— Слава Императору! Слава Вечной Империи! Слава Вечному Трону! — радостные возгласы и торжествующий смех волнами раскатывались по Железной Цитадели: от внешних фортов и передовых бастионов, по редюитам, через башни и парапеты, к внутренним укреплениям. К величественной, сжатой железными пальцами контрфорсов императорской базилике, где под ребристым полукуполом апсиды ступени вели вверх — к раскинувшему свои крыла, как летучая мышь, Вечному Трону.
Военачальники с позолоченными наплечниками, гвардейцы в чёрном железе, советники в бархате и простые солдаты — вся ликующая свита — остались позади, когда за ним затворились тяжелые двери.
Он оказался один в пустынном зале.
Победитель. Император. Повелитель Тьмы.
Тяжелая поступь закованных в броню ног эхом разносилась по базилике, проникала в тёмные нефы, скользила вдоль колонн и стрельчатых арок, забиралась к высоким хорам.
Шаг, ещё один…
Всё ближе к трону.
Последняя ступень, и массивная фигура опустилась на своё законное место. Затянутые в броню руки легли на подлокотники, выполненные в виде покорно подставляющих ему свои спины неведомых чудовищ. Острые когти — железные перчатки, под которыми никому и в голову не пришло бы представлять обычные человеческие пальцы, — сжали бронзовые головы тварей.
Из-под шлема с маской — воплощения древнего кошмара — вырвался тихий вздох.
Император устал.
Не от войны — очередной, и, как всегда, выигранной…
Вечная Империя, как живой организм, словно пищи требовала постоянных подношений — больше земель, больше подданных, больше денег. Пока шла война — дышали её лёгкие-кузни, выплёвывая в небеса пар, разнося по венам дорог стальную кровь — оружие победы. Победа нужна солдатам — так не нужно думать: верно ли поступает их Император, на той ли они стороне. И победа нужна его генералам. Его советникам. Народу, в конце концов.
С победой они будут знать, что находятся на той стороне — на правильной. На стороне победителя, где вся правда, вся слава, все богатства этого проклятого мира. Пусть даже те, кто ещё противится железной поступи Вечной Империи, зовут её Императора исчадием Тьмы. Ублюдком. Монстром…
Император устал от тяжести своего Доспеха. Он не просто броня — не соединение пластин колдовского железа и кожаных ремней, не вязь тонко исполненной кольчуги. Он большее. И он очень тяжёл. Не физически, конечно. В этом плане Доспех — словно кожа: неотделимая часть своего владельца, привычная и удобная.
Он тяжёл духовно.
Доспех — часть силы Императора, проводник и узда для неё. Ларец и темница для сокровища Тьмы — для её Повелителя. Он выкован из самого́ сгустившегося мрака… И защищает Повелителя не только от мечей и стрел, но и от магии. Магии не столько вражеской, сколько его собственной.
Тёмная сила Повелителя столь велика, что разрушает его самого… и Доспех позволяет сократить этот урон. И он же — усугубляет его.
Это похоже на железное кольцо, сомкнувшееся на шее Императора. Шипы на нём обращены наружу и видны каждому, но есть и другие. Те, что обращены внутрь, и впиваются в его кожу. Они опаснее, потому что смазаны ядом. Ядом зависимости, что страшнее любой наркотической привязанности и который уже разнёсся по венам.
И всё же, он носит его, этот Доспех. В конце концов, сквозь колдовское железо, спрессованное из самого глубокого и самого холодного льдистого мрака, не пробьётся ни один меч, и ни одна стрела.
А ещё: за этим Доспехом оказалось удобно прятаться… от взглядов.
Магия…
Колдовское железо Доспеха пришло в движение — рябь разнеслась по железной поверхности, столь чёрной, что сам свет боялся оставлять на ней свои отблески. И… Повелитель словно разделился. Доспех остался восседать на Вечном Троне, подобно ране в мироздании — концентрированный мрак широких плеч и мощных рук, крепкая грудь, бронированный столпы ног… И шлем с маской — мрачным и пугающим искажением черт человеческого черепа, перенявшего хищные черты жутких тварей, обитающих в первородном мраке…
А рядом — замер юноша. В нём не было величия, и не было ничего пугающего. Здесь, в самом сердце Вечной Империи, святая святых Железной Цитадели, он казался неуместным. И какая ирония, что за этими тонкими плечами стояла Тьма, и руки, больше подходившие невольнику из овеянного сладостными ароматами страстей гарема, сжимали бразды правления Вечной Империей.
Кто мог подумать, что Повелителем окажется такой, как он?
Наверное, только первородный мрак прозревал в зыбкой дымке видений будущего что-то подобное. Иначе зачем вырвал бы из своей беспросветной плоти этот Доспех, оставшийся теперь восседать на Вечном Троне?..
С оглушающим грохотом распахнулись двери, и тронный зал вдруг наполнился шумом: голоса, лязг металла, смех.
Юноша, мгновение назад стоявший в полный рост подле трона, тут же сжался и скользнул в сторону. В тень престола. И только в глазах — льдисто-серых и очень умных, проницательных, — вспыхнула буря: кто посмел?
