Год Возвращения Звёздного Странника
1490 ЛД
Он чувствовал холод, только холод, похожий на гробницу из льда, сковавшую всё его тело, леденящую и давящую. Он чувствовал её страх, её рыдания, как будто застывшие, как физический мир вокруг неё, как будто она застряла в мгновении своей смерти.
Киммуриэль крепче стиснул рукоять оружия, выполненную в форме кошки, пытаясь физическим усилием укрепить телепатическую связь.
Напуганный вернувшимся образом, тем же самым образом, тем же самым чувством простого ослабевания… всего, дроу отступил на три шага, затем быстро взглянул на клинок, прежде чем положить его на стол перед собой.
— Ты как будто чем-то потрясён, — раздался неожиданный голос с другой стороны небольшого и тускло освещённого помещения. Киммуриэль взглянул туда и увидел хозяина, Громфа Бэнра, архимага Главной башни колдовства Лускана. — Я немного не привык видеть тебя таким.
— Мой разум не в силах полностью охватить чары на этом оружии, — объяснил Киммуриэль.
— Наверняка это лишь мелкий двеомер в великом замысле Пряжи Мистры и Паутины Ллос, — ответил Громф. — Меч ищет кровопролития и будет манипулировать носителем ради него.
Киммуриэль качал головой, пока Громф говорил.
— Это нечто большее, — ответил он. — Это… гордость. Этот зачарованный меч, прежде всего, желает быть орудием величайшего из воителей.
— Ради большего кровопролития.
— Я думаю, что не только.
— И эта мелочь заставила Киммуриэля Облодра, который обедает с иллитидами — кстати, что они едят? И как? — Громф замолчал и вздрогнул, когда его сбил с мысли порождённый буйным воображением образ. — Ты обедаешь с иллитидами, но испугался простого разумного оружия? Я могу за месяц зачаровать дюжину таких клинков, стоит тебе только пожелать.
— Дело не в Хазид’хи, — объяснил Киммуриэль. — Дело в связи, которая образуется с теми носителями, которых меч по-настоящему подчинил себе.
В ответ на это объяснение пренебрежительное выражение исчезло с лица Громфа, и он подошёл к псионику.
— Он чувствует Кэтти-бри, — объяснил Киммуриэль. — Когда я держу его и заставляю себя погрузиться, я чувствую то, что чувствует она. Или, может быть то, что она когда-то чувствовала. Не знаю точно.
— А это уже может быть интересно, — сказал с коварной улыбкой Громф, и Киммуриэль наградил его суровым взглядом. — Она — человек, и так слаба, — съязвил на этот уничижительный взгляд Громф.
— Не только Кэтти-бри, — сказал Киммуриэль, — Других тоже. Эльфийку и дроу.
Громф поднял бровь.
— Доум’вилль Армго, — пояснил Киммуриэль.
— Только не это злобное создание, — с тяжёлым вздохом ответил архимаг. — Она жива? — он фыркнул и вздохнул снова, покачав головой.
— Если ты хотел её убить, зачем просто изгнал? Почему ты не сделал это сам, в том месте в то время?
— Потому что это было недостаточно больно.
— Твой гнев, кажется, нацелен не туда, — Киммуриэль снова потянулся к Хазид’хи, подняв его к глазам. — Думаю, она была скорее жертвой, чем виновницей того, что вызывает у тебя подобную ярость.
— Она была наполовину эльфийкой и наполовину дроу, — сухо ответил Громф. — Это само по себе — достаточный грех.
Киммуриэль пожал плечами и оставил эту тему. В последние месяцы Громф добился определённого прогресса в Лускане. Он начал видеть более широкую картину — в Мензоберранзане бесшумно закипала гражданская война, в которой его сёстры и дом Бэнр сражались с большей частью города при поддержке силы, которую теперь назвали Богохульством; почти восемью сотнями воскрешённых дроу, вернувшихся в предыдущую форму после столетий службы в Бездне в виде жутких драуков. Душа и сердце Мензоберранзана были на краю войны, и казалось, что фанатики Ллос находятся в невыгодном положении, хотя конфликт, скорее всего, продлится ещё годы, если не десятилетия.
