— Вы ж понимаете, о чём просите, да? — спросил король Бренор двух жриц-дроу, сидящих за столом напротив. — Вы должны были видеть лица моих парней, когда вошли в нижние врата.
Дроу, представившаяся как старшая жрица Минолин Фей-Бэнр, подалась вперёд и сказала:
— Уверяю вас, добрый король Бренор, их взгляды были не менее подозрительными и злыми, чем те, которые встречала верховная мать Квентл Бэнр на нашем пути обратно в Мензоберранзан. Надеюсь, вы оцените храбрость верховной матери и жрицы Ивоннель. Их действия на поле боя были непростительной ересью против госпожи Ллос, а Паучья Королева — не самая милосердная богиня.
Бренор оглянулся на своих советников: Реджиса и Доннолу Тополино из Кровоточащих Лоз; его королев, Маллабричес и Таннабричес Боевой Молот; трёх его капитанов из недавно основанной гримгвардии, Айвена Валуноплечего, Атрогейта и Тибблдорфа Пвента; и его приёмную дочь, Кэтти-бри. Он позволил взгляду задержаться на Кэтти-бри, поскольку был удивлён и огорчён, когда она явилась на встречу с опозданием и без Дзирта.
Он собирался с ней об этом поговорить.
— Её собственная — их собственная — служба и преданность проклятой Паучьей Морде меня не колышет, — сказал он довольно резко и намеренно грубо.
Дроу даже не моргнули и как будто не разозлились, что порадовало Бренора.
— Последствия их действий, конечно, дойдут и до Гонтлгрима, — сказала другая дроу, первая жрица Сарибель Ксорларрин До’Урден. — Разумеется, вы это видите. Будем ли мы торговыми партнёрами или врагами?
— Третьего не дано, да?
— Надеемся на первое, если наша сторона одержит верх, — продолжала Сарибель. — Если матери Мез’Баррис Армго и Жиндия Меларн добьются своего, можете быть уверены во втором. Возможно, в отдалённом будущем — но в определённый момент они наверняка снова выступят на Гонтлгрим.
— В чём вы собираетесь одержать верх? — спросил Бренор. — Я уже два года слышу про грядущую гражданскую войну. Вот только ничего не слышу про кровь дроу на улицах Мензоберранзана.
— Стычек было много, король Бренор, — сказала Сарибель.
— Я слыхал, что стычки — обычное дело для вашего городишка. Ничего нового вы мне не сказали.
— Хотите, чтобы запах пролитой дровской крови, текущей по коридорам, наполнил ваш длинный кривой нос, король дварфов? — сказала Минолин Бэнр, вызвав оханье на бренорской стороне стола.
Но не у Бренора. Бренор даже не нахмурился — лишь понимающе, хитро усмехнулся. Он посмотрел на Кэтти-бри, лицо которой представляло собой по меньшей мере маску изумления, может быть, даже гневного шока, но вместо того, чтобы разжечь его, Бренор погасил напряжение неожиданным и громким смехом.
— А эта с характером! — сказал он дочке. Он повернулся обратно к Минолин Фей. — Из тебя выйдет хороший дварф, эльфийка!
— Нам нужны оружие и доспехи, — ответила Минолин Фей. — Вооружение, выкованное в Гонтлгриме, упрочнит позицию дома Бэнр, и верховная мать Квентл приведёт нас к лучшему будущему — для нас и для вас.
— Прошло два года, — повторил Бренор.
— Дома не достигли согласия, — пояснила Сарибель. — Будет ли это дом Бэнр и дом До’Урден против дома Меларн, и, вероятно, дома Баррисон Дель’Армго? Присоединятся ли другие крупные дома к Бэнрам, сломив тем самым волю наших врагов? Или примкнут к врагам и оставят исход неопределённым?
— Всё сложно, король Бренор, — добавила Минолин Фей уже более спокойным голосом. — Мы просим наш народ отречься от того, чему они учились всю свою жизнь, отречься от церкви самой Ллос. Принять в качестве союзников другие народы Торила, которые на памяти даже старейших живых дроу мы знали лишь как врагов. Это непросто, и смелость верховной матери Квентл и Ивоннель невозможно недооценить. Они перешли черту, за которую больше нет возврата. Снаружи ваших чертогов, под солнечным светом лесов, они свершили величайшую ересь из возможных. Обращать вспять проклятие падшего паука, возвращая драука в тело дроу — запрет, из которого не может быть исключений.
— Знаю, и не собираюсь это недооценивать, — ответил Бренор. — Но вы просите меня разжечь горны и заставить кузни работать, чтобы сделать гору кольчуг и оружия, которые могут обратиться против нас.
