В Ибилситато было столько народу, что казалось, стены вот-вот согнутся и рухнут. Рекой текли ледяное вино и пиво, разговоры постоянно прерывались, когда объявляли очередного солдата Бьянкорсо, и гул голосов взрывался единым одобрительным рёвом.
И никого не приветствовали громче, чем Аззудонну, которую подняли на стол, чтобы возвысить победительницу над собранием.
Артемис Энтрери хмыкнул, когда увидел её, но промолчал.
Кэтти-бри и Джарлаксу не пришлось спрашивать, почему, поскольку они тоже издали негромкие звуки, наполовину — в знак сочувствия, наполовину — от изумления.
— Нос у неё, как у Бренора, — сказал в следующее мгновение Энтрери.
— У моего па подлинее, но такой же широкий, — ответила Кэтти-бри.
И действительно, нос Аззудонны принял на себя главный ущерб от столкновения со стеной. Было очевидно, что он сломан, и в каждой ноздре торчала свёрнутая ткань — которую, видимо, приходилось постоянно менять, поскольку затычки постоянно пропитывались кровью. Остальное лицо женщины тоже распухло, один глаз почернел и почти закрылся, а её шея, её бело-синие ленты и даже её волосы были липкими от подсыхающей крови.
По большей части — её собственной.
Там, на столе, она как будто не обращала на всё это внимания. Она широко развела руки, затем припала к столешнице и завела правое плечо за спину, вытянув руку, изображая свой победный бросок.
Толпа продолжала реветь во всю глотку.
— Гардреаль! — раздался крик снаружи, с главной улицы Скеллобеля, и множество новых голосов эхом повторили его, возвещая о прибытии армии из Мона Чесс.
Собравшиеся стали толкаться в дверях, выбираясь на улицу, и три товарища вместе с ними. Оказавшись снаружи, они решили, что оставаться внутри всё равно не было особых причин, и поняли, что гостиница Ибилситато оказалась просто сборочным пунктом для солдат Бьянкорсо.
Теперь они снова оказались под Весёлыми Танцорами в волшебном небе, и вместе с ними снаружи был весь округ. Верные кличам, по улице со стороны Мона Чесс маршировали солдаты Гардреаль, а следом за ними, казалось, двигался весь округ.
Так что праздник разросся — а потом ещё и ещё раз, когда присоединились оставшиеся два округа.
Это превратилось в длинное празднество Каллиды и каззкальци, с победителями и побеждёнными, зрителями и Весёлыми Танцорами, с едой, вином и пивом, с самой жизнью.
Даже Артемис Энтрери не смог не поучаствовать в танце Квиста Канзей — Кэтти-бри заметила, что он даже запел в какой-то момент, и когда он понял, что она наблюдает, он ответил на её усмешку собственной, выскочил из шеренги певцов, схватил её за руку и затащил обратно, чтобы она присоединилась.
Она не сопротивлялась. Но заметила, что по другую сторону — с другого бока Энтрери, закинув свою крупную руку ему на плечи — стоит, как ни поразительно, орк, причём в униформе солдата Боскейл.
Артемис Энтрери позволил орку закинуть руку ему на плечи. Кэтти-бри на мгновение почти погрузилась в панику, и это напомнило ей о сюрреалистичности всего вокруг, стало предупреждением оставаться начеку.
Но нет, этого орка она помнила, и всё стало ещё более запутанным. А может быть, сказала она себе, и менее. Может быть, всё было таким, каким казалось.
Когда песня закончилась, их шеренга стала распадаться на отдельные группы, и орк с силой хлопнул Энтрери по плечу и зашагал прочь.
Энтрери схватил его за руку.
— Подожди минутку, — взмолился Энтрери. Орк с любопытством посмотрел на него.
— В самом конце, после гола Аззудонны, разве не ты поймал га и бросился с ним в другую сторону?
— Я, — подтвердил орк. — Я — воин Лурник из Боскейла.
— Но почему? — спросил Энтрери. — Время ещё не закончилось.
— Да, почему ты остановился? — добавила Кэтти-бри.
Орк с заметным недоумением посмотрел на них. «Перте мийе Закнафейн!», взревел он, вскинув кулак. Толпа вокруг него ответила точно так же, и слова эхом разнеслись вдоль улицы.
— Но ты незнаком с Закнафейном, — настаивал Энтрери.
— Воительница Аззудонна сражалась в его честь, — сказал орк, похлопав себя по запястью там, где Аззудонна носила оторванную от рубахи Зака полосу. — Она свирепа и благородна. Неужели я должен был её обесчестить?
— Конечно нет, — ответила Кэтти-бри. — Прости нас. Мы здесь недавно и не знаем ваших обычаев.