— Но она жива? — спросил Громф, вырвав Киммуриэля из задумчивости.
— Я не знаю, — ответил псионик после коротких размышлений. — Похоже на то — если внутри Хазид’хи не сохранились каким-то образом её предсмертные воспоминания. Но я так не думаю, поэтому — скорее всего да, она жива.
— Кого ещё чувствует этот меч?
— Есть другие, но связь с ними очень слабая. Может быть, они владели мечом слишком давно — или меч никогда не обладал над ними такой властью, какую имел над Кэтти-бри и Доум’вилль, а может быть…
— А может быть, другие уже мертвы.
Киммуриэль кивнул. Он знал, что Хазид’хи стар, создан ещё в древности, и догадывался, что за минувшие века его держало множество рук, и что меч наверняка подавлял большинство своих носителей. Нет, те, кто был поглощён Хазид’хи и уже погиб, не обитали в сознании меча.
Громф издал смешок.
— Что такое? — спросил Киммуриэль.
— Кэтти-бри, — ответил архимаг. — Меч полностью захватил Кэтти-бри.
— Это было давным-давно, когда она была почти маленькой девочкой.
— Знаю, — сказал Громф. — Я, конечно, нахожу это забавным, ведь если бы Хазид’хи попытался овладеть ею сейчас, она бы просто отмахнулась. Скорее всего, она бы заплела его разум в такую петлю, что он никогда бы не распутался.
— Ты только что сказал, что она — человек, а значит — слаба, — напомнил ему Киммуриэль и ухмыльнулся, когда янтарные глаза Громфа помрачнели. Правда о Кэтти-бри явным образом уязвляла волшебника. Она не должна была быть такой сильной, какой очевидно являлась. Она была человеком, всего лишь человеком, но при этом — грозной воительницей, грозной жрицей и грозной волшебницей. Громф ненавидел это признавать, казалось, даже наедине с самим собой — но он по-настоящему уважал её.
— Где эта мерзавка-Армго? — спросил Громф, предсказуемо уводя разговор от источника своего недовольства.
Киммуриэль пожал плечами.
— Я не знаю. Только то, что там ярко — солнце сверкает на белом снегу. И холодно… очень холодно.
— Я забросил её на крайний север, — сказал Громф. — Удивительно то, что она вообще смогла выжить. О чём ты думал, когда я вошёл?
— Она была напугана, — сказал Киммуриэль. — Она была напугана, и, возможно, умирала.
— Мне говорили, что на севере полно крупных зверей, — голос Громфа умолк, когда Киммуриэль замотал головой.
— Она не бежала от животных.
Громф с любопытством взглянул на него.
— Это было воспоминание, — сказал тогда Киммуриэль, и обращался он не только к собеседнику, но и к самому себе. — Скорее всего, из того же временного отрезка, когда её отец был убит в поединке драконов над Мифрил-Халлом.
Громф хотел ответить, но прикусил язык, кивнул и ушёл.
Громф знал, что он не верит в последнее объяснение, понял Киммуриэль. Киммуриэль, по-прежнему потрясённый, сам не знал, во что верит.
Он положил Хазид’хи обратно на стол.
Может быть, настало время вернуть меч Джарлаксу.
— И твоя надежда питала твои подозрения? — спросила Даб’ней у Джарлакса. Они шли по оживлённым улицам Серебристой Луны, самого очаровательного города на поверхности из всех виденных Джарлаксом. Дроу здесь было немного, но в то же время два бродяги из Бреган Д’эрт не выделялись, и за ними не следили подозрительные взгляды, пока они шли к мосту, протянувшемуся на северный берег через реку Ровин, к более старой половине города, оседлавшего широкую реку. От моста они направятся к северным воротам, поскольку все дела здесь были закончены, и Джарлаксу не терпелось заняться второй половиной их миссии по сбору информации.