— Не обратятся, — сказала Сарибель. — С вашей помощью мы начнём войну. И с вашей помощью мы её закончим. У нас есть восемь сотен бывших драуков, больших и сильных дроу из другой эпохи.
— Из эпохи, в которой они ненавидели дварфов, — напомнил ей Бренор.
— Они лучше всех знают правду о Ллос — и эта правда лжива, всегда лжива, — продолжала Сарибель. — Они скорее умрут, сопротивляясь ей, чем будут жить в роскоши, поклоняясь ей. Все до единого. В кольчугах из Великой Кузни Гонтлгрима, с оружием, закалённым в огне предтечи, с мечами и доспехами, зачарованными в подземелье великими жрицами Бэнр и великими магами Ксорларрин, они потрясут стены мензоберранзанской пещеры и приведут другие дома на сторону Бэнров и сторону правды: к вражде с Ллос.
Бренор вынужден был признать, что это была красивая речь, и ещё более красивое видение будущего. Он откинулся на стуле и упёрся ладонью в рыжебородый подбородок, изучая двух гостей-дроу.
— Да, а когда вы закончите с врагами, не отправитесь ли возвращать то, что заплатили за оружие, и кое-что сверху, ага? — вмешался кислый Атрогейт, привлёкший к себе все взгляды. — Я давно уже был другом Джарлакса. Я знаю дроу.
— Вы же видели события на том поле, — запротестовала Минолин Фей. — Они видели зачарованную паутину. Они видели ересь. Ты! — сказала она, указывая на Тибблдорфа Пвента. — Мне сказали, что ты был там. Это правда?
— Да, — ответил Пвент.
— Конечно! — пророкотал Атрогейт. — И это ничего не доказывает.
— Как ты можешь так говорить? — отозвалась Минолин Фей. — До поступка верховной матери и Ивоннель Гонтлгрим был обречён, и вы это знаете.
— Тебе стоит поосторожнее выбирать слова, госпожа дроу, — вмешалась королева Маллабричес.
— Вы в этом сомневаетесь? — не отступала Минолин Фей. — Вы правда верите, что Гонтлгрим остался бы под властью короля Бренора и его клана, если бы мы соединили силы с матерью Жиндией и её армией демонов, с восемью сотнями крупных драуков в её рядах? Вас бы прижали вверху и внизу, бежать было бы некуда. Ваши великолепные порталы тогда не действовали — и не включились бы вовремя, не включились бы вообще, если бы дроу — Громф Бэнр — не осознал серьёзность происходящих здесь событий и не пошёл сам на огромный риск.
Она повернулась к Бренору.
— Вы должны это понимать. Король Бренор — опытный генерал.
— Который выкручивался из передряг посерьёзнее, — настаивал Атрогейт.
— Бахвалься сколько влезет, — сказала дроу. — Но за этим голосом ты знаешь, что я говорю правду. Выбери верховная мать Квентл другой путь — и Гонтлгрим был бы обречён.
— Даже если ты говоришь правду, я видел достаточно Мензоберранзана, чтобы знать — кое-что не задерживается надолго, — заметил Бренор.
— Да! — согласился Атрогейт, вскочив на ноги и громко опустив ладони на стол, чтобы податься вперёд, к жрицам дроу.
— И что, если вы сыграете по глупому, а? Вы провернёте там ваши фокусы, и мать Квентл…
— Верховная мать, — поправила Сарибель, и Атрогейт фыркнул.
— И она избавится от этой бешеной ведьмы Меларн — знаю я её, да. Слышал о визите моего друга, который должен был избавить нас от неё раз и навсегда, вот только Ллос не особенно любит проигрывать. Так вот, избавится она от Меларнов и поставит на их место второй дом, Армго, или ещё кого, а вы вернётесь с войском назад и обернёте против нас наши изделия?
— Лучшую возможность взять Гонтлгрим мы обнаружили, когда подошли сегодня к вашим нижним вратам, — возразила Минолин Фей.
— То не Ллос была, — неожиданно вмешался Тибблдорф Пвент.
Все с любопытством посмотрели на него — и в первую очередь Бренор. Слова Атрогейта, конечно, были оговорены заранее — Бренор дал ему задачу вымотать посланцев. У Пвента не было такой роли, тем более в этот ключевой момент. И хотя короля раздражало, что в его план вмешались, ему было интересно, что хочет сказать Пвент.
— Я видел это, — торжественно заявил Пвент. — Я видел, как эти восьминогие твари бросаются в паутину, как будто спасая свою жизнь — да, даже если это будет стоить им жизни. Им было всё равно. У них был шанс на свободу, и они схватились за него обеими… то есть, восемью лапами. И то была не Ллос, мой король, — сказал он Бренору, качая волосатой головой. — Я почувствовал, когда сам бросился в паутину. То было не зло, то была не Ллос.
