Каждый шаг вперёд оплачивался кровью: сама смерть вилась в затуманенном небе, и от её железных когтей, пламени выхлопов и багровых молний негде было укрыться. Пепельно-чёрные имперские солдаты, тёмно-фиолетовые гвардейцы Гроуввейера и сверкающие серебряными доспехами стражи виконта одинаково быстро и бессмысленно гибли в разверзшемся хаосе. Их изувеченные тела в разбитых скорлупках брони падали на землю, и сине-зелёное сияние местной флоры придавало расписанной кровью картине происходящего особую театральность.
— Это всё ничтожество Фэкк, — внезапная тяжесть навязанной схватки сказалась даже на Вердлеме Серафе — лицо виконта не выражало больше привычной великосветской надменной скуки, оно стало сосредоточенно-серьёзным, почти гневным. — Как только мы доберёмся до места, я велю убить его! Медленно и жестоко.
— Нет! — лорд Гроуввейер разделял общий настрой союзника, но не его желания. В руках наместника Тронного города была усиленная «Гадюка» специального образца, с нетипичной для имперского производства украшениями из вьющихся золотых гравировок. Впрочем, это никак не помогало. — Он нужен, чтобы управлять «Копьём Тьмы»!
— Ха! — в одном коротком звуке выразилась вся бездна призрения, отведённая виконтом специально для его бывшего товарища по Оккультному Синоду. Кроме того, Сераф не допускал даже мысли о том, что кто-то мог бы превзойти его в колдовском искусстве. — Что такого мог придумать этот слизняк, с чем не справлюсь я? Вы, как всегда, преувеличиваете, Гроуввейер!
И новый вихрь золотых искр, сорвавшись с украшенных драгоценными перстнями пальцев, устремился ввысь, ударяя в железный бок пронёсшегося над виконтом монстра. Жуткую машину Императора тряхнуло, она огрызнулась злобным воем, но продолжила полёт. Только на блестящей багрово-чёрной броне появилось тусклое пятно.
Виконт брезгливо поморщился.
Если даже магия Оккультного Синода оказывалась малоэффективна против защитников «Копья Тьмы», об арбалетах нечего было и говорить. Как и уникальное оружие Гроуввейера, серийные образцы имперских «Гадюк» не обладали ни разящей силой, ни достаточной скорострельностью, чтобы представлять настоящую угрозу творению мрачного гения Императора.
Зато «Вампиры» были бесподобны.
Впервые введённые в настоящий бой, неустрашимые маго-мехи сразу продемонстрировали всю недосягаемую высоту своего положения — явленный миру истинный ужас. Усиленный вкраплениями колдовского железа корпус, широкие руль-крылья, изрыгающие пламя лапы-двигатели, расцвеченные багровыми молниями клыки-орудия, всё это закладывало основу их неотразимой жестокой мощи.
Но главное таилось внутри — под тяжёлой ребристой бронёй.
Это был решительный шаг на пути к совершенству, новый виток прогресса имперской военной машины, то, что в действительности позволило «Вампирам» стать выше любых прежде созданных маго-мехов с их ограниченными голем-мозгами и прописанными в магических амулетах протоколами. Глубоко под слоями железа были накрепко зафиксированы в сложно устроенных гнёздах стеклянные колбы, где в мутном вареве алхимического раствора плавали живые, думающие, наделённые убийственной силой творческого подхода к кровопролитию человеческие мозги…
Мозги солдат армии Вечной Империи.
Прирученные болью, окованные узами колдовских контроль-заклинаний и чар-усилителей, они стали чем-то большим. Чем-то мрачно-величественным. Утратив личность, они обрели уникальную грань агрессии. Её искусственно подстёгивали вживлённые в плоть кристаллические структуры, постоянно действующие на нервные окончания и клетки мозга. Также была усилена реакция, повышена меткость, и возведено в абсолют безразличие к чужой боли.
Ограниченные собственным мозгом, запертые в слепой темноте пилоты «Вампиров» жили во имя своего Императора. Хотя «жизнью» назвать это было сложно… Скорее — второй шанс.
Шанс принести пользу Вечному Трону.
Единственным минусом оставалась огромная стоимость и невероятная сложность создания. Достаточно ошибиться в зачаровании кристаллических амулетов-ограничителей, и очнувшийся в новом, железном теле мозг погибшего на поле брани солдата мог провалиться в безумие — сгореть в агонии боли и неописуемого шока… И попытаться оборвать невыносимое бытие отчаянным самоубийством, обессмыслив тем самым весь долгий труд Императора, и повредив бесценную бронированную оболочку…
Но успех окупал любые усилия.