Однако он будет скучать по этому месту, и он решительно заявил себе, что однажды вернётся сюда не по делам, а для отдыха.
— Почему ты меня об этом спрашиваешь? — спросил он жрицу. — Ты слышала старого эльфа.
— Очень старого эльфа, — поправила Даб’ней. Она похлопала по виску и скорчила рожицу, показывая, что не сильно верит в здравый рассудок того, о ком они говорили.
— Да, нам повезло услышать слухи о Фривиндле в подходящее время.
— А может быть, было уже слишком поздно.
Джарлакс остановился и повернулся к женщине.
— Почему ты играешь роль такого скептика?
— Он сказал, что это был только сон.
— Он сказал, что может быть это был только сон.
— И ты ухватился за это, потому что не хочешь верить, что это был сон.
— Похоже, я верю в его историю больше, чем он сам.
— Ты знаешь, о чём я, — ответила Даб’ней, — Фривиндль запутался. Он стар, очень стар, а в его истории шла речь о молодом эльфе. Несколько веков назад, Джарлакс. Как хорошо ты помнишь юность, Джарлакс — без помощи Киммуриэля или его кальмароголовых друзей?
— Я помню то, что важно. И многое из этого тоже кажется мне сном.
— А может быть, Фривиндлю действительно это приснилось. И даже если нет, разве сообщил он нам что-то ценное — кроме рассказа о существовании подобного места?
Джарлакс какое-то время размышлял об этом. На его лице росла улыбка от звучащего в голове слабого голоса старого эльфа, описывающего город дроу. Не Мензоберранзан, не Чед Насад, вообще не в Подземье.
И такой, где не поклонялись демонической Паучьей Королеве.
— Может быть, это ерунда, — согласился Джарлакс. — Просто сон.
— Не надо этого делать, — сказала Даб’ней.
Джарлакс покосился на неё, увидев, что она кивает и как будто готова заплакать. Она не меньше него хочет, чтобы это оказалось правдой, понял наёмник.
— Пойдём, — сказал он. — Если поторопимся, достигнем замка и южных окраин Лунолесья ещё до темноты. Если повезёт, закончим наши дела за пару дней и сможем вернуться в Мифрил-Халл, а оттуда через портал — в Лускан.
— А потом?
— Это я и пытаюсь решить. Но если будет второе путешествие, ты со мной не отправишься.
Даб’ней напряглась.
— Ты нужна мне в Лускане, — объяснил Джарлакс. — Мне нужно знать, что происходит в Мензоберранзане, и я предпочитаю жрицу, которая способна выносить суждения о силе Ллос. Что бы ни вышло из этого или из второго путешествия, от выбора верной стороны в начале войны зависит сама судьба Бреган Д’эрт.
— Думаю, мы уже выбрали, — сказала Даб’ней. — Разве мы не друзья двум еретикам? Госпожа Ллос не отличается милосердием.
— Но никому неизвестно, что на самом деле скрывается за её махинациями. Даже тебе, жрице, которая получает божественные заклинания от богини, которую презирает.
Вскоре они покинули Серебристую Луну, воспользовавшись обсидиановыми статуэтками, чтобы призвать волшебных коней ада, которые без устали побежали по дороге на северо-запад, к замку лорда Хартоса Зиморвена, предложившего сведения о Фривиндле агенту Бреган Д’эрт в обмен на новый нагрудник, откованный в Гонтлгриме, который Джарлакс доставил двумя днями ранее.
— Вы просите меня рассказать о том, что разрушило мою жизнь, — тихо ответила эльфийка.