Заметно растерявшийся Атрогейт посмотрел на Бренора в поисках руководства.
— Она — обманщица, — напомнил Тибблдорфу Пвенту дварфийский король.
Пвент обдумал это, но потряс головой, не убеждённый, и пробормотал себе под нос:
— То была не Ллос.
— Ваш генерал описывает затейливый и сложный план, — сказала Бренору Минолин Фей, — хотя прямолинейной атаки на Гонтлгрим хватило бы для победы.
— Но разве не таков путь дроу? — спросил Бренор.
Минолин Фей откинулась на спинку стула, как и Сарибель, и они обменялись мрачными взглядами.
— Значит, таков ваш ответ? — спросила Минолин Фей.
— Нет, — сказал Бренор. — Даю слово, что поговорю со своим народом и дам вам ответ. Вы о многом просите, жрица.
— Многое стоит на кону, — ответила жрица. — Для нас ставки выше, чем для вас.
— В том-то и дело, что я в этом не уверен, — Бренор кивнул на двойные двери, и часовые широко распахнули их.
Жрицы дроу встали, поклонились, и ушли в сопровождении своих дварфийских сопровождающих.
Как только двери закрылись, начались разговоры — громкий спор между Пвентом и Атрогейтом, в котором Айвен Валуноплечий пытался играть роль посредника. Кулак и Ярость сидели и шептались, качая головами при каждом слове, как будто они были слишком растеряны всем происходящим, чтобы соглашаться хоть с кем-нибудь.
Даже Реджис и Доннола заняли противоположные стороны — Реджис советовал присоединиться к дому Бэнр и сражаться за будущее северного побережья Меча, означавшее лучшую судьбу для всех его народов, а Доннола, которая провела большую часть жизни в гильдии воров и убийц в далёких землях, качала головой, совершенно несогласная с каждым его словом, то и дело прерывая Реджиса контраргументами, когда он делал паузу, чтобы набрать воздуха.
Во всём этом шуме Бренор посмотрел на Кэтти-бри.
— Он не потрудился даже прийти? — спросил король.
— Он с Бри.
— Даже не начинай, — буркнул Бренор. — Стоило бы выслушать его голос, раз мне приходится разбираться со всем этим.
— Чего мне ещё сказать, па? — спросила женщина, переходя на дварфийский говор — потому что её слова всегда обладали для него большим весом на этом диалекте, подозревал Бренор. — Может быть, дело в Бри, может быть, дело в его встрече с Паучьей Королевой в дамарском туннеле, может быть, дело в магистре Кейне. Может быть, в том времени, которое он провёл, развеянный над землёй — не мёртвый, но да, и не живой. Он уже не такой, как раньше, па. Он смотрит на вещи под таким углом, которого я раньше не замечала.
Бренор уже слышал всё это, и тоже заметил перемены в Дзирте. Это была не меланхолия, а скорее пассивность — и это сейчас, когда следопыт нужен был Бренору в боевом настроении! Он резко посмотрел на Кэтти-бри, но подавил свою усмешку, не готовый сейчас к этому бою.
— Когда возвращается Джарлакс? — спросил Бренор.
— Всё, что я знаю — он был на востоке с Даб’ней, — ответила Кэтти-бри. — Может быть, уже вернулся.
Бренор хмыкнул, потому ударил руками по крепкому столу, требуя внимания.
— Я пойду перекушу и смочу бороду пеной взбитого кишкодёра. Оставайтесь здесь, спорьте, деритесь, и когда я вернусь, я хочу услышать единый голос.
— У нас есть возможность изменить мир, — сказал Реджис.
— А у меня есть задача сообщить моему народу, что мы собираемся похоронить их сестёр, братьев, детей и родителей, — парировала Доннола. — Когда это дроу придерживались условий союза или мирного договора?
Реджис уселся обратно и ничего не ответил.
— Тьфу! — рявкнул Бренор. — Единый голос.
И гневно покинул комнату.
— Но подозреваю, что это будет голос последнего уцелевшего, — пробормотал Атрогейт.
— Тебе стоит привести Дзирта, — сказала Кэтти-бри королева Таннабричес.
— Да, — согласилась её сестра. — Ему стоит присутствовать.
Кэтти-бри не была в этом уверена. Сейчас — не была.
— Ты не сказала, что думаешь, — сказал Бренор, обращаясь к Кэтти-бри, когда она вошла в небольшое помещение, где он сидел с кружкой пива. Его шлем, корона Гонтлгрима, побитый и с отломанным рогом, лежал на столе рядом с выпивкой.
