— Любовника? Да! — радостно согласилась Таня, и слово это на драконьем звучало так же странно, как “спасибо” или “завтрак”, или “работа”, которую она и искала, — просто набор звуков. — Есть любовник?
Молоденькая служительница вспыхнула до корней волос.
— Да как ты смеешь? Здесь, в обители Брата нашего? Уходи, велю тебе Его именем!
Таня удивилась, но вышла на улицу, куда указывал гневно дрожащий палец девушки. Еще раз обернулась, пытаясь понять, что она сделала не так, но служащая храма уже общалась с бедняком в полосатых штанах, который пытался угостить Таню из своей тарелки, и иногда прикладывала ладонь к горящей щеке, пытаясь справиться с внутренним возмущением. Может быть, в этом мире женщинам не пристало работать по найму? Или работать вообще? А может быть, ее вопрос был оскорбителен именно для служительниц храма, потому что заботиться о нем могли или монахини, или бедняки-прихожане? Таня покидала Обитель святого Патро в смятении, ей было неловко, а оттого, что она не знала, в чем именно виновата, становилось только хуже.
Однако все было не так плохо. Серые рваные облака расползлись, и над Илибургом засияло неласковое осеннее солнце. Его лучи приятно грели кожу, а на желудке наконец-то не было пусто. Усталость давала о себе знать, голова стала тяжелой, под веки будто кто песка насыпал, и Тане отчаянно захотелось где-нибудь присесть, чтобы вытянуть натруженные ноги. Но в бедных районах города была явная беда с благоустройством, вокруг не было ни одной скамьи, где мог был присесть уставший путник, поэтому Таня забиралась все глубже в центр Илибурга. Она шла по тротуару, и по левую руку тянулся густой парк за кованой оградой, и темно-зеленые кроны тихо перешептывались под прохладным ветром. Когда Таня увидела приоткрытые ворота, она обрадовалась: ну наконец-то городской парк! Хоть что-то в этом странном городе сделано для жителей. Она смело скользнула за ворота, под сень деревьев, и шум города резко отступил, будто кто-то убавил звук. Вокруг было тихо и спокойно. Аккуратные аллеи прочерчивали парк ровными линиями, тут и там белели обнаженные бока статуй. Обнаружились в парке и скамейки, и Таня со стоном села на одну из них.
Всего несколько минут, и она отправится дальше, пообещала Таня себе. Пройдется по местным лавкам, конторам и тавернам, спросит, не нужна ли кому дешевая рабочая сила. Она согласна быть уборщицей или чистить конюшни, если тут есть лошади, учиться, узнавать язык и заводить полезные знакомства, чтобы однажды покинуть этот больной мир навсегда и вернуться в старую добрую Москву. Воспоминания о родном городе навалились со всей сладостью и болью, и Таня, замечтавшись, не заметила, как голова ее упала на грудь и сон опустился на отяжелевшие веки. Ей оставалось всего несколько часов покоя, прежде чем реальность с беспощадным равнодушием ударит ее в лицо.
Глава 5. Отступление
Таня проснулась от того, что ее ударили в лицо. Щека и лоб налились болью, но сон уходил неохотно, и образы московских двориков все еще стояли перед внутренним взором, когда руки опирались в грубое покрытие садовой дорожки. Таня с трудом поднялась и поняла, что умудрилась упасть со скамьи на землю, словно самый отчаянный алкоголик.
— Прочь отсюда, отребье! — голос громкий, резкий, неприятный доносился откуда-то сверху. Щурясь спросонья, Таня уставилась на мужчину, просто одетого, с метлой в руках и гневом в темных глазах. И тут она поняла, что упала не по своей воле, а ее грубо скинули на землю, как блохастого кота. Взвилась, вскинулась:
— Вы что себе позволяете?! — крикнула по-русски, но голос сорвался в хрип. Щеку саднило, как будто при падении она содрала кожу.
— Пошла вон отсюда! — повторил мужчина и для убедительности замахнулся метлой. — Совсем страх потеряли, к дэстору в сад пробираетесь, скоро в постель залезете. Если он узнает, мне эту лавку и тропинки до блеска мыть. Пошла вон!