— Госпожа Синнафейн, я не хочу никому навредить, — заверил её Джарлакс. Он мысленно напомнил себе, что леди Лунолесья оказала ему огромную услугу, проведя в дороге долгие часы по просьбе лорда Хартоса, чтобы встретиться с Джарлаксом здесь в лесу, меньше чем в пяти милях от Зиморвен-Халла, видневшегося на холме вдалеке. — Как раз напротив.
— Моя дочь тоже не хотела навредить, но тот меч, о котором вы расспрашиваете, заставил её причинить огромный вред. А теперь вы хотите, чтобы я указала вам, где находится этот жуткий предмет? Хотите сделать меня соучастницей ещё большего горя?
— Хазид’хи… — начал Джарлакс.
— Не произносите это имя! — резко оборвала его Синнафейн, и наёмник качнулся назад на стуле. Он услышал, как позади, перед входом в прекрасное жилище на дереве, возведенное прошлой ночью на этой южной окраине Лунолесья, переминаются эльфийские стражники. Он повернулся, чтобы взглянуть на них, даже подмигнул им, потом обернулся обратно и увидел, что Синнафейн взмахом дала им знак уйти.
— Меч существует, знаем ли мы о его местонахождении или нет, — сказал он. — Сейчас он может быть даже в руках того, кто не способен его контролировать.
— Его нельзя контролировать.
— Вы же знаете, что это не так, — сказал Джарлакс. — Вы боялись бы его, будь меч в руках Дзирта?
— Да.
— Это всего лишь волшебная игрушка, госпожа. Это не демон, хотя его голод поистине демонический…
— Он наделён демонической душой, — оборвала его госпожа Лунолесья.
— Нет, госпожа, — спокойно ответил Джарлакс. — Я понимаю, что с вашей точки зрения может так показаться, однако вы могли слышать о войне на северном побережье Меча, в Гонтлгриме и Лускане, в Утёсах и Порте Лласт, краем затронувшей даже Глубоководье. Эту войну устроили настоящие украшения с демонами, которые захватывали своих носителей. Хазид… прошу прощения, меч — не одержим демоном. Он просто голоден, и он будет всеми доступными способами использовать владельца, который не сумеет контролировать голод оружия, чтобы удовлетворить свою жажду крови.
Госпожа Синнафейн заставила своё тонкое и прекрасное эльфийское лицо улыбнуться, и от этой улыбки Джарлакс опять откинулся назад на стуле.
— Вы не знаете, да? — спросила она.
Джарлакс пожал плечами и наклонил голову, пытаясь понять причину её усмешки — довольно неожиданной, учитывая, что обсуждалась большая трагедия из её жизни. Усмешка дала ему понять, что она действительно знает что-то, о чём он не имеет ни малейшего понятия.
— Вы знаете о войне, которая шла в Серебряных Кордонах, где дварфы сражались против орочьего королевства Многих-Стрел, прежде чем ваш друг, король Бренор, отправился покорять Гонтлгрим на востоке?
— Разумеется.
— Вы знаете, как она началась? Как она началась на самом деле?
Мысли Джарлакса забурлили, пока он вспоминал события того конфликта, казавшиеся весьма прямолинейными — в конце концов, речь шла о войне орков и дварфов.
Синнафейн позвала эльфов, стоящих снаружи её палаты.
— Прошу, принесите нам еды, — сказала она им. — Кажется, мой друг Джарлакс и я задержимся здесь надолго.
Она расслабленно устроилась в кресле, и по её взгляду Джарлакс видел, что она пытается разложить по полочкам то, что стало огромной трагедией в её жизни. Он знал лишь часть истории: её дочь, Доум’вилль, сбежала от эльфов Лунолесья и вернулась с отцом в Мензоберранзан.
— Вы знали Тос’уна Армго? — спросила она.
— Много лет. До того, как он покинул Мензоберранзан. Дом Баррисон Дель’Армго — один из самых влиятельных домов, второй в городе.
