— Он выглядит просто ужасно, — сказала Галате опустошённая Кэтти-бри, когда она и паладин покинули здание, где располагалась палата Зака. Спорить было не с чем. Кэтти-бри навещала его каждые несколько часов после того, как ей позволили эвендроу, и было отчётливо видно, как быстро развивается болезнь. Вся левая сторона его груди была раздутой и красной, почти светилась красным, а рот растянулся практически от уха до уха, сделав оружейника едва узнаваемым. Было ясно, что он терпит поражение и начинает меняться.
Галата положила ей руку на плечо в знак поддержки, но ничего не сказала в ответ.
— Я думала, ваш народ уже сталкивался с этим, — сказала Кэтти-бри.
— И часто. Слишком часто.
— И знает, как этому противостоять, как излечить фаг.
— Мы не просто так увеличили наши дозоры в городе в это время года, — ответила Галата. — И не просто так ни одного из этих дозоров нет снаружи Каллиды. У нас мало опыта с хаофагом в период Сумеречной Осени, потому что в это время мы держимся подальше от слаади — а они, сами по себе зависящие от магии, не нападают на нас. Сумеречная Осень — время мира, потому что в этот период нет магии, нет иллюзий, нет исцеления и нет спасения.
— Закнафейну необходимо пережить несколько дней этого заката, — продолжала она. — Он должен найти внутри себя силу сопротивляться последним укусам трансформации до тех пор, пока не возвратится наша магия. Возможно, травы и лёд помогут замедлить прогресс, но продержаться ему позволит только его сила воли.
— А если нет?
— Он станет красным слаадом.
— А ваша магия? Ты сказала, величайшее из заклинаний…
— Тогда мы не сможем его спасти, — мрачно ответила Галата. — История гласит, что однажды у нас был волшебник, который обратил превращение вспять, который пожелал вернуть жертву к её жизни эвендроу. Но это дорого обошлось волшебнику, и он больше не смог прочесть это самое могущественное из заклинаний — до самого дня своей смерти.
Эта мысль обожгла разум Кэтти-бри. Заклинание желания? Кто из её знакомых мог бы прочесть настолько легендарный двеомер? Точно не Гарпеллы. Она подумала про Главную башню Волшебства. Если кто в ней и мог совершить этот великий магический подвиг, это был… Громф Бэнр.
Мог ли? И более важно — стал бы?
— Если превращение завершится, Закнафейна быстро и милосердно убьют, — сказала Галата, вырвав Кэтти-бри из её мыслей.
— Нет, — возразила она. — Мы заберём его обратно на юг. У нас есть могучие маги…
— Нет, — оборвала её Галата. — Вы не сможете забрать его туда в срок, который позволит волшебнику обратить превращение вспять.
— И вы этого не позволите, — сказала Кэтти-бри.
Галата не стала это подтверждать, но Кэтти-бри видела, как разрывается паладин. Слаади были смертельными врагами эведроу, и женщине нелегко было переварить мысль о том, чтобы отпустить одно из чудовищ на свободу. Если верить Галате, красные слаады размножались очень стремительно.
— Закат завтра, — сказала Галата. — Мужайтесь. Закнафейн силён — большинство уже сдалось бы. Наша магия скоро вернётся — как и ваша.
Кэтти-бри кивнула, сделала глубокий успокаивающий вдох, готовясь к худшему. Потому что она видела ухудшения и сомневалась, что Закнафейн проживёт ещё день.
— Завтра битва, — не задумываясь, сказала она.
— Каззкальци, да. Это славное зрелище.
— Ты когда-нибудь сражалась в ней?
— Почти. Но моё путешествие и моё рвение привели меня в другое место — которое я очень ценю, — пояснила Галата.
Кэтти-бри кивнула.
— Славное и свирепое? — спросила она. — Почти без правил и со всей жестокостью безоружной войны, как я слышала.
— Ты слышала правду, хотя не думаю, что ты можешь полностью оценить его, не увидев сначала собственными глазами. Вся Каллида наблюдает за четырьмя битвами, и каждый болеет за свой округ, каждый болеет за традиции этого места, которое мы зовём домом, и за решительность, которая сохраняет нам здесь жизнь.