И он не ограничился предупреждением, а ткнул таки непрошенную гостью метлой под зад. Таня подпрыгнула, испуганно пискнула и поспешила к воротам, подальше от странного мужчины. Слишком много ненормальных ей встречается в этом городе, может, воздух тут ядовитый? Человек с метлой не отставал до самых ворот, громко подбадривая:
— Давай-давай, шевели копытами! Ууу, я вас, дармоедов. Вали, вали, покуда цела.
Таня выскочила на улицу, залитую по-осеннему тусклым солнцем. Мужчина плюнул ей под ноги, но преследование прекратил, развернулся и скрылся в глубине парка. Растерянная спросонья, кипя от возмущения и чувства унижения, Таня расправила платье, пригладила волосы и накинула на голову капюшон. Драматично запахнув полы плаща, она пообещала себе, что запомнит и мужчину, и сад, и дом, и отомстит всем, кто заставляет ее задыхаться от обиды и отчаяния. С этими мыслями она двинулась вверх по улице. А вокруг двигался, дышал, жил Илибург, как жил задолго до появления чужеземки. Люди шли по тротуарам, и чем дальше к центру, тем свободнее становились улицы, ярче витрины, богаче дома. По дорогам неспешно катились повозки, запряженные лошадьми, изредка — тверамобили, и пешеходы текли мимо них разноцветным потоком.
Таня заметила небольшую таверну, на вывеске которой красовался развеселый баран. Таверна располагалась в подвале, в который вела широкая не освещенная лестница. Место это показалось ей темным и дурно пахнущим, самое то, куда можно устроиться плохо говорящей иноземке. Таня спустилась по протертым тысячами сапог ступеням и вошла. В таверне в середине дня было пусто: обед закончился, а до вечерних попоек было еще далеко. Бородатый мужчина разбирался в бутылках, которые рядами стояли на барной стойке, женщина в дальнем конце зала протирала столы. Оба подняли удивленный взгляд, когда на их пороге оказалась перепуганная девчонка в добротном плаще.
Таня несколько раз вдохнула и выдохнула, собираясь с силами, чтобы начать разговор. Весь прошлый опыт общения с местными оказался исключительно отрицательным, если не брать в расчет бездомного в шикарных полосатых штанах. Но мужчина за стойкой опередил ее:
— Мы закрыты до вечера, приходи позже.
— Мне нужен любовник! — выпалила Таня и тихо добавила: — Здравствуйте.
В тишине стук бутылки о дубовую поверхность стойки показался особенно громким. Женщина, что протирала столы, распрямилась и медленно повернулась.
— Хо-хо, вот это ты напористая, — усмехнулся мужчина, — только сама видишь, сейчас посетителей нет. Приходи вечером, может, и подцепишь кого. Только с тебя все равно заказ, просто так таскаться не позволю! — он нахмурил брови, показывая свою решимость, но в его усах пряталась хитрая улыбка.
— Мне нужен любовник. Любой. Вы есть? — без особой надежды повторила Таня. Ответ мужчины она поняла очень плохо.
Он немного растерялся, бросил взгляд на женщину, которая напоминала настроением маленькую штормовую тучку.
— Послушай, мне нечего тебе предложить…
— Мне очень нужен. Я могу делать разные, — Таня сделала несколько шагов к мужчине за стойкой, но замолчала, не зная, как объяснить, что готова на самую простую работу: мыть полы или посуду.
— А ну пошла отсюда! — взвизгнула вдруг женщина и сорвалась с места, размахивая мокрой тряпкой. — Ты что моему мужу предлагаешь, дрянь? Я тебе покажу сейчас!
Таня выскочила за дверь прежде, чем женщина успела добраться до нее. Из таверны еще доносились крики и добродушное посмеивание мужчины, которого явно позабавила ситуация, а Таня уже неслась вверх по лестнице, и сердце ее стучало, а щеки горели. Что же происходит? Неужели тут настолько не принято работать девушкам? Может, на работу берут только старых и страшных, как та женщина в таверне? Но нет, вот же стоит за прилавком вполне молодая продавщица. Таня остановилась напротив одной из витрин, любуясь на стройную женщину в узких очках. Ее руки, обтянутые рукавами черного платья, порхали над столом, разбирая ткани, и вид она имела такой спокойно-радостный, что пройти мимо было невозможно. Рулоны были везде: на прилавке, на полках, некоторые стояли в углу. Стены, не занятые огромными стеклами, были обтянуты красной тканью в цветах вишни, на столе пышно цвел неизвестный цветок в большом горшке. Очарованная красотой женщины и уютом ее магазина, Таня толкнула дверь, и колокольчик над ней издал приятный перезвон. Женщина подняла взгляд и мило улыбнулась.
