Росалинда нервно пожала плечами:
— Дракон.
— Дракон? Была дракон?!
— Тэссия Аррон. Мы видели ее сегодня наверху.
— Ох, ну и денек… — протянула Таня, запуская пятерню в волосы и напрочь уничтожая прическу. Количество необычных событий и градус абсурда вырос настолько, что удивляться не было сил, оставалось признать себя или сумасшедшей, или просто наблюдать за происходящим, безоговорочно принимая их.
— И Северянка. Ты должна знать, — Росси взяла ее за руку, доверчиво прильнула всем телом, будто пыталась подбодрить, и тихо сказала: — Мангон. Он тоже дракон.
— Мангон? Это тот?
Росси не ответила, только испуганно блеснула большими глазами и кивнула. Таня почувствовала, как вдоль позвоночника промаршировали мурашки. Итак, ее отправляют в лапы дракона, в существовании которых сомневаться не приходится, и что он намерен делать со своей пленницей, было совершенно не ясно. Если верить сказаниям, — съесть.
— Что ж, здесь я и умру, — решила Таня.
В кабинет вернулся Амин. В его руках была длинная накидка, тяжелая и широкая, из плотной бордовой ткани, богато украшенной вышивкой. Местные одеяния, расшитые цветами, орнаментами и камнями, были умопомрачительно красивыми, но совершенно не приходились Тане по душе, но других ей не предлагали, обрекая чувствовать себя курицей в павлиньем вольере.
— Вот, возьми. Снаружи холодно. И тебе уже пора, мобиль сейчас подадут, — сказал Амин. В глазах его плескалась ледяная решимость.
— Вы уезжаете! Вот в чем дело. Вас отсылают. Поверить не могу! — в голосе Росси слышались слезы, и Таня вдруг без знания языка поняла, что происходит. С ней прощаются. Прощается служанка, которая и печалиться-то не должна, а смотри ж, стоит, тянет руки, и голос ее дрожит. Таня вдруг осознала, что больше не проснется в тесной комнатке с окном, забранным ажурными ставнями. К ней не вломится Росси и не поведет в ванную комнату с видом на медные небоскребы, и больше не будет чаепитий в саду, где можно спокойно рисовать в блокноте. Больше не будет спокойно.
Последняя мысль обожгла Таню, прокатилась ледяной волной.
— Блокнот! Росси, милая, блокнот! Ну, писать, рисовать, — она в панике скребла себя по ладони, сопровождая русскую речь пантомимой.
— Ох, ваша книжица и автоперо! Дэстор Амин, позвольте мне выйти, я должна принести Северянке ее книжицу.
— Северянке? — удивленно переспросил Амин. — И ты понимаешь, что она бормочет?
— Нет, она же жестами показывает. Пожалуйста, господин, я могу не успеть! — Росси сложила руки в молитвенном жесте, как будто для нее самой очень важно было вернуть блокнот хозяйке.
— У нее что, есть свои вещи?
— Я подарила ей пустую тетрадь. Она там рисовала иногда, и это все, что у нее есть.
— И что, хорошо рисовала?
Росалинда не смогла совладать с удивлением и посмотрела на своего господина, как на умалишенного. Разве важно было сейчас качество рисунков, когда Северянку вот-вот увезут куда-то, Матерь знает, куда, и у нее не останется никакой памяти о своей служанке?
— Ох, да беги уже, беги! — замахал Амин пухлыми руками, и Росси кивнула гостье и сорвалась с места. А хозяин дома уставился на Таню с любопытством хоть и добрым, но к нему явно примешивалось раздражение. — Как у тебя это получилось? Завести себе здесь подругу? Ты ж по-нашему не тыр-пыр.
Таня смотрела на него честными испуганными глазами. Она спешно пыталась привести мысли в порядок, успокоиться, чтобы быть готовой к любому развитию событий. Хотя кого она пыталась обмануть! Как к такому можно быть готовой?
— Ты необыкновенная девушка. В тебе есть какая-то… сила. Сила духа, вот, — продолжал Амин, перекладывая вещи на письменном столе. Наверное, он хотел убраться, чтобы немного успокоиться, но становилось только хуже, бумаги никак не хотели ложиться в ровную стопку, мялись и торчали в разные стороны. — Жаль, что так все случилось. Сказать по секрету, Виталина не может похвастаться тем же. Кажется, я вырастил из нее несносную особу, и она еще попьет моей крови и косточки погложет. Но я не мог не довести эту сделку до конца, понимаешь? Просто не мог. Какой бы она ни была, но она моя дочь. А Мангон… Мангон — это Мангон, и когда он требует уплаты долга, следует платить. Ты понимаешь? — он с надеждой посмотрел на гостью, надеясь, что она хоть что-то поймет. — А, Бурунд тебя раздери. Может, так даже лучше, что ты ничего не понимаешь. Осознание дарит только страхи, а так, может, проживешь последние недели спокойно.
Таня смотрела, как двигается рот Амина, как он прикладывает пухлые руки к груди, как умоляюще поднимаются брови на уставшем лице. В неверных отсветах огня он выглядел рыхлым и постаревшим. Он пытался что-то объяснить, и Тане было жаль, что она улавливает лишь одно слово из десяти, и то не факт, что слух не обманывает ее. Конечно, большая часть того, что говорил хозяин — это оправдания и вода, дурно пахнущая причем, но там могла быть важная информация. Однако Тане узнать ее было не дано.
Раздался стук в дверь, и в кабинет вошла Росси.