Кэтти-бри уселась напротив.
— Налей и мне, а? — попросила она, когда Бренор не пошевелился.
Бренор со смехом поднял свой щит, призвал его магию и достал прекрасный бокал золотистого пива — две трети жидкости, увенчанной безупречным слоем пены.
Кэтти-бри подхватила его, осушила половину и выдавила отрыжку, чтобы заставить дварфийского па гордиться.
— Это развяжет тебе язык? — спросил Бренор.
— Будь у меня что сказать, я сказала бы там.
— Ну так спроси своего бога или ещё что.
— Она — не дварфийская богиня. Наверное, даже не любит дварфийских богов — или тех, кто им поклоняется.
— Ба! Они ведь вернула меня, так?
— Чтобы ты присоединился к битве и спас Дзирта от Ллос, — сказала Кэтти-бри. — А сейчас, похоже, на войну с Ллос отправляются другие.
— И ты думаешь, что я должен им помочь?
— Похоже, что так, — повторила Кэтти-бри.
— Значит, ты им не доверяешь.
Кэтти-бри прикончила пиво и жестом попросила ещё.
— Как ни странно, па, доверяю. Я достаточно знакома с Джарлаксом и Закнафейном, Браэлином Джанкуэем и Беньяго — даже с Громфом Бэнром! — чтобы считать, что есть основания верить словам Ивоннель и Квентл, и что всё это — не коварный план того, как разделаться с нами нашим собственным оружием. В этом городе многие, так сказать, презирают Ллос.
— Никогда бы не подумал, учитывая, какие три войны первыми приходят мне на ум.
Кэтти-бри кивнула и схватила второе пиво.
— А куда им идти, па? У Ллос есть верховные матери, у верховных матерей есть знать, у знати есть все остальные. Скажешь хоть слово поперёк Ллос в Городе Пауков — и ты покойник. Или что похуже.
— Драуки, — буркнул Бренор.
— Дзирт не один такой, па, — сказала она. — Он просто единственный оказался достаточно смелым — или глупым, или злым, или ещё что — чтобы покинуть Подземье и каким-то чудом выжить и обрести другую жизнь и другой путь. Ты сам знаешь. Ты торгуешь с Лусканом, а Лускан принадлежит Бреган Д’эрт.
— Это другое, — сказал Бренор.
— Да, — согласилась Кэтти-бри. — Поэтому я и не сказала, что думаю — я просто сама не знаю, что думать.
— Ну что ж, — решил Бренор, хлопнул ладонью по столу и быстро встал, оттолкнув кресло.
— А ты знаешь? — спросила Кэтти-бри.
— Не-а.
— Что тогда?
— Может быть, я разрублю ребёнка посередине, — сказал он, подмигивая. Он позвал стражников и сказал им привести жриц дроу, затем одним большим глотком допил своё пиво, подобрал корону и чудесный щит, и повёл дочь обратно в тронный зал.
Много позже растрёпанная и основательно разозлившаяся Кэтти-бри вошла в свои покои, где обнаружила мужа, танцующего с их маленькой девочкой. А может быть, они тренировались.
Дзирт сделал длинный прыжок.
Бри подскочила, оттолкнувшись обеими ногами от земли. Она легко приземлилась и прыгнула снова, а потом — в третий раз, оказавшись рядом с отцом.
— Ты, — сказал Дзирт.
Бри рассмеялась. Она подпрыгнула как можно выше и развернулась в воздухе. Она преодолела почти четверть круга, прежде чем воздух под ней закончился, она приземлилась и удержала равновесие.
Дзирт грациозно подпрыгнул и полностью развернулся, приземлившись на четвереньки, лицом к лицу со своей смеющейся дочерью.
— Ты! — сказала она.
Дзирт подскочил вверх, сделал обратное сальто, приземлившись на ноги — но только на мгновение, и хлопнулся на пятую точку перед Бри с удивлённым видом на лице.
Бри рассмеялась и вытянулась, как будто чтобы подпрыгнуть, но не оторвалась от пола и вместо этого просто резко уселась лицом к отцу.
Двое рассмеялись.
— Бум! — сказал Дзирт.
— Бу-бу! — сказала Бри.
Кэтти-бри подошла и скользнула на пол перед ними двумя, вызывав счастливый визг и объятия Бри, и тёплую улыбку от любимого мужчины.
— Уже поздно, а ты до сих пор не спишь, — сказала она Бри. — Не спишь и играешь с па.
Она усмехнулась Дзирту при этих словах.