— Добрый день. Я могу вам помочь?
— Помочь! — это слово Тане было знакомо. — Да, помочь. Пожалуйста. Мне нужен любовник. Я могу много делать. Вы имеете любовник для я?
Радушие испарилось с лица продавщицы. Она кашлянула, поправила очки, отводя глаза, а потом сухо ответила:
— Не знаю, почему вы обратились именно ко мне, но я не могу вам помочь.
— Пожалуйста, — упрямо повторила Таня, нервно сжимая ворот своего плаща. — Я искать деньги, чтобы идти дом.
Женщина посмотрела на нее долгим, как будто даже сочувствующим взглядом, но потом решительно помотала головой.
— Вам точно не ко мне с этим вопросом. И это не выход, вот что я скажу вам. Вроде крепкая девушка, нашла бы лучше работу. Вот спросили бы вы меня о работе…
— Но мне нужен любовник, — развела руками Таня, даже не подозревая, как близко она от своей цели, всего в одном маленьком шаге, протяни руку и получи столь нужную работу в приличной лавке, но непонимание уничтожило единственный шанс.
— Тогда я прошу тебя уйти, — губы приятной женщины сжались в тонкую полоску. — И не отпугивать моих клиентов. До свидания, — и она вернулась к тканям, красным, синим и желтым тугим рулонам, твердо намеренная больше не обращать внимания на странную девчонку.
Таня еще некоторое время постояла в растерянности, а потом вышла на улицу. На солнце наползла туча, поднялся неприятный ветер. Таня запахнула плащ и огляделась. Вполне вероятно, ей отказывают, потому что она забралась далеко в центр и выглядит слишком просто для местных дельцов. Никто не хочет брать на работу белокожую, светловолосую иностранку, которая и двух слов связать не может. Бездарная, бестолковая, страшная — так ругала себя Таня, продвигаясь все ближе и ближе к стене. Изредка она заходила в магазин, таверну или какую-то контору, чтобы увидеть все то же удивление и возмущение, услышать крик в спину. Так что в какой-то момент душевных сил совсем не осталось, и Таня решила, что на сегодня с нее хватит, больше презрения в свою сторону она не вынесет. Она просто шла, стараясь не смотреть по сторонам, обнимая себя за плечи, словно могла так отгородиться от враждебного, безумного Илибурга, и незаметно для себя вышла снова к церкви святого Патро. Вероятно, те, кто построил его, знали свое дело и выбрали место, мимо которого проходит много людей, но Таня посчитала это провидением, так как желудок к вечеру уже сводило от голода. Здесь же кормили бездомных с утра, возможно, и вечером для них что-то предусмотрено. Таня быстро поднялась по лесенке и вошла в храм.
Шли вечерние молитвы. Людей было немного, они стояли у лавок, склонив голову и прижав кулак ко лбу, а потом, когда проповедник позволил, опустились на места. Таня, не желая мешать, скользнула вперед и влево, стараясь слиться с тенями. У алтаря с позолоченной фигуркой стоял невысокий мужчина в голубых широких одеждах. Его можно было назвать некрасивым: лысоватый, с широким лицом и близко посаженными глазами, он бы не заставил задержать на себе взгляд на улице, но сейчас, когда он рассказывал людям истины, в которые сам истово верил, вся его фигура выражала невероятное оживление. Проповедник жестикулировал, и широкие рукава, словно волны, взлетали и опадали, лицо выражало то страх, то горе, то надежду и радость и светилось при этом тем особенным образом, каким светятся люди, безнадежно влюбленные в свои идеи. Не понимая ни слова, Таня чувствовала себя на удивление уютно в компании этих незнакомых людей и обаятельного проповедника, словно зашла в гостеприимный дом. Она даже не вздрогнула, когда кто-то дотронулся до ее плеча.
— Проходите, садитесь, — предложила служащая, указывая на скамьи. — Брат Орту невероятно умен, послушайте его.