— Почему вы проводите их в это время? — спросила Кэтти-бри. — Если кого-то ранят, у вас не будет волшебного исцеления и даже зелий.
— Если? — со смешком отозвалась паладин. — Ранены будут многие — и некоторые очень тяжело.
— Тогда почему сейчас?
— Именно поэтому! — сказала Галата. — Они рискуют получить серьёзное ранение, даже умереть, хотя такое случается редко, за свою веру в Каллиду, за свою преданность соседям, свою готовность служить со всеми. Потому что в это время их раны обладают значением, у них остаются шрамы, они рискуют по-настоящему. Разве ты не понимаешь? Не нужно много храбрости, чтобы сражаться рядом с готовым тебя исцелить жрецом.
Кэтти-бри кивнула. В этом был смысл, хоть и весьма жестокий.
— Мы живём в опасном месте, — сказала ей Галата. — У нас есть враги — великаны, слаади, свирепые звери, драконы, белые черви, сама земля вокруг. Когда я была младше, у нас было пять округов, но теперь их только четыре — один забрал ледник. Тепло от реки Каллиды на западе пропало, и Каттисолу одолел Кадиж, сожрал дом за домом, а её жители разошлись по оставшимся округам. Кадиж продолжает своё наступление, и мы уверены, что его направляют слаади.
— Как такое может быть?
Галата пожала плечами и покачала головой.
— Наверное, они подстрекают Кадижа. Они раздражают его, чтобы он рычал, и его дыхание застывает и нарушает равновесие.
Кэтти-бри вспомнила своё знакомство с ледником, когда она потянулась к плану огня, и поняла, что внутри этой огромной реки льда находится разумная сила стихии. Может быть, не зложелательная сама по себе, но и не обладающая моралью, которую мог бы понять простой человек.
И благодаря этим воспоминаниями Кэтти-бри сумела понять всю серьёзность слов Каллиды. Страсть, необходимость, равновесие. Это сообщество, каким бы древним и устойчивым оно ни было, выживало лишь на самом краю разрушения только из-за местности, в которой располагалось. И если это исчезнет, исчезнет также сообщество и дом эвендроу.
Кэтти-бри пришлось отбросить эти размышления, поскольку её мыслями снова завладел Закнафейн, вынудив женщину тяжело вздохнуть.
— Закнафейн силён, — сказала Галата, чтобы утешить её в последний раз. — Закат уже завтра.
Следующим утром трёх друзей разбудили оглушительные крики. Они выбрались из постелей, вытерли глаза, наскоро оделись и вышли в пустующую общую залу. Выйдя наружу, Кэтти-бри решила, что они с двумя мужчинами проснулись сегодня в Скеллобеле самыми последними и последними вышли на улицу.
Дроу, курит, улутиуны и ороки стекались по каждому переулку на главный бульвар, скандируя «Победу Бьянкорсо! Победу Бьянкорсо! Чемпионы, чемпионы, чемпионы!»
К югу от них толпа расступилась, разошлась по краям улицы, и в открывшемся проходе появились бойцы каззкальци, одетые в те же скудные облачения из ленточек, обёрнутых вокруг рук и ног, что использовались в боях в бочке, только эти ленты были сине-белыми. Их кожа блестела, и Кэтти-бри подозревала, что они намазались слизью миксин.
Бойцы шли мимо молча, некоторые — вскинув кулаки, и толпа смыкалась следом за ними, на каждом шагу продолжая кричать.
— Я хочу увидеть Зака, — громко заметил Джарлакс, чтобы его расслышали товарищи, которые стояли совсем рядом.
— Но я не хочу пропустить это… что бы это ни было, — ответила Кэтти-бри.
Энтрери указал на юг, и другие заметили, что к ним идут Эмилиан и Илина.
— Каззкальци! — воскликнула эта пара, бросаясь к ним навстречу.
— Самый важный день года. Квиста Канзей!