— Кроме того, — с усмешкой добавил орк, — разве вы не чувствовали? Я сражался в каззкальци пять раз. Три заката тому назад Гардреаль стали чемпионами. Но даже в ту великую ночь я не чувствовал ничего, сравнимого с песней для Закнафейна Аззудонны. Разве вы не чувствовали?
— Это было одно из самых невероятных ощущений, что я когда-либо испытывал, — согласился Энтрери, и Кэтти-бри согласно кивнула.
— Магия, — тихо сказала она.
— Да. Даже после моей смерти это будут помнить ещё очень долго, — сказал Лурник, отсалютовал, повторил «Перте мийе Закнафейн», и растворился в толпе.
Кэтти-бри вздохнула, пытаясь это всё переварить и глядя ему вслед, затем повернулась к Энтрери.
— Он не ошибается, — сказал тот. — Я никогда не чувствовал ничего, сравнимого с голой мощью того напева на волшебном закате.
— Я хочу испытать это снова, — согласилась Кэтти-бри.
Энтрери поднял взгляд и указал рукой на небо.
— Оно по-прежнему здесь.
— Понимаешь, пройдёт шесть месяцев до восхода.
Он недоверчиво посмотрел на Кэтти-бри, но та убеждённо кивнула.
— Тогда, наверное, не стоит мне всю ночь пировать, — сказал Энтрери и тоже исчез в толпе.
— По крайней мере, не стоит всю ночь пить! — крикнула ему вслед Кэтти-бри.
Женщина огляделась в поисках Джарлакса, но это было безнадёжно. Столько лиц, столько танцев, пения, еды и выпивки, радостных криков. Город оживился — ничего подобного она раньше не видела — и это оказалось заразительным.
Она слонялась вокруг, даже не пытаясь расспрашивать, где можно найти Джарлакса. Это было неважно. Здесь она была в безопасности, как и все остальные. Она жалела, что Зак не может быть здесь и наслаждаться праздником, но Галата недвусмысленно заявила, что это было бы неразумно. Это мгновение во время каззкальци подарило ему огромную силу, успокоение и избавление от боли, и действительно отбросило развитие фага.
Однако оно закончилось. Все это знали, и все в Скеллобеле понимали, что тот единственный момент триумфа Аззудонны, громкий голос всей Каллиды, требующий от Весёлых Танцоров помощи для больного, нельзя повторить.
Спустя короткое время, вернувшись в гостиницу с Весси и многими другими солдатами Бьянкорсо, Кэтти-бри услышала вопросы про Аззудонну, которая, судя по всему, куда-то ускользнула.
— Она отправилась отдыхать, — настаивала одна женщина, на что дварф возразил: — У неё для отдыха будет целая ночь! Она должна спеть и снова рассказать нам про свой бросок!
Кэтти-бри знала, что Аззудонна не отдыхает. Она покинула Ибилситато и прошла улицами Скеллобеля, направляясь к холодному лазарету, куда эвендроу положили Зака. Она не удивилась, когда вошла и обнаружила Аззудонну сидящей за небольшим столиком со свечой напротив своего свёкра. На столе между ними стояли тарелки и бокалы.
— Хурма? — с усмешкой сказала она, подходя. Оба повернулись к ней, вздрогнув, и Кэтти-бри чуть вслух не рассмеялась из-за того, как смешно они выглядели — как будто прошли через войну и вытащили свои потрёпанные тела на обочину, чтобы насладиться мгновениями отдыха.
— Этот сыр! — сказал Зак.
Он выглядел лучше, больше похожим на себя, и опухоль по большей части спала. И голос у него звучал лучше. Сильнее. Его рот почти что вернулся к нормальному размеру.
— Ты зовёшь себя его другом и при этом не поделилась? — сказала ей Аззудонна, качая головой с притворным огорчением. — Садись, — предложила ей женщина-дроу, отодвигая стул. — Я принесла более чем достаточно.
Кэтти-бри села, и Аззудонна толкнула к ней тарелку с хурмой и куритским сыром, а также поставила перед ней бокал ледяного вина.
— За жизнь, — сказала Аззудонна, поднимая свой бокал, и Кэтти-бри с Заком последовали её примеру. Они чокнулись с чудесным звоном.
— Я собираюсь прожить достаточно, чтобы ты вылечила меня от этой заразы, дочка, — сказал Зак. — Ты справишься?
— У наших хозяев достаточно тех, кто справится.
— Я не об этом спрашивал.
— Справлюсь, — заверила его Кэтти-бри. — Когда вернутся мои заклинания, ты испытаешь их настоящее тепло.
— Скоро, — пообещала Аззудонна.
— А что насчёт тебя? — спросила Кэтти-бри. — Это должно болеть.
Она осторожно коснулась разбитого носа женщины.