— Она хорошо поужинала, — сказал Дзирт. — Хотела подождать маму, чтобы поцеловать и послушать сказку на ночь.
— Тогда пойдём, моя маленькая прелесть, — прошептала дочке Кэтти-бри. Она встала на ноги, обхватив рукой дочь, и отнесла ребёнка в круглую боковую комнату, которую они превратили в спальню Бри, с прекрасными барельефами свинок-стражников, опоясывающими стену у основания, некоторые — на четёрых ногах, некоторые на двух, некоторые пляшут, почти все смеются.
Дзирт кивнул, глядя им вслед, потом пересёк комнату, подошёл к остаткам собственного ужина, стынущим на столе. Несмотря на всю любовь Кэтти-бри в этом разговоре, он не пропустил указаний на то, что она измотана — физически и морально. Бренор полагался на неё — как же ещё? — а Мифрил-Халл был охвачен почти осязаемым напряжением.
Они предотвратили катастрофу, но похоже — только лишь на время.
Вероятно, ему тоже следовало пойти на встречу с представителями дома Бэнр, как просил его Бренор и умоляла Кэтти-бри. Однако ему всё это казалось продолжением цикла, который невозможно нарушить — к какому ошеломляющему мысленному парадоксу привела его трансцендентность! Хотя он осознавал и соглашался с важностью дипломатических переговоров, которые шли в зале для аудиенций Бренора, ему сложно было даже почувствовать эту срочность.
После трансценденции он стал воспринимать всё временным, и его приоритеты исказились до такой степени, что…
Что он проигнорировал встречу, которую друзья и жена умоляли его посетить.
Он знал, что потерял равновесие — как знал, что голоден, но не мог найти в себе силы, чтобы сознательно поднести вилку с едой ко рту.
Он не ожидал подобной подавленности.
Он по-прежнему клевал ужин вилкой с отсутствующим видом, потерявшись в этом конфликте перспективы, когда Кэтти-бри вышла из комнаты дочки и закрыла за собой деревянную дверь.
— Ты голодна? — спросил Дзирт.
— Бренор позаботился об этом, прежде чем я ушла, — ответила она.
— И каким было его решение?
Кэтти-бри остановилась, положила ладони на бёдра и вздохнула.
— Бренор отправил кузнецов работать. Сотня тяжёлых кольчуг на эльфов и две сотни тонких и лёгких мечей.
— Значит, они убедили его, что война неизбежна, — решил Дзирт, но его голос затих, когда Кэтти-бри покачала головой.
— Сейчас он ничего не отдаст Бэнрам, — сказала она. — Но если его убедят, он пообещал, что их просьба будет исполнена ко времени их возвращения в Мензоберранзан. Он решил разрубить ребёнка напополам.
Дзирт размышлял над этим какое-то время, потом кивнул.
— Тянет время, — сказал он. — Может быть, это лучший вариант. Надеюсь, у него нет иллюзий по поводу возможности измотать дроу. Они разыгрывают козыри на собственных условиях, тогда, когда сочтут нужным.
— Он знает, — заверила Дзирта Кэтти-бри. — Он надеется получить лучшие ответы от лучших шпионов, прежде чем вооружать тех, кто уже трижды выступал против него.
— Джарлакса? — со смехом спросил Дзирт.
— Или Киммуриэля. Или Громфа. Есть варианты.
Дзирт обдумал это и кивнул.
— Ты должен был присутствовать, — сказала Кэтти-бри немного резче.
Дзирт пожал плечами.
— Я уже рассказал всё, что знаю о Мензоберранзане, и мне мало что известно о жрицах, которые исполняют роль посланниц дома Бэнр.
— Ты знаешь Ивоннель.
— Кое-что я про неё знаю, но этого недостаточно, чтобы доверить ей жизни друзей. Она находится за пределами моего понимания.
— Ты знаешь про Мензоберранзан больше, чем кто-либо в Гонтлгриме, за исключением этих двух жриц. Один только взгляд на тебя через стол мог бы намекнуть на их искренность, на глубину их убеждённости. Эта война, которая по их словам вот-вот начнётся, на самом деле началась в тот день, когда ты покинул Мензоберранзан.
Она резко замолчала, и Дзирт понял, что она заметила, как он морщится.
— Что? — спросила Кэтти-бри, явно застигнутая врасплох подобной реакцией. — В этом всё дело? Ты думаешь, что это плохо?
— Я думаю, что будет такая бойня, какой мы даже представить себе не можем, — тихо ответил он. — Больше двадцати тысяч дроу в священной междоусобной войне? При поддержке демонических войск? Вся пещера будет окрашена кровью.
Сочувственное выражение Кэтти-бри долго не продержалось, и она фыркнула.