Великий праздник, мысленно перевела Кэтти-бри.
Однако времени на мысли у неё уже не осталось — двое сопровождающих вытащили их на улицы, и их увлекла толпа. Крики превратились в пение, мрачное и полное гордости:
Пей’пей Бьянкорсо талак надун
А’брейз дживвин куэста’тель
Квиста Канзей о Р’пуск Атунн
Пей’пей Бьянкорсо ультрин ах’надун
Ку’элларианфер зе’рес а’Скеллобель!
Пока лилась песня, Кэтти-бри пожалела, что заклинания ей недоступны, особенно то, которое позволяло лучше понимать языки. Она достаточно разобрала основной куплет, чтобы перевести его на третьем повторе:
Услышь, услышь, Белый медведь, что идёт на войну,
Сгори до победы у всех на глазах,
Этот святейший день Сумеречной Осени
Услышь, услышь, Белый медведь, непобедимая армия,
За наш дом и нашу силу, о Скеллобель!
Она не поспевала за остальными, но слова были неважны. Ей достаточно было слышать энергию их ритма, радость и силу и решительность певцов, десяти, может быть пятнадцати тысяч поющих в унисон голосов, чтобы быть захваченной мгновением. Казалось, даже Джарлакс на время позабыл о Закнафейне.
Парад потёк по улицам Скеллобеля, окончившись у каменной лестницы, которая доходила до вершины ледника и рядом с которой находился деревянный лифт с противовесом.
Участники Бьянкорсо затрусили по лестнице, и крики усилились, когда они появились в поле зрения собравшейся толпы. Только когда они добрались до вершины и пропали из виду, народ округа двинулся следом. Все, кто мог подняться по лестнице, так и поступили, а слишком маленьких, слишком старых или больных подняли на лифте.
Эмилиан и Илина повели товарищей к лестнице.
— Мы надеялись увидеть Зака, прежде чем начнутся битвы, — сказала жрице-дроу Кэтти-бри, на мгновение очнувшись от всеобщего оживления.
— Я была с ним чуть раньше, — сказала Илина. — Он борется с доблестью.
— Но проигрывает битву, — произнесла Кэтти-бри, правильно оценив её тон. — Он не удержит фаг достаточно долго, чтобы вернувшаяся магия могла его исцелить.
Илина не ответила.
Ей и не требовалось.
Кэтти-бри посмотрела на двух своих путников и поняла, что Джарлакс и Энтрери не слышали их реплик. Она решила не говорить им, не сейчас, и когда все вместе они поднялись по лестнице и вышли на вершину огромного ледника, Кэтти-бри несла огромный груз на своих плечах, про который решительно намеревалась забыть в этот самый важный из праздников эвендроу.
Дневной свет был слабым, солнце висело ниже линии гор справа от неё, с другой стороны ледника, дул холодный ветер. Она плотнее запахнула тяжёлую куртку и глубже натянула капюшон.
Эмилиан поспешил к ней.
— Вот, — предложил он, протягивая ей пару перчаток, похожих на те, что получил от ткача Джарлакс, только менее причудливых на вид. — Это поможет. В Большом Колизее, с толпой вокруг, будет теплее, но если вашей южной крови всё равно будет холодно — только скажи. У нас есть другие способы с этим справиться!
Кэтти-бри кивнула в знак благодарности — и действительно, перчатки оказались очень полезными и тёплыми, что было тем более удивительно, учитывая их тонкость. Даже с давящими на неё мрачными новостями про Зака, женщина не могла не поразиться, когда они прошли по полосе на ледяной поверхности к месту, которое Эмилиан назвал Большим Колизеем. Тот был вырезан во льду, углубление, надиром которого было ровное поле льда примерно пятьдесят-шестьдесят ярдов в ширину и почти вдвое больше — в длину. Ещё более удивительными были ряды поднятых скамей, широкие трибуны, поднимающиеся на несколько футов над замороженным полем на много, много рядов вверх.