— Наши мудрецы изучили меч и вернули его Тос’уну, когда он ещё только пришёл к нам в Лунолесье, — сказала Синнафейн. — Он считал, что полностью контролирует оружие. И конечно, я в это поверила! Я верила многому про Тос’уна, а теперь не верю ничему. Может быть, это был меч — а может быть, я просто не хотела видеть мерзкую правду о нём.
— Потому что он был дроу? — прошептал Джарлакс и пожалел об этом, как только слова сорвались с губ — эльфийка, леди Синнафейн, наверняка этого не заслуживала.
— Я влюбилась в него не из-за его происхождения, а из-за того, кем его считала, — резко ответила Синнафейн. — И он предал меня из-за того, кем был на самом деле — а может, из-за этого злобного меча — а не потому, что он был дроу. Неужели вы такого низкого обо мне…
— Госпожа, я покорнейше извиняюсь, — сказал Джарлакс. — Это было неподобающе. Всю жизнь меня отказывались принимать из-за моего происхождения — или, что хуже, притворялись будто принимают, желая тем самым доказать что-то себе или миру.
Джарлакс покачал головой и улыбнулся собственной промашке. Он редко бывал так неосторожен, чтобы произнести свои тайные мысли вслух.
К его удивлению, Синнафейн рассмеялась, и взглянув на женщину, он понял, что она не насмехается над ним или над его чувствами. Вместо этого она кивала.
— Вы говорите, как Тос’ун, — сказала она. — Тот хороший мужчина, за которого я вышла замуж. Добрый отец моих детей. Не тот Тос’ун, который… — она замолчала и сделала глубокий вздох. Её голос, весь её вид, изменились.
— Если Тос’ун и держал меч под контролем, того же нельзя было сказать про наших детей, — объяснила она. — Когда Тос’ун сказал, что один из них унаследует клинок, дети начали соперничать между собой — и эта битва, которую всячески подталкивал мой сын Тейрфлин, быстро стала очень серьёзной. Тейрфлин был слишком жесток. Необходимость заполучить клинок стала его навязчивой идеей. Каким-то образом наследника выбрал сам меч, а не мой муж — и оружие испортило мою Маленькую Доу, быстро и бесповоротно. Доум’вилль убила брата этим мечом и сбежала. Тос’ун и я выследили её до королевства орков, и там, окружённый ордой, Тос’ун предал меня.
— Вы заметили, что я не встала, когда вы вошли, — сказала она. — Это не было знаком неуважения к вам, другу Дзирта. Нет, мне больно даже просто вставать, ведь в тот тёмный миг много лет назад Тос’ун покалечил меня и бросил на милость орков, а сам сбежал вниз по тоннелю — обратно в Подземье, как я позднее узнала, вместе с Доум’вилль. Я не могу рассказать, что чувствовала, когда узнала, что он погиб верхом на белом драконе в битве у Мифрил-Халла. Не могу рассказать, потому что до сих пор не знаю. Я не думаю, что он был злым, когда мы поженились — скорее, меч извратил его.
Она с болью посмотрела на Джарлакса.
— Но я больше не могу быть в этом уверена.
— Может быть, оба предположения отчасти верны, — предположил Джарлакс. — Но меч наверняка сыграл свою роль в падении Тос’уна.
— Как Тос’ун и хотел, орки нашли меня почти беспомощной, но не убили, — объяснила Синнафейн. — Несмотря на стычки на протяжении всей погони, которая закончилась моим пленением, пытать меня они тоже не стали. Они не причинили мне никакого вреда. Они вернули меня моему народу — по замыслу орка Лоргру, наследника Многих-Стрел, в попытке воплотить мечту короля Обольда о мирном союзе в этой области. Этот поступок один из фанатиков посчитал изменой их злобному богу, и Лоргру был изгнан, а Много-Стрел вступил в войну. Как видите, Джарлакс, в немалой степени война в Серебряных Кордонах была вызвана тем самым мечом, который вы разыскиваете.
— Я не разыскиваю меч, госпожа Синнафейн, — признал Джарлакс. Он немного приподнялся и медленно извлёк из ножен клинок, положив его на стол перед напуганной Синнафейн.
