“Она точно повредилась умом, даже не возмутилась из-за шутки”.
Сен-Жан в который раз подумал, удалось ли Татане выбраться живой, а если удалось, не забыла ли она про них? Его все чаще посещали видения, как она с Мангоном наслаждаются вкусным ужином и горячей ванной, и хоть он ненавидел себя за эти мысли, он бы душу Бурунду отдал за чан воды. Была еще одна возможность, страшная, но вполне допустимая: что Мангон все-таки воткнул в Татану нож на жертвенном камне, или что нужно ему сделать? И тогда он думал, кем бы он хотел, чтобы оказалась его подруга: честным мертвецом или живой предательницей?
— Я посплю, — прошептал Жослен, но Росалинда его каким-то чудом услышала.
— Только не умирай! Не оставляй меня…
Болезненный сон прервал стук каблуков по лестнице. Жослен так долго его ждал, что измученный организм выбросил адреналин по раздувшимся венам, и Сен-Жан даже подскочил на ноги. Во стенам лестницы плясал огонь фонаря.
— Росси! Росси, к нам идут, — прохрипел он, срывая горло. В соседней камере зашуршало, и Росалинда поднялась, цепляясь за решетку.
— Кто это?
— Спасение? Или смерть…
Он появился в проходе, словно посланник небес. В белом камзоле, белом плаще с золотыми рунами. В руках он держал револьвер, из которого даже не пришлось стрелять. Или Жослен просто не слышал выстрелов? Мужчина сделал шаг вперед, и лампа осветила его лицо. Мангон.
— Слава Матери, вы живы! — воскликнул он. Поставил твераневый фонарь на стол и бросился открывать решетки.
— Почти живы, — ответил Жослен, и уголок его рта дернулся в попытке улыбнуться.
Один из замков с грохотом упал на пол, и художник вывалился наружу. Мангон поймал его.
— Ну и вид у тебя. А запах!
— Лучший отдых в темнице Сви… — под конец голос его предал, и Жослен замолчал.
Мангон открыл вторую решетку и подхватил на руки Росси. В подвал спустилось еще несколько мужчин, одетых кто во что горазд.
— Нужна помощь? — пророкотал один из них.
— Да, Гордад, помогите юноше выбраться.
— С удовольствием, — двое мужчин подошли к Жослену и подхватили его с обеих сторон.
Росси чувствовала себя грязной, опороченной, больной, но счастливой, как никогда. Она прижималась к Мангону, не заботясь о том, как от нее пахло и не испачкает ли она священные одежды, и всей душой благодарила Великую Матерь. И только когда темница, и лестница, и коридоры лаборатории остались позади, и Мангон вынес ее на благословенный свежий воздух, Росси спросила:
— А где же Северянка? Она пришла?
Мангон долго посмотрел на Росси, и как бы строго он ни хмурил брови, она увидела боль в его глазах. Он вспомнил, как пришел себя в темном храме. Как брел на ощупь в темноте, спотыкаясь о камни и обломки обелисков. Как звал Татану снова и снова, пока не охрип. И как почувствовал блаженную свободу, будто когти зверя наконец отпустили его сердце, и дикость перестала угрожать его жизни. Тогда он понял, что заплатил положенную цену за свою жизнь, собственными руками отдал Татану в лапы Великой Матери. И только старый храм был свидетелем, как обычно спокойный дэстор Мангон упал на пол и как кричал, раздирая ногтями кожу на шее.
Адриан перевел взгляд на Жослена, который тоже вышел из лаборатории, остановился, цепляясь за дворян из-под моста, и с ожиданием ответа смотрела на него. С неба падали снежинки, мелкие, колючие. Они медленно опускались на грязную брусчатку и наконец не таяли, покрывая измученный Илибург белым кружевом. Адриан чувствовал, как снег падал на лицо и руки, как колол холодом кожу.
— Я убил ее.
Слова жгли язык, но Росалинда и Жослен заслужили правду, а он — их ненависть. Росси всхлипнула и снова уткнулась ему в шею, издавая клокочущие звуки: слез не было. Жослен мрачно посмотрел на Мангона и кивнул, будто говорил: “Я так и знал”.
Адриан развернулся и понес Росалинду прочь от лаборатории Свирла, и Жослен ковылял рядом с ними в новую жизнь.
Эпилог.