Масштаб этого места превосходил всё, что видели товарищи, и это стало тем более очевидно, когда начали заполняться сидения для зрителей — тысячи и тысячи существ из четырёх округов занимали свои места.
Скеллобелю была отведена длинная сторона, а напротив них размещалась Мона Чесс. Народ Б’шетта сидел справа от Скеллобеля, а жители Ардина — на противоположном от них конце поля. Кэтти-бри заметила стену, которая отделяла трибуны Б’шетта от других, не таких больших. Никто не занимал там места, подсказав ей, что это место было предназначено для обитателей поглощённого ледником округа.
Когда несколько человек вышли из тоннелей на само игровое поле, стало проще оценить габариты, включая стену почти вдвое выше среднего дроу, охватывающую игровой ринг. Персонал протащил по полю острые гребни, чтобы сделать ледяную поверхность грубой, а на противоположном конце другие измеряли и разглаживали края длинных, узких окон посередине небольших стен, одной на каждой стороне, примерно двадцать футов шириной и пять высотой. Кэтти-бри почти ничего не видела за этими отверстиями, но у основания каждой стены была расположена дыра.
— Что оттуда выходит? — спросила она сидящую рядом Илину. — Или заходит?
— Га, — ответила та. — Мяч. Ты получаешь очко, когда забрасываешь га в окно, в прямоугольник, на вражеской стороне, и он там остаётся. Если он попадает достаточно глубоко, чтобы достичь ската, который ведёт вниз, чтобы затем выкатиться из дыры на дне, это два очка. Если ты забросишь его в дыру, это два очка, а если сделаешь это достаточно сильно, чтобы мяч вылетел из окна — три.
— Его бросают внутрь?
— Неважно, как ты его туда загонишь. Пинай, бросай, клади, брось внутрь врага, который держит мяч. Это не имеет значения.
— Кажется не особенно сложным, — заметил Энтрери.
Улыбка Илины стала шире.
— Чем ближе ты к вражескому окну, тем меньше союзников тебя защищают.
— Враги пытаются тебя заблокировать?
— Они пытаются тебя покалечить, — поправила Илина. — Заблокировать врага — значит помешать набрать очки для его армии. Покалечить — значит убрать его с ринга, и замену сделать нельзя. Армии начинают с двадцатью пятью солдатами. Битвы каззкальци редко оканчиваются со всеми пятьюдесятью на ногах.
Посмеявшись, Джарлакс спросил:
— А другие правила?
— Нельзя кусаться, нельзя бить упавшего игрока по голове, нельзя выдавливать глаза пальцем. Костяшкой — да, но не вытянутым пальцем. Да, и нельзя хватать и крутить мужские гениталии.
Илина засмеялась.
— Думаю, пока это правило не добавили, война была веселее, но я слышала, что урон не всегда поддавался лечению.
Это заставило трёх спутников переглянуться, покачать головами и нервно рассмеяться. Однако поистине поразил их непрекращающийся поток зрителей, пришедших поболеть за свои округа, и огромные размеры этого сборища.
— Сколько? — потрясённо спросил Джарлакс, когда все наконец-то расселись по местам.
— Сорок семь, может быть пятьдесят тысяч, — ответил Эмилиан. — Почти вся Каллида.
Трём товарищам это казалось ошеломительным — и ещё более, когда четыре армии вышли из своих тоннелей, чтобы показаться перед глазами своих соседей по округу. Бьянкорсо носили свою бело-синюю униформу, напротив них была Гардреаль Моны Чесс в их королевском пурпуре, с другой стороны — Боскель Б’шетта в лесном зелёном, и яркие жёлтые, красные и зелёные узоры на униформах Тиватрис из Ардина, округа-сада. По большей части солдатами были дроу, но в бою участвовали также несколько орков и по крайней мере дюжина дварфов. Однако улутиунов не было, и Кэтти-бри сделала мысленную заметку спросить у Илины, почему люди не участвуют в состязании.
Приветственные крики эхом прокатились по леднику — казалось, до самых гор и обратно, и Кэтти-бри снова не смогла не увлечься этим волнительным моментом.
