— «Отвергаю» — сильное слово.
— Даже когда ты нашёл Миликки, ты принял её небезусловно, — напомнил ему Киммуриэль. — Ты сам не раз в этом признавался. Ты поставил себя, свою совесть, выше неё.
Дзирт начал спорить, но замолчал и вспомнил свои споры с Кэтти-бри по поводу истинной природы орков и гоблинов.
— Разве это не отвергание религии? — спросил Киммуриэль, словно прочитав его мысли. Однако Дзирт понял, что Киммуриэлю не требовалось ментальное вторжение, чтобы понять, о чём он сейчас думает.
— Не могу этого отрицать, — сказал он.
— Что такое религия, Дзирт До’Урден?
— Этот вопрос кажется слишком широким.
— На чём она основана? — спросил Киммуриэль.
— На морали. На кодексе…
Киммуриэль фыркнул.
— Не ожидал услышать, что ты припишешь Ллос мораль.
— Ллос — ложная религия.
— А Миликки? Кто говорит тебе желать только убийства гоблиноидов, которые, как ты считаешь, могут не являться безусловно злыми?
— Это… — Дзирт замолчал, не успев ничего сказать, поскольку угодил в ловушку псионика.
— На чём основана религия? — снова резко спросил Киммуриэль.
— На страхе, — сказал Дзирт.
— Видишь? Мы согласны. Она основана на страхе смерти и того, что может произойти или не произойти потом. Убери это — и церкви станут всего лишь посредниками всеобщего блага, если так. Боги Торила обещают власть, богатство или совершенный покой, даже неприкрытое сексуальное удовлетворение, в обмен на поклонение. Они управляют нами с помощью кнута и пряника, но лишь потому, что мы боимся, что иначе утратим слишком многое.
— Поэтому ты сюда пришёл, — сказал Дзирт. — Чтобы по-настоящему освободиться.
— Да, — ответил Киммуриэль. — Я жил веками, скрываясь в разуме улья или в библиотеке, пытаясь разобраться в том, что в конце концов оказалось за границами моего понимания — поскольку место назначения можно узнать лишь тогда, когда дорога наконец пройдена. Но теперь я верю, что достиг границ моего возможного понимания этого непознаваемого предмета — до тех пор, пока не совершу последнее путешествие.
— И ты ушёл от страха.
— Да. Принуждающая власть богов, страх их предупреждений, привлекательность их обещаний исчезли. Теперь я вижу перед собой истинный мир и принимаю решения, руководствуясь собственными соображениями.
— Например, по поводу грядущих событий в Мензоберранзане. Выходит, Киммуриэль знает, на какой стороне он будет сражаться?
— Если буду, если вообще решу сражаться. Я просто пытаюсь решить, стоит ли оно того.
Это замечание поначалу показалось Дзирту странным. Если Киммуриэль знал, какая сторона права, а какая ошибается, разве имеет значение, лежит ли на чаше весов какая-то вечная награда?
Однако теперь Дзирт понял, что считает точно так же. Да, он пытался творить добро в этом мире ради самого мира, ради товарищества и тех, кого любил. Но стал бы он с такой готовностью приносить в жертву оставшиеся ему мгновения бытия, сознания, лишь ради этих вечных наград, если бы не верил во что-то за границами этой жизни?
Да, стал бы, понял он, и прожил бы так свою жизнь, даже окружённый сомнениями и страхами.
— Это стоит усилий, — заверил он стоящего перед ним псионика, интеллектуала, слишком часто обитавшего в царстве разума и недостаточно — в царстве сердца.
— Я знаю, что ты в это веришь.
Дзирт поднял руки, не собираясь спорить.
— И я надеюсь, что ты прав. И поэтому я задаю те вопросы, которые задаю. Кто знает, друг мой, может быть скоро мы встанет бок о бок на улицах Мензоберранзана в смертельной битве с теми, кто решит остаться невольником Паучьей Королевы.
— Могу ли я в этом случае рассчитывать на Киммуриэля, каковы бы ни были наши шансы?
— Ты о многом просишь, — ответил Киммуриэль, но затем сверкнул редкой улыбкой и вернулся обратно в монастырь.
Да, подумал Дзирт, он рад, что Киммуриэль и другие присоединились к нему в этом путешествии.
Той ночью, когда Бри уснула, Дзирт вышел на заднее крыльцо монастыря, в тёмный двор, чтобы искупаться под звёздным светом. Разговор с Киммуриэлем дал ему надежду — надежду на псионика и на его народ, на грядущую великую борьбу. Было множество дроу с такими же чувствами в сердце, как и у него, Дзирт был в этом уверен. Скорее всего, большинство из них. Их обманула демоническая богиня, но теперь пелену мрака сняли.