— Ох, я нет, — замотала головой Таня. — Я хотеть… Эм… Вы есть еда?
По лицу служащей мелькнула тень разочарования, но она не утратила своего дружелюбия.
— К сожалению, благотворительная еда у нас бывает только по утрам. Приходите завтра, и сестры с удовольствием накормят вас, если вы нуждаетесь.
— Утро? — хмуро переспросила Таня, пытаясь смириться с тем, что до самого завтрака ей оставаться голодной.
— Да. Но если вам некуда спешить, проходите, послушайте брата Орту, — служащая легко подтолкнула Таню вперед, и та не стала сопротивляться. В конце концов, в храме было тепло и горели свечи, и можно было посидеть и хоть немного расслабиться, наблюдая за самоотверженным Орту.
— … и тогда увидел Он, что один посреди тьмы и света, и некому слова сказать, и некому подать руки. Он мог возводить горы и обрушивать водопады, рассыпать звезды и превращать земли в пески, но все это было бессмысленно. Некому было увидеть его мастерство, некому было осознать его, некому было придать миру значение. И тогда взмолился Брат наш и просил Великую Бездну послать ему родную душу. И на третий день ответила Бездна. И отправила ему брата и сестру, так появились первые люди, и вы знаете это, и радуетесь вместе со мной каждый день! — брат Орту повысил голос и ткнул пальцем в сидящих прихожан, и Тане, как и каждому присутствующему, казалось, что показал он на нее. — Создавали они мир, и радовались, и пировали в золотых чертогах. Но не все создания их оказались так же чисты и невинны, как братья и сестра. Кто же самое мерзкое существо на этой земле?
— Тараканы! — раздался нарочно громкий шепот, а за ним несколько смешков.
— Кто посягнул на божественное бессмертие? Кто возжелал себе такой же силы? Дракон! Одно из самых великолепных созданий Иллурии возгордилось вне всякой меры и решило похитить божественное ядро. Дракон поднялся в воздух и летел ввысь день и ночь, под палящим солнцем и лживой луной, летел упрямо, изнемогая от усталости, и лишь огонь его ревности давал ему силы двигаться к своей возмутительной мечте. И достиг он небес глубокой ночью, и нашел отдыхавших братьев и сестру, и похитил бессмертие Иллурии, матери своей, а затем Иватора. Но Илладий успел проснуться и прогнать дракона. Долго он оплакивал брата своего и сестру, но ничего не мог поделать: их бессмертие было похищено, и им пришлось взойти на берег, что сами они сотворили. Их жизней не хватило, чтобы найти коварную драконицу, и жизни их детей, внуков и правнуков, а потом Матерь, как она стала себя называть, своими крылами затмила солнце и человеческие умы, став для них богом и маяком, — Орту уронил руки, лицо выразило его крайнюю степень горя, будто он был готов разрыдаться над участью своих богов. — Но мы здесь, братья и сестры, — его лицо вдруг озарилось надеждой, он протянул руки к прихожанам, будто нуждался в их помощи. — Мы здесь, и значит, люди вспомнят, кто они и откуда. Вспомнят Илладия и проснутся, как и он, пока не поздно, и пусть многие погибли от лап драконихи и блуждают в холодной тьме, однажды мы сможем изгнать ее, и свет Иллария озарит нас, и исчезнут войны, нищета и болезни, и рыцарь в солнечных доспехах спустится в тьму Талоса, и найдет Иллурию и Иватора, и каждого ослепшего от лжи драконихи приведет в золотые чертоги Илладия…
Таня не понимала, что пытается донести до прихожан красноречивый брат Орту, но наблюдать за ним было интересно, и она даже смогла получить удовольствие, находясь среди всех этих людей. Когда он закончил проповедь, прихожане поднялись на молитву, а Таня осталась сидеть, стараясь продлить блаженный отдых. После короткой молитвы люди зашевелились, одни направились к брату Орту, другие — к выходу, и Таня последовала за последними.
Илибург встретил темным небом и мелким неприятным дождем. Таня вздохнула и натянула капюшон. Все правильно, короткая передышка окончена и пора выбираться в холодную реальность. Пока она размышляла, стоит ли обратиться к служащим храма за советом, где лучше переночевать, если ты бедная честная девушка, рядом раздался голос:
— Это не ты ищешь любовника?