— Хотел бы я, чтобы Зак это видел, — услышала она слова Джарлакса, обращённые к Энтрери, и тут же её радость исчезла. Сказать им?
Она решила, что не надо. Она скажет позже, после битв, когда они вернутся в Каллиду и смогут увидеть своего умирающего друга. Сказать им сейчас — значит, испортить это величественное представление, как оно было испорчено для неё.
Толпа мгновенно затихла, и четыре армии повернулись к центру ринга и встали по стойке смирно, сложив руки за спинами. Высокая женщина в струящейся фиолетовой мантии вышла в самую середину, поднялась на небольшой деревянный подиум, который вытащили для неё, и подняла руки, обращаясь к толпе.
— Это мона Валрисса Жамбоуль, — быстро объяснил гостям Эмилиан. — Текущая мона Светского созыва.
— Королева, — ответил Джарлакс.
— Нет, не так, — быстро и с жаром поправил Эмилиан. — Подобная мысль… здесь не существует. Она — распорядитель, мэр, Светского созыва представителей, которая служит до следующего референдума. Ходят слухи, что эту должность может занять Галата. Если вы решите остаться в Каллиде, она может попросить вас о поддержке. Несмотря на все её раздражающие качества, она — прекрасный кандидат.
Судя по виду на их лицах, предложенное объяснение было совершенно чуждым для Джарлакса и Энтрери, но у Кэтти-бри был определённый опыт выборов в Долине Ледяного Ветра, где некоторые из Десяти Городов таким образом выбирали своих правителей. Гости, конечно, хотели узнать об этом деле больше, но сейчас было неподходящее время, что стало ясно, когда мона Валрисса Жамбоуль возвысила свой голос в песне.
Акустика в этом Большом Колизее была поистине потрясающей, поскольку они отчётливо слышали все интонации — но потом, когда все пятьдесят тысяч присоединились к пению, это перестало иметь значение. Скоро Кэтти-бри поняла, что это скорее декламация, а не настоящая песня, и дело скорее в музыке, чем в словах, в протяжных слогах и звуках. Это было скорее чувство, чем информация, прекрасные припевы и гармонии, взывающие к духу, а не к разуму, к душе и сердцу.
Но несмотря на всю эту красоту, Кэтти-бри решила, что это реквием, погребальная песня для долгого дня и приветствие для наступающей ночи. Это немного утешило её, но скоро она заплакала, сражаясь со всхлипами, когда подумала о Закнафейне, и этот реквием стал для неё звучать как дань хорошо прожитой жизни. Последняя дань. Она огляделась вокруг, надеясь не привлечь к себе внимания, но обнаружила, что не одинока в своей печали, поскольку почти все лица вокруг неё, включая лицо Джарлакса, были мокрыми от слёз.
Когда всё закончилось, раздался один оглушительный рёв, затем наступила глубокая и ожидающая тишина.
Мона драматично и медленно развернулась на своём подиуме, растягивая напряжение, затем неожиданно воздела руки над головой — правую прямо, левая согнута, чтобы коснуться пальцами пальцев другой руки.
Десятки тысяч зрителей обезумели. Внизу на ринге солдаты четырёх армий стискивали кулаки и стучали друг друга по плечам и по спинам.
Кэтти-бри, Джарлакс и Энтрери повернулись к проводникам в поисках ответов.
— Она объявила, что ночь будет безоблачной, — объяснил Эмилиан.
— Полумесяц убывает, — сказала взволнованная Илина. — Нам не понадобятся факелы для битвы чемпионов!
— Бьянкорсо и Тиватрис! — объявила мона Валрисса Жамбоуль.
Две названных армии вышли и построились в центре, чтобы посовещаться с моной, а армии Б’шетта и Мона Чесс вернулись в свои тоннели.
— Аззудонна, — заметил Энтрери, указывая на женщину.
— И Весси рядом с ней, — сказал Джарлакс.