Отправится ли он в Мензоберранзан для участия в грядущей войне? Немалая его часть не хотела иметь с этим ничего общего. Не сейчас. Он хотел сосредоточиться на семье. На их будущем — вместе. Он так долго сражался ради целого мира, и может быть, наконец заслужил свой отдых.
Но текущая ситуация была кристаллизацией того, что он желал во всех битвах своей жизни. Это могло стать его самым важным делом в пользу его народа и родины. Это могло обеспечить будущее, на которое он надеялся.
Или это могло стать его погибелью. И всё — ради дела, у которого почти не было шансов. Ллос не отпустит Мензоберранзан без жестокой и ужасной борьбы.
Он лежал на усыпанной листьями земле, позволяя миллионам огоньков в небе поднять его к себе, как часто делал прежде.
Через какое-то время он вернулся в монастырь. Он остановился у комнаты Бри, чтобы проверить её, затем направился в небольшую часовню для медитации, предназначенную для магистров, где надеялся встретить магистра Кейна. Это было простое место с четырьмя скамьями, расставленными по краю неглубокой ямы, целиком открытое небу. На дне располагался сад, по большей части — трава, и только несколько цветов по краям добавляли ему цвета. Посередине располагался символ Х, сложенный из белых камней разных форм и размеров.
Кейн глядел на этот Х, сидя на скамье, переплетя под собой ноги.
— Они уходят утром, — сказал ему Дзирт, и магистр кивнул. — Киммуриэль вам весьма признателен.
— Он ищет ответы.
— Он чувствует, что многое узнал.
— Он ищет ответы на вопросы, на которые нельзя получить ответ в этой жизни.
— Он это понимает, — заверил великого магистра Дзирт.
— Знаю. Больше всего он жаждет места, где его понимание физических фактов о себе совпадёт с надеждами на следующую часть путешествия внутри него. Если я дал ему какие-то ценные озарения по поводу его собственной души, или успокоил некоторые его страхи, значит я совершил доброе дело.
— И ещё раз — благодарю, что поговорили с ним.
— Это я должен тебя благодарить, Дзирт, — ответил Кейн. — Ты дал мне возможность совершить хороший поступок, а это немало.
Кейн снова стал смотреть на камни внизу.
— Ты уйдёшь с ними? — спросил через какое-то время монах.
— Я надеялся остаться подольше.
— Ты можешь остаться навсегда, конечно же. Здесь твой дом, если ты того пожелаешь.
Дзирт быстро поклонился в знак уважения, хотя Кейн на него не смотрел.
— Подручные Джарлакса не получали от него вестей? От Кэтти-бри?
— Нет, — ответил Дзирт. — Признаю, меня это удивляет.
— И беспокоит.
— Да.
— Ты знаешь, как далеко они отправились? На самый крайний север?
Дзирт поднял руки.
— Если так, — продолжал Кейн, — они могли обнаружить, что магия там ведёт себя иначе.
— Вы там бывали?
— Я бывал на северных границах Великого Ледника. Даже за ними. В этом путешествии я сопровождал Ольвена Друга Леса, следопыта с серьёзной репутацией и силой, последователя Миликки. Его волшебные заклинания действовали там с меньшей силой, насколько я помню, и даже Древоруб, топор Ольвена, казался ему слишком тяжёлым. Может быть, от ледяного ветра у него просто стучали зубы и немели пальцы.
— Но вы так не думаете, — предположил Дзирт.
— Там всё было по-другому, как в Подземье. Если они ещё дальше к северу, то могут обнаружить, что вещи работают иначе, чем они ожидают, и могут даже открыть на месте старых вещей множество новых.
Затем он вернулся к созерцанию креста из камней, и Дзирт последовал его примеру, погрузившись внутрь себя. Слова Кейна совершенно его не утешили. В конце концов, магия составляла основу сил Кэтти-бри.
Кейн, казалось, не заметил, когда Дзирт хмыкнул, напомнив себе, что за последние годы он не раз сам подвергал свою возлюбленную Кэтти-бри тому, через что проходил сейчас. Дзирт понятия не имел, как она не сошла с ума, когда он отправился в глубинное Подземье!
Верь ей, напомнил себе он. Верь в неё. Кэтти-бри была одной из самых находчивых и сильных личностей, которых он только знал. И она была с Джарлаксом, который заводил друзей среди драконов и игрался с королями, как с игрушками.
А ещё с ними были Закнафейн и Энтрери, и Дзирт не сомневался в их верности к нему, к Кэтти-бри, к Компаньонам Халла. Или в их воинском умении.
С ней всё хорошо, сказал он себе, повторяя это как мантру, пока погружался глубже в себя через мирный узор из белых камней, озарённый звёздами и полумесяцем в небесах, сверкающих немного ярче, чем тёмный сад, где они сидели.