Лавовое озеро волновалось. На его поверхности, обычно спокойной, появились пузыри, они взрывались, расплескивая обжигающие капли. Весть об этом быстро достигла Обители, и ее жители принялись слетаться один за другим. Раздавалось хлопанье мощных крыльев, на иссушенной земле поднимались вихри пепла, и когда очередной дракон мягко приземлялся на берегу, в горячий воздух взлетало пыльное облачко. Дракон складывал крылья, подходил к самой лаве и усаживался с невозмутимым видом рядом с другими обитателями Пустошей. Здесь уже было с полдюжины особей, некоторые смотрели друг на друга особо внимательно, и становилось ясно, что они обмениваются мыслями о событии. Все ждали прибытия вождя.
Лава волновалась все сильнее. Пузыри поднимались один за другим, из глубины вырывались небольшие гейзеры, и драконы, на которых попадали обжигающие капли, жмурились, словно огромные чешуйчатые коты. Некоторые подбирались поближе, чтобы погреться в жаре, которым дышало озеро. Драконов становилось все больше, прилетали новые, и вскоре их на берегу стояло чуть больше дюжины. На поверхности озера появились волны, оно будто начало раскачиваться из стороны в сторону, и в этот момент огромные крылья закрыли солнце. Итари прибыла.
Итари была крупнее любого из драконов Обители. Ее мощное тело покрывали сине-голубые чешуйки, которые становились почти белыми по краям. Возлюбленная дочь Великой Матери, она слышала голос Перворожденной и могла читать ее пророчества, за что пользовалась особым почетом среди соплеменников. Заметив прибытие Итари, драконы расступились и склонили шипастые головы. Она медленно подошла к озеру, и длинная шерсть, свисавшая из-за ушей, качалась влево-вправо. Лава совсем взбунтовалась, пошла крупными волнами и выплескивалась на берег, под лапы вождя. И вдруг из середины озера разошлись круги. Итари нетерпеливо переступила с лапы на лапу. Там, где зарождались круги, что-то появилось. Сначала показался купол, по которому стекала лава, не причиняя ему вреда, но чем выше он поднимался, становилось ясно, что это яйцо. Многие драконы впервые видели явление Дара, мотали головами и утробно рычали.
Яйцо было большим. Через розовые полупрозрачные стенки отчетливо виднелись мерно бьющиеся, мерцающие жилки. Когда оно полностью поднялось над поверхностью, качнулось на волнах, грозясь вот-вот упасть, Итари нырнула в озеро, словно водная змея, достигла середины в считанные секунды и подхватила яйцо. Лава была столь горяча, что даже вождю она причиняла боль, а любой из других драконов отправился бы прямиком к Матери, попади он в озеро, но Итари, любимица Первородной, осторожно вынесла яйцо на берег, а затем выбралась сама. Не обращая внимания на стекающую с головы и боков лаву, она сжала передними лапами верхушку яйца и надавила.
Яйцо раскрылось, слово странный цветок. Шесть “лепестков” один за другим с чавкающим звуком упали на землю, и прозрачная жидкость разлилась по усыпанному пеплом берегу. Озеро успокаивалось, но на его воды больше никто не обращал внимания. Драконы сгрудились вокруг раскрывшегося яйца, пытаясь рассмотреть, какой же Дар на этот раз прислала им матерь. Один из драконов, совсем молодой, ярко-красный, сунул голову дальше всех, едва не дыша на находку огнем.
— Держи себя в руках, Денри! — пророкатала Итари, и кто-то из драконов шлепнул его лапой по затылку. Денри послушно отступил.
Внутри яйца в позе эмбриона лежала девушка. Мокрая одежда облепила ее нелепое человеческое тельце, короткие светлые волосы прилипли к бледному лицу. Девушка вдруг прерывисто вздохнула и закашлялась, выплевывая яичную жидкость. Превозмогая слабость, она встала на колени и подняла взгляд к драконам. Девушка казалась тщедушной и больной, и бледные губы ее повторяли чье-то имя, пока испуганный взгляд шарил по мордам драконов, но из-за их рыка расслышать его было невозможно. Наконец она посмотрела на небесно-голубую дракониху, большую, величественную, и протянула к ней руки.
Итари растянула пасть в подобии улыбки и проговорила на драконьем:
— Добро пожаловать домой, Менив-Тан.
Конец
Больше книг на сайте - Knigoed.net