Смерть шла за смертью, и очередной гвардеец, солдат или белый страж, сгинув от лап «Вампира», становился в глазах Повелителя Тьмы веским доказательством триумфа его военных изысканий.
Из-под искромсанных доспехов на землю долины проливалась алыми ручьями жизнь, которую жадно впитывала сияющая сине-зелёным светом растительность.
Наблюдая насильственное пиршество «Вампиров», их торжество над бессильными людьми, Повелитель Тьмы, воплотивший в закалённом чарами железе чудовищное порождение своего разума, испытал нечто большее, чем гордость творца. Это было удовольствие, опасно граничившее с эмоциональным, струящимся по мозгу кровавыми змейками возбуждением, от которого начинало покалывать кончики пальцев, и хотелось, злодейски оскалившись, смеяться, презрительно оглядывая тех, кто смел в своей ничтожной, жалкой душе помыслить о восстании против неумолимого императорского порядка и истинного тёмного величия.
От подобной кровожадности в горле Повелителя осел горький привкус железа. Чтобы смыть его, торжествующий разум требовал пьянящей влаги! Ему не хватало лёгкой алкогольной дымки, через которую, как призму, раскрылись бы тонко подобранные краски и весь художественный талант написанной «Вампирами» картины Смерти.
Повелитель облизнул пересохшие губы.
Зацикленные на полученном приказе маго-мехи несли смерть всему живому, вторгшемуся в потаённую долину. Они могли бы, пожалуй, обратиться даже против собственного создателя, затерявшегося среди несчастных жертв, но это не могло омрачить накатывающее волнами тёмное наслаждение. Повелителю Тьмы нечего было бояться. Ему не требовался управляющий амулет, чтобы отвести от себя беду. Другое дело, что этого нельзя было сделать, не раскрыв себя. Поэтому он покорно и скромно прятался от нависшей над ним «угрозы» за надёжной спиной виконта.
Могущества Серафу было не занимать: его магия нарастала трубным гулом, и рискнувшие подобраться к магистру «Вампиры» вязли в урагане золотых искр. Они почти не двигались в этом сияющем мареве, едва ворочая ломающимися под чужим колдовским натиском руль-крыльями, но выставленные вперёд клыки всё так же смертоносно сочились, будто ядом, багровыми молниями. Очередной каскад губительных разрядов угодил под ноги виконта, окатив его искрами и ошмётками расплавленных камней, но Вердлем не отступил, и даже не вздрогнул. Его могучая воля, черпая силу из таинственных сфер, сама вела неодолимую атаку, и не обращала внимания на подобные пустяки. С мгновение казалось, что силы железных тварей и человека равны.
«Вампиры» издали оглушительный, сбивающий с ног вопль ненависти. Солдаты вокруг попадали на дорогу, но высокая фигура в сверкающих белизной одеждой осталась непреклонной. Под давлением виконта спрятанные в бронированной толще маго-мехом мозги вынуждены были отдать своим железным телам одну команду — отступить.
Вердлем Сераф пересилил.
Рукотворные монстры синхронно развернулись, и тяжело, будто выдираясь из тягучей патоки, двинулись прочь из сотворённого виконтом золотистого вихря. Послышался скрежет металла. По крепким пластинам брони пошла рябь, и листы закалённого железа стали сминаться, словно листы бумаги. К снопам посыпавшихся искр добавился жуткий визг машин — крик слепой ярости, и рёв вырвавшегося из лап-двигателей пламени, свист газа и бурление алхимических эссенций, перегоняющих по внутренним трубкам-сосудам новые порции яда агрессии. Руль-крылья, подчиняясь управляющим механизмам, начали преодолевать магическое сопротивление, и хотя стальные мембраны истончались под градом ударяющихся в них золотых искр, им всё же удалось повернуться в нужное положение, и покорёженные «Вампиры» один за другим выскользнули из золотой ловушки… Чтобы, пролетев по широкой дуге, зайти на новую атаку.
Облачённые в сталь пилоты «Вампиров» были отданы во власть ненависти не для того, чтобы убегать от врага. Они умели только атаковать, и обращали весь свой талант на уничтожение.
Новые всполохи молний ударил рядом, оплавив древние камни, которыми была вымощенная ведущая к «Копью Тьмы» дорога.
— Кажется, наша прогулка получилась чуть веселее, чем планировалось, — Сераф всё же нашёл время, чтобы перекинуться словечком со своим очаровательным спутником. — Но так даже интереснее, вы не находите?