Конечно, это мог быть только он.
Его голос был самым громким, его шаг — самым широким, и доспехи лязгали как-то по-особому воинственно…
Генерал Браксар, «Чёрный Клеймор Императора» и предводитель гвардии тёмных рыцарей — смертоносного авангарда военных сил Империи. Верхом на своих боевых «Гаргульях — бронированном сплетении крылатых машин и императорской тёмной магии, эти ангелы смерти появлялись на самых трудных участках фронтов имперских войн, и всюду добывали победу. Буквально вырывали её у окровавленных врагов… В своих руках эти воители сжимали жуткие рунические клинки — оружие, по воле и тёмной силой Императора спаявшее их беспросветно тёмные души в единое воинское братство. Браксар по праву был первым из них. И только он мог позволить себе подобную бестактность — ворваться в тронный зал, когда Император пребывает там в уединении. Да ещё и со своей свитой: рыцари окружали генерала, и в ликовании потрясали поднятыми над головами клинками.
В глазах Императора они походили на детей со столичных улиц, разыгравших великую битву, и теперь гордо шествующих по двору с воздетыми к небу палками — своим победоносным «оружием». Впрочем, многие тёмные рыцари и впрямь были очень молоды, как молода была сама Империя, как молод был Браксар, и как молод был их Император.
О последнем, впрочем, знали немногие…
Но явился доблестный генерал не для того, чтобы Император полюбовался им — этой закованной в колдовское железо горой… Или его знаменитым клеймором — невероятных размером мечом, с которым Браксар управлялся на удивление ловко, и в честь которого получил своё прозвище. А для того, чтобы бросить к ногам Императора добытую в бою добычу.
Неплохую добычу.
К подножию Вечного Трона упало тело… Окровавленное, в обломках доспехов и лохмотьях некогда искусно сшитых дорогих одежд. Вслед за этим Браксар опустил на одно колено, и взглянул на своего Императора…
Нет… конечно же — лишь на восседающий на престоле Доспех. На истинного Повелителя он даже не глянул. Для вассалов Вечного Трона эта его… ипостась… не более, чем комнатный мальчик Императора. Наверное, они принимают его за постельную игрушку, забаву, спрятанную ото всех в самых глубоких покоях Железной Цитадели. А для врагов, пожалуй, это очередной повод увериться в развращённой, гнилой натуре Повелителя Тьмы.
Что же, у него не было причин их переубеждать: этот мир уважает силу, и трудно внушать трепет народам, обращаясь к ним лицом… «живой грелки» на ложе тёмного владыки.
Для Браксара эта настоящая природа Повелителя — ничто, не заслуживающее даже обрывка мысли, даже внимания.
Тем лучше.
— Генерал Браксар… — сидя на голом полу подле трона, уткнув лицо в острые колени так, что остальным видна только лохматая макушка, Повелитель тьмы может говорить «устами» Доспеха. Это часть доступной ему магии, основанной на связи со своей бронированной второй кожей. Чёрный страшный шлем с маской даже чуть шевельнулся, как бы взглянув на генерала.
Браксар, этот неустрашимый воин, закалённый в тысяче битв, проливший моря крови, рвавший врагов голыми руками, внутренне вздрогнул, услышав голос своего Императора. Голос, звучащий холодным железом, наполненный эхом почти божественного могущества.
В этом голосе ему послышалось неудовольствие.
— Мой Император, ваш слуга вернулся с поля битвы не с пустыми руками, — голос генерала был полон покорности и смирения, но был в нём и лёгкий вызов — желание показать себя перед грозными очами Повелителя, и хотя бы чуточку приблизиться к этому величественному, тревожащему мысли образу.
Брошенное к подножию трона «тело» шевельнулось и захрипело: значит — ещё жив. Император, настоящий Император, а не пустая скорлупа, лишь самую малость поднял лицо от колен — достаточно, что взглянуть сквозь отросшую до безобразия чёлку на пленника.
То, что когда-то было человеческим лицом, чудом сохранило некоторые узнаваемые черты: вот — надменный изгиб брови… одной, поскольку другая рассечена и уже покрылась кровавой коркой… что-то в очертании уцелевшей под ударами бронированных кулаков скулы, и, конечно, полный ярости и праведного гнева взгляд. И ничего, что один глаз совершенно заплыл и заполнился кровью.
Что же, ещё один враг Вечной Империи, недавно хвалившийся своей силой и поливавший грязью Императора, сметён и низвергнут. Нельзя сказать, что Браксар не баловал своего Повелителя подобными «подарками». Отважный генерал вполне осознанно бросался в гущу схватки, чтобы всеми силами, не взирая на раны и потерю крови добраться до тех, кого Император мог назвать своими личными врагами. И всякий раз старался захватит недруга живым. И вовсе не из милосердия… Тяжело было назвать этого тёмного рыцаря милосердным — это убийца, и убийца отменный. Браксар делал это из жажды внимания и милости Императора, чтобы иметь возможность так ворваться в тронный зал, застать Повелителя одного. И, наверное, предпочёл бы и сам сделать это в одиночестве… Но он был, всё же, командир, и никогда не забывал, что победа достигнута общими усилиями, и его гвардейцы заслуживают почестей и внимания владыки не меньше.