Тогда Синнафейн встала — и долгое время не могла перевести дух, ведь она сразу же узнала оружие, его острую кромку и едва заметную красную полосу, похожую на испарения желанной крови.
Когда эльфийка перевела взгляд на рукоять, выполненную в форме большой чёрной кошки, зверя-обманщика с двумя щупальцами, загибающимися назад к лезвию, чтобы образовать гарду, выражение её лица изменилось.
— Что это… — хотела спросить она, но покачала головой. — Братский клинок?
— Это Хазид’хи, — ответил Джарлакс. — Я владею им уже много лет, хотя в основном он находился в руках моего друга, псионика, исследовавшего тайны оружия.
— Тогда почему вы сказали, что пришли поговорить о мече, который желаете отыскать? — резко спросила она.
— Я такого не говорил, — ответил Джарлакс. Он взял меч со стола и вернул в ножны, пряча его от взоров, чтобы помочь Синнафейн взять себя в руки, и обрадовался, когда она уселась обратно. — Вам показалось, что я это сказал, потому что я сформулировал свои намерения весьма туманно. Сначала мне нужно было узнать, одобрите ли вы.
— Одобрю? Единственное, что я могу одобрить — уничтожение этого злобного клинка.
— Одобрите ли вы то, что я собираюсь разыскать вашу дочь, — сказал Джарлакс, и если бы он ударил Синнафейн по лицу, она выглядела бы точно так же. — Благодаря изучению клинка мой друг убеждён, что Доум’вилль, ваша Маленькая Доу, может быть жива. Как только меч подчиняет себе носителя, он сохраняет связь с ним на любом расстоянии.
— Где она? — спросила Синнафейн.
— Это, боюсь, вопрос посложнее — я не знаю, — признался Джарлакс. — Но думаю, что могу узнать — и намереваюсь это сделать. Потому что я не думаю, что ваша дочь заслужила свою судьбу.
Наёмник издал беспомощный смешок.
— Конечно, она совершила немало злодеяний, включая убийство её брата, вашего сына…
Он вздохнул.
— Тогда почему вы хотите её отыскать?
Джарлакс пожал плечами.
— Я из Мензоберранзана. Я знаю, какую власть может получить над смертными демон — или волшебный предмет демонического характера. Даже над добрыми в других отношениях существами. В конце концов, именно такова история моего города, моего народа.
— Я по-прежнему не понимаю. Я ничего не знаю о её местонахождении, — чеканя каждое слово, отрезала Синнафейн. — Зачем вы пришли ко мне?
— Затем, что когда я разыщу её — а я разыщу — я хочу, чтобы она знала, что мать простила её, — сказал Джарлакс, и Синнафейн снова резко втянула в себя воздух.
— Вы много раз говорили, что всему причиной меч — по крайней мере, ясно дали понять, что хотите, чтобы всему причиной был меч, — объяснил Джарлакс. — Так и есть. Я говорю вам, что это правда, и что ваша дочь не заслужила своего магического изгнания.
Долгое время Синнафейн молчала, её взгляд сновал вокруг, как будто она искала путь к побегу — или того, кто ворвётся и поможет ей.
— Это вас не касается, — наконец сказала она. — Почему вы решили этим заняться?
Теперь настала очередь Джарлакса устраиваться в кресле, чтобы обдумать этот простой вопрос.
— Я не знаю, — признал он. — Может быть, теперь, когда запад наконец успокоился, проснулась моя жажда странствий. Может быть, это испытание для того, кому я намереваюсь передать этот клинок.
Синнафейн села прямо. На её лице мелькнул гнев.
Он поднял руку.
— Заверяю вас, что такого, как он, никогда не сможет захватить Хазид’хи или другое волшебное оружие, — сказал Джарлакс с обезоруживающей улыбкой. — Он воин, с которым немногие могут сравниться по части умения и опыта, и ещё меньше тех, кто может сравниться с его решимостью и силой духа — разве что его собственный сын, которого вы хорошо знаете.