Пока команды переговаривались, в поле зрения появился новый персонал — кто-то нёс одноколёсные приспособления, другие — вёдра и швабры. Очень скоро на ринг были нанесены полосы, разделяющие его на части, и край окна справа от Кэтти-бри был окрашен синим, а край окна слева — вихрем красно-жёлтого. Примерно на трети расстояния до центра от каждого окна были нанесены полосы того же цвета, что и окно, и рядом с центром ринга — две параллельных чёрных полосы на расстоянии примерно десяти ярдов.
Армии собрались, оставив мону в центре, по двенадцать бойцов на каждой из чёрных полос, ближайших к вражескому окну, ещё по восемь — на цветных линиях, оставшиеся пятеро — позади. Товарищи заметили, что на красно-жёлтой полосе Аззудонна выкрикивает приказы своим товарищам, среди которых был орк, потом нашли Весси, двигающегося позади неё около окна с четырьмя остальными.
— Центральным защитникам закрыта средняя треть ринга, между полосами командных цветов, — объяснил Эмилиан. — Те, кто во втором ряду, воины, могут двигаться до самой цели, но не могут пересекать черту собственного цвета.
— Как Аззудонна, — сказала Кэтти-бри.
— Да, ей нельзя пересекать линию атаки Бьянкорсо, — он указал на синюю полосу, проведённую справа.
— А те, что позади, проныры вроде Весси, могут ходить, куда вздумается, — добавила Илина.
— Кругом! — приказала мона, и все пятьдесят солдат повернулись к ней спиной. Она кивнула мужчине, сидящему на стене напротив трибун Скеллобеля. Он потянулся за стену и достал сферу размером с голову, шар, который выглядел кожаным. Он спрыгнул вниз и бросился вперёд, затем подкатил мяч к моне, которая ловко подхватила его на руки.
Затем мона Валрисса Жамбоуль опустилась на деревянный подиум и подняла из середины то, что казалось деревянным диском, открывая дыру, на которую поместила мяч.
Она встала и поклонилась трибунам каждого округа, затем снова повернулась к мячу, опустилась на колени, прошептала что-то никому не слышное, и поцеловала мяч.
Она покинула ринг, забравшись на стену рядом с мужчиной, который бросил ей сферу.
— Аааааа! — начала кричать толпа, возвышая голоса и топая ногами, когда мона Валрисса Жамбоуль медленно подняла руку к небу. Она опустила её, толпа оборвала свой крик, и раздался громкий удар, а затем свист воздуха снизу, гейзер давления, подбросивший мяч высоко в воздух.
Армии резко повернулись навстречу друг другу, все взгляды устремились вверх на поиски взлетевшего шара, который начал падать на ринг с высоты не меньше сотни футов. Ветер поймал его в падении, подтолкнув ко второму ряду солдат Тиватрис.
— Нападай! Нападай! — скандировали Эмилиан, Илина и большая часть фанатов Скеллобеля. И армия послушалась. В центре ринга два отряда защитников столкнулись во внезапной и яростной схватке — в ход пошли ноги, кулаки, захваты. Аззудонна возглавила наступление второго ряда Бьянкорсо через эту драку, со всех ног промчавшись по немного скользкой поверхности к синей черте.
Воин Тиватрис поймал падающий мяч в тот самый момент, когда Аззудонна бросилась на него всем телом и отшвырнула на лёд. Она упала и сама, сильно заскользила и пересекла синюю черту, поэтому ей пришлось вскочить и поднять руки в знак временной сдачи, и как можно быстрее отступить обратно.
Тем временем мяч прыгал и скользил к пронырам Тиватрис. Они передали его на правую сторону ринга, затем бросились обратно на левую, когда защита Бьянкорсо приготовилась их остановить.
Им не суждено было добраться до середины, и один из проныр в отчаянии бросил мяч защитнику, прежде чем его похоронили под телами, и этот защитник, которому некуда было бежать — перед ним маячила противоположная чёрная линия — просто отправил сферу ударом ноги как можно дальше к воротам Бьянкорсо.