Поэтому Император прощал Браксара, позволяя ему подобные… вольности.
Доспех на Вечном Троне чуть шевельнулся. Как марионетка, подчиняясь чарам Повелителя, он принял чуть более благосклонную позу — пальцы-когти уже не сжимали с такой яростной силой подлокотники. Браксар это заметил, и уже на лице этого вояки отразилось довольство… Которое быстро схлынуло, стоило в тронном зале раздаться новому голосу:
— Не досаждайте Императору своими пустяками, Браксар. У нашего Повелителя есть более важные дела, чем наблюдать за вашим хвастовством, построенным, к тому же, исключительно на его собственном могуществе. Без Императора ваши знаменитые «Гаргульи» не более, чем груда металла.
Из тени бокового нефа к занимаемой тронным возвышением апсиде выступила новая фигура.
— Лорд Истрим, — жёсткий голос Браксара явно показывал, как он относится к этому нежданному им визитёру.
А вот Повелитель совершенно не удивился появлению Истрима: здесь, в Железной Цитадели, если подле Императора появлялся один из этой парочки, то следом тут же являлся другой. И не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять — эти двое друг друга недолюбливают…
Император обречённо опустил голову на колени: их соперничество за его внимание было даже слишком очевидным. Сперва он ещё думал, что их борьба — обычная для монархических дворов возня, где цель — влияние на государя, а через него — деньги и власть. Ещё больше денег и власти…
Если бы так.
Скрытые за прижатыми ко лбу коленями брови Императора грозно нахмурились: порой ему хотелось схватить этих двоих за шкирки, и как следует проучить. Благо, Доспех позволял ему это сделать — в нём он возвышался над всеми. Даже над великаном Браксаром. А вот без колдовской брони представить подобное уже невозможно: Император был не высок.
Это порой бесило, и он в сердцах клял природу, давшую ему такую великую силу во Тьме, и такое жалкое, по-юношески хрупкое тело.
— Так что, забирайте свой «подарочек», и займитесь чем-нибудь. Император призовёт вас, если будет нужна, — лорд Истрим уже занял своё привычное место возле Вечного Трона. Его гибкая, статная фигура, обтянутая по-военному строгим мундиром, в которым необычным был только цвет — кроваво-алый, теперь возвышалась над Браксаром.
— Почему бы тогда и вам не вернуться к своим… склянкам, — генерал сдаваться этому надменному лорду не собирался.
— Моё присутствие здесь, в отличие от вашего, генерал, обусловлено важными делами Империи, — на первый взгляд Истрим просто стоял по правую руку от своего восседающего на престоле Императора, но, вместе с тем, он теперь загораживал собой от взглядов Браксара сидящего в тени трона юношу. Если бы генерал захотел на него взглянуть, конечно… Для всех здесь присутствующих, и для командира чёрных рыцарей в том числе, это ничего не значило. Но…
Он знал. Истрим знал, и поступал так осознанно.
Взглянув сквозь чёлку на полускрытую узким плащом спину лорда, Император остро пожалел, что не находится сейчас в своём Доспехе. Когда рядом был Истрим, в нём он чувствовал себя… лучше. Всё потому, что этот человек, наверное — единственный в целом мире, знал, кто скрывается под чёрной бронёй: видел его собственными глазами. И — больше….
Касался его.
Конечно, в этом не было ничего такого… Это было вынужденно — Доспех терзал тело Императора, иссушая жизненные силы. Их следовало восстанавливать, залечивать раны. Для этого и нужен лорд Истрим — более известный как «Яд Императора» приближенный императорский апофикар. Используя своё жуткое алхимическое искусство, он не только выращивал в подземельях Железной Цитадели ужасных монстров, призванных защитить бастионы в час нужны, но и создавал лекарство для своего Повелителя: мази и зелья, облегчающие мучения слабеющей плоти.
— Вашими делами? — в бою генерал носил жуткого вида шлем с дьявольски-изогнутыми рогами, и, хотя сейчас его голова была обнажена, он всё равно, как баран, упирался рогами в метафорические рога императорского апофикара.
Кто кого пересилит.
— Генерал, — голос из «уст» Доспеха на троне прервал эту бессмысленную борьбу, — мы рассмотрим вашу добычу позднее, а сейчас — оставьте нас.
Никто не осмеливался противиться воле Императора, и Браксар, напоследок сверкнув глазами на апофикара, удалился вместо со свитой и пленником.
— Мой Император, — Истрим смотрел теперь только на настоящего Повелителя. Более того, он хотел помочь ему подняться, но Император этого не допустил.
— Лорд Истрим, — настоящий голос наследника Тьмы был под стать внешности: высокий и звонкий. Ему больше подошло бы веселиться, а не гневаться, петь, а не отдавать приказы.
— Вам стоит приструнить эту дикую гвардию — они тянут из вас силы и…
— Не стоит, — отмахнулся Император: ему не хотелось слушать эти детские жалобы своих советников друг на друга. — Давайте займёмся делом.