— Звучит как то, с чем мы столкнулись бы прямо здесь — и малышка Бри тоже, если бы Ивоннель и Квентл Бэнр избрали лёгкий путь и присоединились к Жиндии Меларн.
— Но не столкнулись же. Тебя не волнует, что половина города скорее всего погибнет, или того хуже?
— А должно? — спросила она, не слишком убедительно изображая безразличие.
— Может и нет, — саркастично отозвался он. — В конце концов, они всего лишь дроу, а значит — заслуживают подобной участи.
Как только слова сорвались с губ, Дзирт пожалел о них.
Кэтти-бри пронзила его взглядом.
— Никогда мне такого не говори, — тихо сказала она. — Я этого не заслуживаю.
— Нет, — согласился он и глубоко вздохнул. — Я не хотел. Но это обычное мнение среди тех, кто живёт на поверхности и знаком с дроу только по их репутации. И с этим предстоит бороться Бренору, когда он станет решать — помочь или нет.
— Дроу напали на него в его доме.
— Его доме? С каких пор это его дом?
— Что… — она утратила дар речи и покачала головой с явным потрясением.
— Любимая, я веками сталкивался с жестокими суждениями, авторы которых не принимали во внимание намерения тех, кого судили. И это касается не только дроу.
— Дзирт?
— Я тоже в этом виновен, — признал он. — Мы все так поступаем по глупости, и распространяем общие истины о наших врагах, которые доводят нас до того, что мы уже не в силах разобраться с нашими противоречиями.
— Ещё они атаковали Мифрил-Халл, — напомнила ему Кэтти-бри.
— А Бренор напал на Ку’Ксорларрин, — парировал Дзирт.
— Ку’Ксорларрин? — пробормотала женщина. — Гонтлгрим?
— Это он его так называет.
— Это древняя родина дельзунских дварфов.
— И, вероятно, это место служило домом сотням других групп за тысячи лет до того, как Бренор его отыскал.
— Ты не можешь говорить серьёзно.
— Я никогда не был серьёзнее, — твёрдо ответил Дзирт. — Среди людей я дроу, и многие считают меня злом. И да, народ Мензоберранзана совершал злые поступки, а войны между ними и культурами поверхности были настоящими и изобильными.
— А набеги, в которых убивали целые семьи эльфов, людей и дварфов? — спросила Кэтти-бри.
— Думаешь, отряд дроу ждала лучшая судьба при встрече с превосходящими силами эльфов, людей или дварфов в верхних пещерах Подземья? Думаешь, эти превосходящие силы эльфов стали бы спрашивать семью дроу про их намерения и цель?
Настала очередь Кэтти-бри не давать ответа.
— А что чувствовали дуэргары, когда много лет назад Бренор и его род выселили их из Мифрил-Халла?
Кэтти-бри тяжело вздохнула.
— Конечно, дроу злы, — сказал с широким жестом Дзирт. — Давайте просто считать, что это правда.
— Можешь считать, как хочешь, — парировала Кэтти-бри.
Дзирт потёр лицо и напомнил себе, что его поступки и тон были продиктованы его собственным раздражением и не имели никакого отношения к той замечательной женщине, что стоит перед ним.
— Тогда что насчёт Карнавала пленников в Лускане, где магистраты пытают беспомощных жертв до смерти, которой те радуются, как спасению от боли, под одобрительные крики огромной толпы? — серьёзно и спокойно спросил он.
— Магистраты злы, — сказала Кэтти-бри.
— Они выполняют закон, — возразил Дзирт.
— Значит, закон неправильный.
— Да! А как насчёт пиратов, которые ловят беззащитное купеческое судно у Побережья Меча и заставляют жертв пройти по доске — прямо в пасти ожидающих акул?
— Мы охотились за ними вместе с Дюдермонтом. Разве многие получили пощаду?
— Именно! Мы охотились за ними и отправляли на дно, как и следовало. Потому что они совершали и продолжили бы совершать злые деяния.
— Да.
— И большинство из них были людьми, а значит люди злые.
— Что? Нет!
— Конечно нет. Я об этом и говорю. Это меня и раздражает.
Кэтти-бри какое-то время пристально смотрела на него, прежде чем растеряно покачать головой.
— Добро и зло, — сказал Дзирт. — Или лучше — сочувствие и безразличие, милосердие и жестокость. Мы были жестоки с пиратами, но каковы были наши намерения?
— Прекратить их путь грабежа и убийства.
— И это было важно. Разве ты не видишь?
— Конечно, вижу!