Моментально родившийся в голове Повелителя убийственно-язвительный ответ, увы, остался не озвученным. Остроумие пропало даром, когда между владыкой и магистром с гулом вспыхнул столб чистой энергии, а в следующий миг они и вовсе оказались в эпицентре настоящего багрового шторма, от которого закипели камни под ногами. Стало жарко, а воздух наполнился резким запахом озона. И теперь уже виконт, немало сил потративший на противостояние с не знающими усталости врагами, вынужден был спешно отступать и искать укрытие. Но весьма условное в окружении умирающих, но всё ещё бессмысленно сопротивляющихся солдат одиночество Повелителя продлилось не долго…
Чьи-то пальцы сомкнулись на его ладони, и решительная сила потянула в сторону — прочь поля битвы, к спасительным зарослям. Через мгновение взгляд льдисто-серых глаз упёрся в затянутую алым мундиром грудь.
— Это Вы… — лицо Истрима выражало сложную смесь радости, смятения и удивления, и немного — грозного собственнического упрёка пополам с ревнивым недовольством. Всё это очень выразительно искрилось и блистало в глазах обычно бесстрастного имперского лорда, словно отражение звёзд на зеркале пруда. Но длилось это не долго. Удивление вдруг резко пошло в рост, и решительно взяло верх над прочими обуявшими апофикара чувствами. И в это же время Повелитель понял, что и другую его ладонь, ещё недавно свободную, кто-то крепко сжимает. Особыми красками этот факт заиграл, когда за спиной раздался хорошо знакомый насмешливо-самоуверенный голос:
— Извините, но мой симпатичный друг уже занят, а мы спешим…
Внезапное появление Дэша Райдера сбило обуявший Истрима эмоциональный накал, взамен наполнив взгляд апофикара холодным желанием убивать:
— Уверен?
Истрим с такой силой дёрнул Повелителя за руку, что следом за его хрупкой фигуркой в объятия апофикара едва не влетел и Райдер. И всё же, мятежник устоял на ногах, но вынужден был разжать ладонь — тонкие пальцы тут же выскользнули из неё, не сделав и попытки задержаться. По лицу Дэша скользнула тень болезненного разочарования. А Повелитель, решительно прижатый к груди своего офицера и советника, внезапно ощутил крайнюю неловкость. Главным образом — из-за смотрящего на него Райдера, чей пристальный взгляд жёг ему спину ревнивым огнём. Избегая этого пламени, избранник льдистого мрака предпочёл уткнуться лицом в алый мундир.
— Видишь?
Голос Истрима переполняло ликование, а ладони уверенно чувствовали себя на теле Повелителя: одна — сжимала плечо, другая лежала на талии, позволяя себе больше давящей силы, чем допускали любые приличия. Из-за этого расстояние между апофикаром и его господином, как таковое, отсутствовало. Но Райдер, видя это, всё же не думал отступать. Только новый шквал молний, обрушившихся с небес, прервал затянувшеюся сцену, разделив соперников искрами огня и каплями шлака.
Воспользовавшись шансом, Истрим увлёк Повелителя в сторону. Миг, и они оказались наедине, посреди источающих сине-зелёное сияние густых лиан, ветвей и корней. Бой теперь кипел где-то в стороне, на ставшей невидимой из-за растительности и тумана дороге.
Руки апофикара оставались всё там же, где были, но сам он опустился на одно колено перед своим Повелителем:
— Вы живы… — ладонь, лежавшая на по-юношески тонком плече, скользнула выше, на шею. Другая, с неохотой оставив талию Повелителя, завладела изящной белоснежной ладонью, которая мгновенно, словно величайшая драгоценность и награда, была прижата к губам Истрима.
— Слушай, почему бы нам… — вдруг громыхнул и также внезапно затих чужой бас.
Сложно поверить, но при всей грандиозности фигуры Браксару каким-то невообразимым образом удалось подкрасться сквозь заросли совершенно бесшумно… И застать напарника в неожиданной и весьма недвусмысленной позе — на коленях перед смутно-знакомым пареньком. Да ещё и ладонью этого самого паренька, крепко прижатой к губам.
Одно бледное лицо немедленно начало наливаться алой краской, то ли — гнева, то ли — смущения, другое осталось бесстрастно-холодным.