— Что? Думаешь, я теперь некрасивая? — спросила женщина, отстраняясь и принимая игривую позу.
— Думаю, что ты очень красивая, — сказала ей Кэтти-бри. — Думаю, здесь вообще всё очень красивое.
Аззудонна улыбнулась и подняла бокал.
— Оставить вас наедине? — спустя какое-то время спросила Кэтти-бри, когда съела два плода хурмы, сыр, и допила вино.
— Пожалуйста, останься, — сказала Аззудонна, опередив Зака. — Позже у нас ещё будет полно времени наедине, — подмигнув ему, добавила она. — Когда поцелуи будут не такими болезненными и не заставят меня бояться, что твоя слаадская пасть проглотит всю мою голову.
Смех оборвался, когда дверь в комнатку отворилась и они увидели, как входит Галата с небольшим узелком.
— Надеюсь, это новая еда, — сказала Аззудонна.
— Так и есть.
— Тогда садись, присоединяйся, — сказал Зак, указывая на стул напротив. Но паладин покачала головой.
— На самом деле я искала тебя, — ответила она, указывая на Кэтти-бри. — Мне нужно с тобой поговорить.
— Сейчас? — запротестовала Аззудонна. — Это же Квиста Канзей! Бьянкорсо победили!
— Это не займёт много времени, — ответила Галата и дала Кэтти-бри знак следовать за собой. Жрица с любопытством подчинилась.
Паладин провела её во второе помещение, вырезанное в леднике, очень похожее на лазарет Зака.
— Похоже, это что-то серьёзное, — сказала Кэтти-бри, когда Галата закрыла за ними дверь и подтащила для неё стул.
Женщина-эвендроу кивнула.
— Уверена, для тебя — ничего неожиданного.
— Честно говоря, сейчас я ничего серьёзного не ждала.
— Да, но скоро возвратится магия. Для некоторых — может быть, уже тогда, когда мы проснёмся в следующий раз. Моё дело с тобой необходимо завершить до того.
Кэтти-бри протянула руки, приглашая её продолжать.
— Вы сказали нам, что попали в эти края благодаря магии, — сказала Галата. — Ты — волшебница и жрица, верно?
— По большей части жрица, но да.
— И тебя попросили участвовать в путешествии из-за твоей магии? — снова спросила Галата.
— У других есть собственные фокусы и волшебные предметы, — сказала ей Кэтти-бри. — Но ты права. Я здесь потому что могу — или могла — излечить их, если нам придётся сражаться.
— Вы прошли через волшебные врата. Вы толком не знаете, где находитесь и как вернуться обратно.
— Это правда.
— Значит, ты здесь, чтобы вернуть их домой, когда дело будет сделано. Слово возвращения или двеомер телепортации, наверное?
— Возвращение, — подтвердила Кэтти-бри. — Я не достаточно сведуща в волшебных искусствах, чтобы телепортироваться подобным образом.
— Но эта задача возложена на тебя, и без тебя другим придётся уходить отсюда пешком?
Кэтти-бри кивнула.
— Ты знакома с заклинанием обета?
Вопрос захватил Кэтти-бри врасплох. Она слышала про заклинание обета, которое налагалось на личность в качестве запрета или гарантии выполнения каких-то условий.
— Немного, — осторожно ответила она.
— Мы не можем вас отпустить, пока наша магия не вернётся полностью. Когда Сумеречная Осень закончится, мы должны закончить то, что ты с твоими друзьями начала в пещере в первый день вашего прибытия. Мы не можем позволить слаади и великанам устроить такой инкубатор.
— Мы, конечно же, укажем вам путь, — с полной уверенностью ответила Кэтти-бри. — Верните нам наше оружие и снаряжение, и мы с радостью будем сражаться вместе с вами.
Галата кивнула.
— Мы примем по меньшей мере первое предложение, однако мы не можем позволить вам уйти, пока… ну, вы увидите. Сложно объяснить.
— Мы всё ещё хотим отыскать Доум’вилль.
— Вам следует забыть про неё. Для этого мира она потеряна навсегда.
— Будь это правдой, мы бы знали. Мы явились сюда, потому что для дроу среди нас она сулит огромную надежду. Это долгая и запутанная история.
— Тогда мы укажем вам направление, в котором исчезла ваша подруга, — сказала ей Галата. — Но прежде всего, мы укажем вам путь прочь из Каллиды.
Её мрачный тон не хуже общего смысла слов подсказал Кэтти-бри, в чём тут дело.
— Я попрошу тебя принять моё заклинание обета, — объяснила Галата. — Такое, которое помешает тебе вернуть вас домой с помощью магии или отправить послание на юг, пока Светский созыв Каллиды не согласится, что вы можете уйти. Обещаю, заклинание обета будет снято, если к тому времени вы всё ещё пожелаете покинуть Каллиду.