Мяч переходил туда-сюда, толпа кричала и охала, ревела в ответ на дикие стычки, которые вспыхивали в основном возле чёрных полос в центре ринга. Лилась кровь, много крови, раздавались стоны боли. Безумие и ярость рукопашной потрясли Кэтти-бри и остальных, даже выросшего в Мензоберранзане Джарлакса.
Противоречивая реальность откровенной жестокости этих людей, которые пели такие сладкозвучные песни, изысканное и прекрасное искусство которых украшало каждую стену, каждый мост, каждый шест в Скеллобеле (и вероятно в других округах), которые носили такие яркие и затейливые наряды, танцевали с полной самоотдачей, говорили о любви и дружбе, потрясла женщину.
Это был бой в винной бочке, только умноженный в десятки раз.
Первые очки завоевал Весси, проскользнув мимо защищающегося воина Тиватрис коварным скользящим манёвром, в ходе которого он упал на колени, уворачиваясь от захвата воина, затем вскочил позади него и бросился далёко вперёд, чтобы схватить мяч, отправленный ему могучим ударом ноги того орка, с которым Аззудонна совещалась в начале битвы.
Рядом никого не было, Весси легко обогнал воина Тиватрис и в одиночку добрался до окна в воротах, где опустил мяч прямо у дыры и с силой его ударил. Мяч выскочил из окна, и Бьянкорсо получили три очка.
Затем счёт уже был не таким близким. Когда Кэтти-бри наконец смогла не обращать внимания на жестокость, она стала понимать ход битвы, незаметную тактику игры от мяча. Жестокость и ярость постепенно выветрились, нескольких бойцов, преимущественно Тиватрис, вынесли с ринга, и от обычной усталости большинство стычек в центре превратились в вялую борьбу с захватами.
Бьянкорсо явно превосходили соперников, были быстрее, сильнее, более умело выполняли свои манёвры, и когда битва завершилась, их объявили победителями со счётом тринадцать-два.
— Как и ожидалось, — сказала троице Илина. — Последние три года садовники не выиграли ни одной битвы, поскольку четыре брата-орка все решили, что им пора оставить каззкальци. В конце концов — война дело молодых, а орки живут не так долго. Солдат эвендроу может сражаться сорок лет, но для орка двадцать — уже очень долгий, долгий срок для такой службы. А теперь пойдёмте — я провожу вас на банкет. Вам следует перекусить перед следующим матчем.
За трибунами с каждой стороны поставили длинные столы, на которых навалом было еды и питья. Были даже туалеты, далеко от еды, изготовленные изо льда, с глубокими дырами, ведущими вглубь ледника.
— Каззкальци — радость Сумеречной Осени, и закат Квиста Канзей — наш момент глубокой рефлексии, напоминание обо всём хорошем, что есть у нас посреди суровости, — объяснила по дороге Илина. — На протяжении двух тысяч лет эвендроу живут здесь, рядом с даром горячей реки Каллиды. Мы помним испытания прежних времён, скитания, безнадёжность и скорбь. Этот день, эта война каззкальци напоминает нам, что наш мир надо заслужить собственной доблестью и жертвами, что мы всегда должны быть готовы сделать всё, что потребуется, для сохранения того, что мы создали. Нет ни одного каллидского эвендроу, курит, орок или улутиуна, кто не умер бы ради спасения города — или даже ради спасения другого округа. Когда Кадиж обрушил своё дыхание на Каттисолу, погибло больше людей из остальных четырёх округов, чем самих каттисольцев! Мы все гордимся этим, и мы все едины.
— Пока не начинаете колошматить друг друга в каззкальци, — заметил Энтрери.
— Боль проходит, но слава остаётся, — ответила Илина. — Когда братья Нургу, четыре орка, про которых я говорила, посещают Скеллобель или любой другой округ, их приветствуют как героев, и про них будут вспоминать ещё долго после их гибели.
— Закнафейн был бы здесь героем, — сказал Джарлакс. — И я не сомневаюсь, что если Дзирт когда-нибудь окажется на ринге каззкальци, со всеми навыками, полученными от магистра Кейна, он будет доминировать на льду.