Похоже, эльфийку это не убедило.
— И, наверное, потому, что верю — Доум’вилль может искупить свою вину, — наконец-то признался Джарлакс. — Она из дома Баррисон Дель’Армго, второго дома Мензоберранзана, который может сыграть решающую роль в грядущей гражданской войне.
— Вы говорите о шпионе, — проницательно заметила Синнафейн.
— Я ищу союзника, — сказал Джарлакс. — Если Доум’вилль может помочь предотвратить войну и отвратить дроу от почитания Ллос, разве это не будет хорошим поступком? Разве это не искупит те беды, которые она устроила — под влиянием Хазид’хи, конечно же?
Выражение Синнафейн несколько раз изменилось, наконец оставшись понимающим. Новости о войне на западе давно достигли Лунолесья — в том числе и весть о её неожиданном окончании и великой ереси могущественных дроу против Госпожи Ллос.
— Я не знаю, где сейчас Крошка Доу, — тихо повторила эльфийка. — Я считала, что она давно погибла — или остаётся с отцом в Мензоберранзане.
— Я тоже этого не знаю, — снова сказал Джарлакс и поднялся со стула. — Но узнаю. Теперь, когда я знаю, что могу сказать Доум’вилль про Лунолесье, когда снова её увижу, заверяю вас — я отыщу её, если она ещё жива. А если нет, я сообщу об этом вам.
Выражение лица Синнафейн в этот момент осталось для него непроницаемым. Джарлакс понимал, что внутри эльфийка находится в полном смятении. Трагедия, постигшая эту женщину, её семью, это сообщество, была очень серьёзной.
Но отсутствие реакции с её стороны немного успокоило Джарлакса. Он собирался отыскать Доум’вилль Армго ради власти и выгоды, как делал всегда. Может быть, молодая эльфийка сыграет ключевую роль в его больших надеждах.
Но сейчас, глядя на Синнафейн и думая, что возможно, лишь возможно, возвращение Доум’вилль, освободившейся от влияния Хазид’хи, принесёт здесь утешение, наёмник ещё больше утвердился в своём решении. Он даже не представлял, что эта миссия станет для него так важна. Он подумал о Бриенне До’Урден. Сравнение с Доум’вилль напрашивалось само, и если Бриенна была надеждой Джарлакса на будущее, была ли Доум’вилль на самом деле его страхом?
Эти беспокойные мысли по-прежнему тревожили Джарлакса, когда он покинул древесный дом, спустился на землю и оставил Лунолесье, вернувшись в Зиморвен-Халл, где ожидала Даб’ней. Эти мысли тревожили его всю обратную дорогу до Мифрил-Халла и к магическим вратам, которые должны были перенести его в Гонтлгрим, к Закнафейну. Они не просто тревожили его. Они его преследовали. Всю свою жизнь Джарлакс совершал прагматичные поступки, просто стараясь выжить. Он всегда пытался не причинять зла тем, кто этого не заслуживал, и по большей части у него получалось — но редко он пытался поступить правильно по отношению к кому-то кроме себя и своих нужд.
Это была мелкая игла, но Джарлакс считал, что за века научился ловко с нею управляться.
Однако теперь, где-то глубоко внутри, он не мог отрицать, что начал ставить нужды других по меньшей мере на один уровень с собственными, а если можно было доверять его текущим чувствам — то даже выше собственных. Он пытался стряхнуть это тревожное ощущение, напомнив себе, что остаётся в живых именно из-за предыдущего равновесия.
Но нет, он не мог, и покинув портал в Гонтлгриме, Джарлакс лишь кивнул стражникам-дварфам, не обменявшись с ними ни словом. Он прошёл в собственные покои, и ему на пятки наступали призраки надежд на Бриенну и страхов касательно Доум’вилль.