— Ты его принесла! — воскликнула Таня, забирая заветный блокнот и прижимая его к груди, словно большую драгоценность. Росси широко улыбнулась, радуясь, что удалось угодить, а потом шепнула:
— Виталина. Она ждет в холле.
Таня услышала знакомое имя и удивленно посмотрела на помощницу. Амин подошел к окну, отодвинул шторы и посмотрел на темную улицу.
— Мобиль подъехал. Пора идти.
Он взял плащ с капющоном, и тот тяжелыми крыльями опустился на плечи Тани. Ткань оказалась добротной, очень плотной и теплой. Амин открыл дверь, пропуская девушек из кабинета. Из главного холла и парадных залов доносилась музыка, но Амин показал в другую сторону, туда, где коридоры тонули в густом полумраке. Значит, ее хотели вывезти тайно, что было ожидаемо, но все равно неприятно. В дверях большого холла стояла, благочестиво сложив руки на животе, Виталина. Свет тысяч свечей бил ей в спину, создавая вокруг нее лучистый ореол, а сама Виталина, маленькая, хрупкая, в черном платье, казалась темным мстительным ангелом.
— Мы наконец избавимся от тебя?! Даже не верится, — ее голос был полон яда, казалось, он капал с языка и жемчужных зубок, блестящих в полумраке. Росси обернулась с неожиданной неприязнью, которую навряд ли может позволить себе прислуга, и даже Амин нахмурил брови. — Что ты так на меня смотришь, отец? Ей здесь никто не рад, и в пламени дракона ей самое место.
— Виталина! — воскликнул Амин, и в крике этом было больше страха, нежели осуждения. Таня не понимала, о чем говорила девушка, и теперь мучительно хотела узнать. Это было важно. Вне всякого сомнения. Еще и лицо Росси вытянулось, побледнело, и это не понравилось Тане вдвойне.
— Виталина, иди к гостям, — сказал Амин со стальными нотками в голосе. — Тебя уже заждались.
— Да-да, отец мой, меня ждут гости, музыка и угощение. Не то, что некоторых, — она улыбнулась, и при этом взгляд ее оставался холодным и колючим. — Я просто хотела увидеть, как ее уводят. Словно прислугу. Или преступницу, — выплюнув последнее слово, Виталина грациозно повернулась, всколыхнув юбки, и исчезла в холле.
Амин провел рукой по бороде, приглаживая волос:
— Простите. Моя дочь сегодня не в духе. Чего это мы? Ах да, мобиль ждет.
Таня дернула Росси за рукав. Она могла бы задать какой-нибудь простой вопрос, но не хотела раскрывать выдавать, что учит язык, поэтому просто вопросительно подняла брови и понадеялась на сметливость компаньонки.
— Это было плохо, — ответила та, выбрав самые простые слова, чтобы Северянка их точно знала.
— Росалинда, она же не понимает тебя, — снисходительно сказал Амин, и Таня бросила на него злобный взгляд.
Открылась задняя дверь, и Таня впервые оказалась на улицах Илибурга.
Над городом распростерла крылья теплая летняя ночь. Пахло дымом, маслом, разогретым железом и навозом, скорее всего, конским, но Таня не была уверена. Улица, куда вывел ее Амин, была узкой, сюда выходили задние дворы особняков, подсобные помещения, кухни, комнаты прислуги. Особняки украшали невысокие башенки, казавшиеся в ночи сказочными, а над ними, на расстоянии нескольких километров, высились невиданные небоскребы, освещаемые длинными трубчатыми лампами, которые крепились на фасады.
У задней двери стоял автомобиль, похожий на тот самый легендарный Ford T, на котором мог бы ездить Эркюль Пуаро или который наверняка водил Эрнест Хэмингуэй. Значительная разница была лишь в том, что сзади к нему крепились два бака, забранные решетками. Внутри у них плескалась светящаяся желтая жидкость, похожая на ту, что вставляли в лампы.
— Что это? — шепнула Таня, пока хозяин дома о чем-то говорил с водителем.
— Тверань, — ответила так же шепотом Росси.
Это слово ни о чем Тане не сказало, и она хотела было попросить подробности, но подумала, что простая служанка вряд ли знает, как добывают или производят странную жидкость.
— Поехали, — скомандовал Амин. — И ты, Росалинда, садись. Проводим Татану, передадим, так сказать, с рук на руки целой и невредимой.
Таня обернулась и в последний раз посмотрела на особняк, окна которого горели теплым уютным светом. В его недрах сейчас веселились знатные люди этого пропахшего металлом города, ели фрукты и пили вино. Заметят ли они, что хозяин пропал? Возможно, кто-то отлучится в уборную и по пути выглянет в окно, чтобы увидеть, как необычайно бледная девушка садится в черную машину? Но нет, окна оставались немыми, ни одна тень не остановилась у проема. Дом был равнодушен к судьбе чужой девушки, как и большинство людей в этом мире, так почему она должна волноваться из-за того, что прощается с ним? Росси обеспокоенно посмотрела на Таню и помогла ей забраться на заднее сиденье, пока Амин устраивался, кряхтя, рядом с водителем.
Сиденье было жестким: деревянная скамья, обтянутая кожей темно-бордового цвета. Впереди на узеньком кресле пыхтел Амин. Темно-коричневое небо, подсвеченное городскими огнями, скрывала крыша из черной непромокаемой ткани, от любопытных глаз защитить пассажиров призваны были плотные шторки. Впрочем, Таню мало волновали чьи-то взгляды. Она отодвинула занавески и смело крутила головой, изучая окружавший ее новый мир, и в ее голове зрел крайне ненадежный план.