— Это важно, — снова сказал Дзирт, потому что должен был разъяснить это для себя. — Определение добра и зла может быть просто вопросом восприятия, основанного исключительно на личности вовлечённого лица — дроу? Лунный эльф? Полурослик? Дварф? Человек? — или связей его народа. Оценка заключена в намерении. Так что да, дроу совершали зло. Набег, в который меня взяли юношей, был злом. Но что насчёт набегов, которые совершали племена Вульфгара на Десять Городов, когда Бренор взял его в плен? Сколько было бы убито, если бы утгардцы Вульфгара одержали победу?
— Уверяю тебя, я размышляла об этом.
— Но мы — и Десять Городов — жили на древней земле этих племён и забирали себе скудные ресурсы.
Когда Кэтти-бри не ответила, он продолжил:
— Когда Бренор спас Вульфгара, мы считали это проявлением величайшего милосердия. Тогда он был мальчиком, но вырос в мужчину, которого ты полюбила, которого я полюбил. Но что насчёт сотен его людей, оставшихся мёртвыми на поле брани? Что насчёт дварфов, которое могли проявить такое же милосердие, но не стали? Никто из нас не осудил бы Бренора, поступи он в тот день иначе, но Вульфгар остался бы всего лишь ещё одной зарубкой на его старом топоре.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь, — признала Кэтти-бри. Она казалась не особенно счастливой.
— Мы никогда не обретём мир — все мы — пока не поймём, что дитя культуры, отличающейся от нашей, так же драгоценно, как наше собственное. И я не знаю, будет ли такое возможно. Никакого мира — не для людей, дварфов, полуросликов, дроу или эльфов.
Кэтти-бри немного наклонила голову, и Дзирт заметил намёк на хитрую усмешку.
— Или орков? — спросила она, когда он замолчал, чтобы взглянуть на жену.
— Я не знаю, — признался он.
— Дело опять в орках?
— Нет, дело… во всём. Дело в правосудии и мире, — ответил он мрачным голосом. — Я не могу не думать, какой смысл в пройдённом мною пути и в пути, которым я иду сейчас — или пути, которого ты для меня хочешь — если любые шаги вперёд бесполезны, как будто в конце не может быть мира?
— Ты не можешь в это верить, — сказала Кэтти-бри, шагнула вперёд и посмотрела на него, подняв руки ему на плечи. Она продолжала смотреть, и он удерживал этот взгляд. Они изучали друг друга, отходя от края. Дзирт испытал большое облегчение, когда Кэтти-бри наконец-то его обняла.
— Из-за увиденного я не знаю, во что верю.
Он отстранил её на вытянутых руках и снова посмотрел в эти глубокие голубые глаза, которые похитили его сердце и больше не отпускали. — Кажется, частично об этом предупреждал меня магистр Кейн, когда мы говорили о трансценденции физического тела и физического мира. Столько вещей, мотивирующих нас, становятся…
— Бессмысленными? — прошептала она.
Он мог только пожать плечами.
Кэтти-бри отступила на шаг. Её лицо похолодело.
— Они завоевали бы Гонтлгрим, если бы не Ивоннель и Квентл Бэнр, — сказала она. — Здесь была Бри. Ты прекрасно представляешь, что бы произошло с ней, особенно если бы они поняли, что это дочь Дзирта-еретика. Это для тебя бессмысленно?
— Конечно нет.
— Они убили бы её, или хуже. Они бы убили всех нас — или хуже. Если бы Ивоннель и Квентл не обратились против Жиндии Меларн…
— Я знаю, — вмешался Дзирт, — может быть, это и есть ответ Бренора.
Кэтти-бри посмотрела на него с нескрываемым ожиданием.
— Может быть, благодаря этому факту риск стоит того, — объяснил Дзирт.
— А каков ответ Дзирта? Когда эта война начнётся — если начнётся — что сделает Дзирт?
— Я не знаю, — без колебаний сказал он. — И в этом моя боль.
— Я думала, что ты возглавишь революцию, — сказала ему Кэтти-бри, положив ладонь на плечо. — Ты и Джарлакс, вместе с твоим отцом, сражающиеся, чтобы вырвать твой народ из-под власти Ллос. Или это пугает тебя больше всего?
Дзирт с любопытством взглянул на неё и долгое время они просто удерживали взгляды друг друга.
— Потому что дело не в домах. Дело в Ллос. И ты в это веришь, верил не один десяток лет, верно? — объяснила Кэтти-бри. — Что эти злые поступки — результат влияния и махинаций Ллос, а не истинная натура народа дроу. Теперь ты можешь узнать ответ — и этот ответ тебя пугает.
Он не ответил — только стиснул зубы.