Мысли Кэтти-бри потекли в тысяче разных направлений. Она была уверена, что теперь они используют на ней и её друзьях новую и отличающуюся магию, прежде чем отправить их домой. Она подумала о Фривиндле и его «снах». Она слышала о заклинаниях, которые могли заставить что-то забыть, и других, более могущественных, которые могли даже изменять память — Гарпеллы в Особняке Плюща довольно часто пользовались ими, когда один из их более эксцентричных волшебников упрямо вёл исследования и эксперименты в грозящем катастрофой направлении. Однако никогда она не слышала о достаточно сильных заклинаниях, способных достичь того, чего она боялась в отношении воспоминаний о Каллиде, принадлежащих ей с товарищами. С другой стороны, она и никогда не видела заклинаний, создающих такую сложную и вкусную еду, как здесь. Ей казалось вполне вероятным, что эвендроу могли отточить подобные заклинания до совершенства, если не хотели заточать или казнить тех, кто открыл Каллиду случайно.
Тем не менее, мысль совершенно её подавила — она не хотела навсегда бросать это место! Сама мысль о том, что она не сможет привести сюда Дзирта или Бри, разбивала ей сердце.
Она надеялась, что её подозрения не оправдаются, но так или иначе, прекрасно понимала резоны собеседницы.
— Значит, когда ты говоришь, что вы не можете отпустить нас, пока не вернётся магия, дело не только в сражении с теми, кто занял пещеру.
— Это одна из причин, — сказала Галата. — Слаади куда более грозный противник, когда их когти впрыскивают яйца или хаофаг, а наши целители не могут легко с этим справиться.
— Мы могли бы нарисовать для вас карту с местонахождением пещеры, но этого будет недостаточно, не так ли? — спросила Кэтти-бри, пытаясь сделать свой тон не слишком обвиняющим.
— Нет, этого хватит.
— Но мы всё равно не сможем уйти — до тех пор, пока ваша магия не возвратится окончательно.
— Не можете, — признала Галата.
— Мы будем не первыми, кто пришёл и ушёл из Каллиды, и ваша магия позаботится, чтобы мы не стали первыми из тех, кто сможет вернуться.
Паладин не ответила. Ей и не требовалось.
— А как мы должны, по-твоему, поступить? — наконец спросила Галата. — Что бы ты сделала на нашем месте?
Кэтти-бри потёрла лицо ладонями. Она осознавала дилемму и по-настоящему сочувствовала хозяевам, но от того боль не уменьшалась.
— Когда ты хочешь наложить этот обет? — спросила она.
— Как только вернутся мои силы. Мне потребуется твоё слово, что если твои собственные силы возвратятся раньше, ты не перенесёшься к себе на родину и не станешь посылать магические послания за пределы Каллиды.
Кэтти-бри думала совсем недолго.
— Я согласна. Я не стану готовить подобных заклинаний, пока не получу твоего разрешения.
— Я верю тебе, Кэтти-бри, — сказала Галата. — И поскольку мы знаем относительную силу подобных заклинаний, скорее всего мой обет опередит твою способность к возвращению. Однако пока это не свершилось, мы не позволим всем четверым из вас находиться вместе в одно и то же время. Если вы каким-то образом сумеете нас покинуть, вам придётся бросить здесь одного из своих друзей.
Кэтти-бри втянула в себя воздух и попыталась напомнить себе, как велики ставки для здешних эвендроу.
— Если кто-то находит ключ к твоему сейфу, ты меняешь замок, — сказала Галата.
— А ключ к Каллиде — это?
Галата просто молча смотрела на неё.
— Память о Каллиде, — закончила за неё Кэтти-бри.
Паладин встала и подошла к двери.
— И я рада — мы все рады — что к вашему другу вернулись силы. «Перте мийе Закнафейн» было искренним и случилось взаправду. Хаофаг не заберёт его.
Она вышла из комнаты, затем неожиданно обернулась — с улыбкой.
— Но может быть, заберёт Аззудонна.
Кэтти-бри ещё долгое время сидела одна в этой комнате, размышляя обо всём этом. Несмотря на простую радость и оживление, с эмоциональной стороны это становилось крайне запутанным. Она сдержит слово и позволит наложить на себя заклинание обета — они с друзьями были обязаны эвендроу по крайней мере этим.
Однако она отчаянно надеялась, что в остальном ошибается. Она не хотела, чтобы воспоминания о Каллиде превратились в сны, недоступные или полностью стёртые.
Она надеялась, что ошибается, а если нет — что она, а может быть, всегда крайне убедительный Джарлакс, смогут найти другой путь.