Конечно, Илина не знала всех этих подробностей, но замечание заставило её напрячься.
— Не стоит нас недооценивать, — предупредила она. — Армии, которые вы только что видели в битве, тренируются круглый год, ежедневно, и думают про битву каждое мгновение бодрствования — и даже в своих снах.
Джарлакс поклонился ей.
— Я не хотел никого оскорбить, добрая госпожа, — сказал он.
— Никаких оскорблений. Будем молиться, чтобы Закнафейн справился с хаофагом и смог заслужить место в Бьянкорсо к следующим каззкальци.
Илина сказала это отчётливо и громко, но косилась на Кэтти-бри, и жрица Миликки заметила, как она немного нахмурилась.
Кэтти-бри снова пришлось напоминать себе о том, что не стоит пока говорить Энтрери и Джарлаксу. Не сейчас. Пускай наслаждаются.
— В следующей битве изящество столкнётся с силой, Гардреаль с Боскейл, — сказала им Илина, когда они после трапезы возвращались на трибуны. — Многие считают, что победит Гардреаль, и я тоже на это надеюсь. Они могут оказаться слишком проворны для лесного народа.
— Значит, они лучше, но ты желаешь им победы? — спросил Джарлакс.
— Думаю, воины Бьянкорсо достаточно быстры, чтобы победить Гардреаль. Вы сами видели Аззудонну в первые мгновения битвы! Боскейл сильнее на всех трёх линиях. Они дровосеки и целыми днями махают тяжёлыми топорами — а в каззкальци орудуют такими же тяжёлыми кулаками. Думаю, Бьянкорсо лучше подходят для победы над Гардреаль. В прошлом году мы победили, а состав команд с тех пор почти не менялся.
Когда они вернулись на свои места, поле очистили от крови, а линии и обводку окон нанесли заново, теперь с использованием фиолетового и зелёного.
Второй матч начался в точности, как и первый, потоком давления из какого-то механизма под рингом, подбросившим сферу высоко в воздух. Битва разворачивалась так, как и предсказала Илина, только победу одержали Боскейл, и решающим мгновением стал последний натиск, в котором курит-проныра из Гардреаль бросился в окно, намереваясь влететь туда с мячом. Но в самый последний момент воин Боскейл оттолкнул его вбок, сбив его с траектории в достаточной степени, чтобы он смог закинуть мяч в окно, но сам промахнулся, разбив рёбра и череп об угол и тяжело рухнув на лёд.
Тому же воину хватило самообладания и понимания ситуации, чтобы потянутся в окно и вытащить га, помешав ему проникнуть достаточно глубоко, чтобы достигнуть склона. Это предотвратило ничью.
У Кэтти-бри захватило дыхание, когда пятнадцать тысяч болельщиков Мона Чесс застонали в унисон, а шесть тысяч фанатов Б’шетт триумфально взревели.
Когда измученные и павшие духом Гардреаль проиграли Тиватрис в утешительной битве, Илина сообщила друзьям, что уже наступил вечер. Они с Эмилианом отвели товарищей обратно на банкет для обеда, а когда вернулись, их ожидал совершенно неожиданный сюрприз.
Их хозяева принесли Закнафейна на носилках, чтобы позволить ему посмотреть решающую битву. Они установили носилки рядом с длинной скамьёй, предназначенной для гостей Каллиды. Однако радость трёх друзей продлилась недолго, потому что Закнафейн сумел ответить на их приветствие, лишь моргнув глазом да слабо приподняв правую руку, которая всё ещё принадлежала дроу. Левая сторона его туловища и правая нога были вдвое крупнее обычного размера, и немалая часть кожи сверкала пылающим красным оттенком.
— Мы знали, что ему не хватит сил просидеть все битвы этого долгого дня, — через несколько мгновений прошептала троице Илина. — Но хотели, чтобы он увидел хотя бы эту последнюю битву, разделив её с вами, под магией Сумеречной Осени. И это настоящая магия. Вы увидите.
Однако Кэтти-бри сложно было принять подобные заявления, когда рядом умирал её друг.