Две пары глаз уставились на оборвавшего фразу на середине отважного имперского генерала, в посвящённом одним только битвам мозгу которого со скрипом ворочались шестерёнки мыслительного процесса. Сперва Браксар, конечно, хотел сделать Истриму скабрезное замечание, что для дел любовных время и место подходит не лучшим образом, но затем… Затем отдельные детали стали складываться ясную для каждого картину. С одной стороны — совершенно не вписывающийся в свой привычный бесстрастно-надменный образ апофикар. С другой — раскрасневшийся юноша, которого генерал смутно припоминал… Которого, вероятно, видел раньше.
Видел не где-нибудь, а в самой Железной Цитадели!
Без привычной чёрной формы и фона из серых стен имперского оплота узнать его было сложно, но это точно был личный паж Императора.
Императора…
Громкий щелчок закончившего мыслительную операцию генеральского мозга слышали, вероятно, не только Повелитель Тьмы и Истрим, но и сражающиеся в паре десятков метров от них солдаты. Даже сквозь шум продолжающегося сражения. Теперь уже и лицо Браксара начало резко краснеть. Он поспешил скрыть это, бухнувшись на одно колено и склонив голову в поклоне, но из-за роста всё равно возвышался над Повелителем, и картина смущения оставалась хорошо видна.
— Мой Император! — голос генерала выдал охватившее его волнение.
***
Два высших имперских офицера стояли бок о бок, воплощая единение преданности, и толкаясь плечами, словно соперничающие за внимание школьники. Чьё внимание? Об этом Повелитель предпочёл бы не задумываться, но хотел верить, что слуги видели в нём непререкаемого Повелителя, архитектора и властителя Вечной Империи. Вот только при его внешних данных, когда он сам казался школьником на фоне Истрима и Браксара, это было маловероятно. Подтверждением догадок были глаза верных, их жадный блеск и жар тяжелых взглядов. Словно пытаясь сбросить их с себя, и прогнать лезущие в голову липкие мысли, Повелитель мотнул головой, но добился лишь того, что отросшие непокорные волосы разлохматились ещё сильнее, чем было.
Последовал глубокий вдох, и медленный, со вкусом, выдох.
Он мирился с тем, что с тайной его облика знаком апофикар, но не спешил, и не желал посвящать в неё других. То, что генерал обнаружил истину, было крайне неудачно, но не фатально. В конце концов, Повелитель не сомневался в Браксаре, и сейчас, размышляя, понимал, что верит в способность генерала сохранить глубоко в сердце полученное знание. А значит, тяготиться новой реальностью было глупо. Её следовало принять, и действовать в её свете.
Настала пора решительных действий.
Повелитель взглянул на замерших перед ним мужчин — офицеров, советников, верных. Тех, кто оставался предан своему государю несмотря ни на что. Тех, кто готов был следовать даже за тенью Повелителя.
На миг во взгляде льдисто-серых глаз родилось мерцание, которое можно было назвать почти нежным. Но порыв схлынул, обнажая железную решимость
— Пора вернуть своё, не находите? — мрачная тяжесть сказанных слов кроваво-пурпурным дымом легла среди лиан и ветвей, подавляя и подменяя собой их природное сияние. В этом колдовском мареве необоримой решимости тонкая, юношеская красота проступила с особым контрастом, и за ней, словно дух первозданного мрака, встал образ закованного в чёрные латы гиганта, и его окованные Тьмой длани легли на хрупкие плечи Повелителя, сжимая их когтистыми пальцами.
Если Браксар где-то в глубине души ещё сомневался, что перед ним — его Император, допускал, что верит, потому что хочет верить, то вид восставшей в льдисто-серых глазах непроглядной тени заставил его отбросить последние сомнения. Им, как и Истримом, овладело желание немедленно опуститься на колени, и повторить торжественную клятву верности своему единственному властелину, могущественному и прекрасному, совершенному, как увенчанное солнечной короной божество старинного храма.
***
Шок внезапного воссоединения с Императором прошёл на удивление быстро. Быть может, потому что в глубине души Браксар так и не смог поверить, что его господин, живое божество войны, величия и славы, может умереть. Но на смену одному чувству пришли другие. Мрачные и тяжкие. Тут было и удивление тем, кто скрывался за грозным Доспехом, и смятение от несоответствия реальности воображаемому. Хотя, честно говоря, генерал никогда не был до конца уверен в образах Повелителя, которые приходили к нему в мечтах. Они всегда разнились между собой, изменяясь в соответствии со словами и делами владыки, свидетелем которых становился Браксар. И, кроме того, был ещё болезненный укол ревности, разочарования и гнева, что Император одного Истрима счёл достойным посвящения в тайну…
В погоне за дымной надеждой, преследуя спешащих к «Копью Тьмы» Гроуввейера и Серафа, Браксар не жалел сил. Выжимал последнее из мчащих на парах магического заряда «Гаргулий», рубил брошенных на перехват солдат наместника и обезумевших сектантов, ломал кости зомби-воинов. Наконец, в высоком соборе Последнего Бастиона, где алые тени кружили в ритуале над трупом своего Епископа, одним точным ударом рассёк наследника фанатичной власти — Викария, и открыл путь за крепостные укрепления «Стены». Но рвущая грудь обида заставила генерала показать, что все эти кровопролитные деяния — разминкой перед настоящей бойней. С особой яростью орудуя клеймором, он прорубал путь вперёд.