— Ты так долго прожил среди тех, кто обвинял тебя, что боишься — источник их ненависти заключен не только в простом непонимании? — Кэтти-бри явно удивилась собственным словам.
— Нет, — ответил ей Дзирт, но осторожно.
— Хорошо, — сказала она. — Потому что ты не должен бояться.
— Причина моей подавленности не в сомнениях — по крайней мере, не в сомнениях относительно Мензоберранзана. Там всё дело в Ллос. История, которую рассказали нам Киммуриэль и Ивоннель про основание города и разрушительное влияние Паучьей Королевы, после всего что я видел за прожитые в городе годы, кажется мне правдивой. Она кажется правдивой, когда я смотрю на Джарлакса и то, чего он добился без разрушительного влияния жриц Ллос — под его началом Лускан стал лучшим местом. Более честным, лучшим для тех, кто живёт там. Она кажется мне правдивой, когда я думаю про Джарлакса и когда я вспоминаю свою сестру Вирну.
— Которую ты убил, — напомнила ему Кэтти-бри, и Дзирт поморщился.
Кэтти-бри поморщилась в ответ.
— Она отреклась от Ллос с последним вздохом, — мрачно сказал он, глубоко вдохнул и выдохнул, и продолжил. — Даже то, что я вижу в Громфе Бэнре — разве ты не говорила мне, что это Громф нажал рычаг в Главной башне, чтобы вернуть магическую энергию, необходимую для власти над предтечей?
— Значит, ты веришь в свой народ. Что тогда? — умоляюще спросила она, взяв его за руки. — В чём дело? Ты должен рассказать мне.
Дзирт сделал ещё один глубокий вздох, пытаясь найти слова, чтобы всё объяснить — хотя бы самому себе. Ему всё казалось таким незначительным, и в то же самое время — ошеломляющим. Столько бесконечных войн и смехотворных предрассудков казались ему бессмысленными — да, это слово подходило идеально! — и всё же это противоречило всему, чего он пытался добиться в своей жизни.
— Это дорога, — снова сказал он. — И суть всего этого — что дорога никуда не ведёт и замыкается в круг.
Он замолчал.
— Внутри я знаю, что должен был прийти на встречу и поддержать тех, кто не заслуживает меньшего. Но ещё я знаю, что не вижу в этом особого смысла. Я не готов примирить всё то, что недавно узнал, с тем, что вело меня через все шаги моего путешествия до самой трансценденции.
— Ты должен был присутствовать на встрече, — сухо ответила Кэтти-бри. — То, что ты считаешь, будто видел лучшее будущее за пределами этой жизни, не означает, что твои поступки в этой жизни лишены смысла. Если ты так считаешь, значит ты не тот мужчина, за которого я вышла замуж — и не тот отец, которого заслуживает Бри.
Её слова ударили его хуже кулака. Он даже отшатнулся.
— Ты знаешь, что я права, — беспощадно сказала она, не моргая, не отступая ни на дюйм.
Он знал её.
Он это видел.
В отличие от его прежнего легкомыслия и да, даже снисходительности, Кэтти-бри была смертельно серьёзна. Каждое её слово было сказано всерьёз, и последнее заявление было лишено всякой двусмысленности. И тогда оно показалось Дзирту абсолютно справедливым, таким ясным, что он едва сумел поверить, что не слышал его всё это время. Это был друг, который отправился в Подземье в одиночку, чтобы освободить его из темниц дома Бэнр. Вокруг него были одни друзья, компаньоны Халла, которые даже воскресли после смерти, чтобы поддерживать его в его испытаниях, которые спасли его, когда он стоял, сломленный физически и морально, на вершине Пирамиды Кельвина.
Он почувствовал жар стыда, окрасивший щёки. Конечно, ему следовало прийти на встречу.
Суровый взгляд Кэтти-бри ясно дал понять, что она не даст ему соскочить с крючка, когда она и те, кого они оба любили, нуждались в нём, чтобы обрести ясность.
И смысл.
Да, ему нужно было заново найти свою цель — и не только ради окружающих, не только ради дочери.
Ради себя самого.
— Вот почему ты так хочешь увидеть магистра Кейна, — сказала Кэтти-бри — не вопросительно, утверждающе. Она надолго замолчала, глядя в лавандовые глаза Дзирта.
Да, подумал он, ведь Кейн много раз выходил из смертной оболочки, и всё же посвятил свою жизнь земным целм.
— Поэтому ты должен отправиться в монастырь, — прошептала она и поцеловала его, затем развернулась и вышла из комнаты.
— И съесть свой проклятый ужин, растреклятый остроухий упрямец, — окликнула она его в дверях своим голосом дочери Бренора.
Дзирт ответил таким необходимым ему смехом.