К катафалку, где покоился Доспех Императора.
Имперские солдаты были либо слишком заняты, пытаясь противостоять «Вампирам», чтобы обращать на него внимание, либо, узнавая генерала, сбегали с его пути, но гвардейцы наместника, и особенно белая стража виконта, охраняющая ценный груз, были настроены решительно. Только все их жалкие потуги не способны были помешать Чёрному Клеймору Императора на пути к его цели. Браксар намеревался показать Повелителю, что не хуже Истрима может служить Его великой воле.
Воронёный клинок рассекал тёмно-фиолетовые доспехи и серебряную броню, кромсал плоть и переламывал кости. Возвышаясь над полем боя, Браксар каждым ударом отправлял в небытие нового врага. Больше всего он походил на разгневанного бога войны, собирающего кровавую дань. За его могучей спиной Повелитель Тьмы и Истрим шли буквально по трупам. Казалось, даже «Вампиры» не рисковали подлетать к разбушевавшемуся тёмному войну.
***
Магия виконта Вердлема Серафа в конце концов оттеснила «Вампиров», заставив их держать дистанцию, но атаки не прекратились. Просто маго-мехи стали действовать аккуратнее, выбирая наименее защищённые цели, прибегая к уловкам и отвлекающим манёврам. Смерть всё так же неотступно наседала на пятки имперских солдат, гвардейцев и белых стражей.
Но это уже не имело настоящего значения.
Далеко впереди, над слабеющим туманом, среди горных зубьев, уже виднелось «Копьё Тьмы». Тёмный силуэт крепости и вправду напоминал наконечник огромного копья — вырываясь из толщи багровых скал, он был направлен ввысь, словно угроза царствующим на небесах божествам. И хотя кое-где ещё отсутствовала броня, и виднелись обнажённые «кости» твердыни — массивные опоры и балки, и ветер свистел в этих прорехах, — вся конструкция производила подавляющее впечатление грандиозностью задумки.
Это было подходящее воплощение воинственного духа Вечной Империи.
Взглянув на порождение своего гения, Повелитель Тьмы ощутил на языке трепещущую сладость мгновения. Его руки легли на металл. С мгновение ничего не происходило, только холод ожёг ладони. Затем, осязаемая плотность исчезла, твердь превратилась в обволакивающий мрак, который поглотил сначала тонкие пальцы, затем — кисти. Через мгновение беспросветно-чёрный льдистый мрак пожрал локти и плечи своего возлюбленного избранника, перекинулся на грудь, шею, и, наконец, затмил собой всё тело. Красивое, по-юношески свежее лицо с тонкими чертами скрылось под безжалостной, бесчувственной маской, в чертах которой смешивались облики древних демонов демонов, жутких зверей и человеческого черепа.
Сплетённый из таящейся за границами этого мира Тьмы гигант поднялся с ложа катафалка. За его спиной, будто крылья, реял пурпурный плащ, а по ребристым латам скользили тусклые, будто поглощённые самим металлом отблески света. Они были цвета свежей крови. И туман вокруг уже не мерцал сине-зелёным светом растений тайной долины. Он загустел, стал болезненно-жёлтым, затем — багровым, и начал оседать к земле, заструился по ней вьющимися змеями-протуберанцами, и, наконец, исчез. А вместе с ними исчез рвавший небеса вой «Вампиров». Жуткие маго-мехи, спрятав клыки, больше не изрыгали молнии, вместо этого они кружили в небе, выстроившись в отточено-верные боевые порядки, как на дворцовом параде.
Больше никто не сражался. Даже белая стража виконта опустила оружие. Через миг из-за спин серебряных воинов показался сам Вердлем Сераф. Окинув заинтригованный взглядом фигуру великана в чёрном Доспехе, он отступил на шаг назад, и изящно согнул спину в верноподданническом поклоне:
— Мой Император…