— Ты не хочешь рассказывать? — Жослен наклонился вперед, поставил локти на колени. — Нет, я понимаю, ты обо мне знаешь очень мало, но все-таки…
— Да, я знаю тебя мало, — спокойно подтвердила Таня, — но дело не тут. В мой рассказ трудно верить.
— Но ты попробуй.
— Нет, — она показала головой. — Не сейчас.
— А Росси знает?
Таня посмотрела на компаньонку. Та тихо сидела в стороне и переводила взгляд с нее на Жослена.
— Нет. Для нее я тоже не рассказывала.
— Я смотрю, у тебя есть страшные секреты, — невесело усмехнулся Жослен.
— Каждый из нас их имеет. Я не спрашиваю тебя вопросы, — она прямо и твердо посмотрела на друга.
— И, насколько я понял, Росси не знает, зачем вы здесь? Мы пообщались немного, пока ты гуляла по Илибургу, и она ничего не могла о тебе рассказать. Я сначала думал, что она так рьяно оберегает тайны своей госпожи, а потом поверил, что она и в самом деле не знает.
— Первое, — прервала Таня. — Я говорю последний раз. Не госпожа — друг! Или как там еще слово…
— Компаньонка, — тихим голосом подсказала Росси.
— Вот да, длинное слово. Но “госпожа” — нет! Нашли госпожу, — проворчала она.
— Тогда тебе не кажется, что это довольно жестоко — не говорить своей подруге, зачем вы приехали в замок ужасного и ледяного Мангона и что ее ждет впереди?
— Жослен, ты понимать, — Таня снова дергала себя за светлые пряди, которые успели отрасти, и теперь прическа мало напоминала модную стрижку, какой она была в Москве. — Я не знаю.
— Как это?
— Да, я не знаю, зачем я есть, кто Мангон и что вокруг вообще есть. Я рыба, ее взять из воды и положить в сухость. Я просто хочу делать еще одно дыхание.
— Вот это дела, — Жослен уронил лицо в ладони, потер его, собираясь с мыслями. — Я и подумать не мог, что все настолько странно. Вот уж действительно, ты припрятала пару секретов.
— Я сама хочу знать, — усмехнулась Таня, подливая себе вина. Мягкое головокружение, которое вызывает местное вино, казалось ей отличной альтернативной холодящему душу страху.
— По крайней мере, мы можем рассказать тебе, кто такой Мангон. Да, Росси? — он посмотрел на Танину компаньонку, и та кивнула, и даже пересела поближе, очутившись на одном диване с Жосленом — невиданная храбрость для нее.
— Ты находишься в Иларии, — начал он. — Это название тебе знакомо?
Таня замотала головой.
— Страна Илария, столица — Илибург, — подхватила Росси, — где мы с тобой и познакомились. Где особняк Амина и небоскребы, помнишь?
— Страна? — повторила Таня.
— Да. Правит у нас Малый Совет. Он состоит из драконов. В разное время их было разное количество, но сейчас пять. Кейбл — глава совета и по совместительству генерал, — Жослен нарисовал человека на коне, который объяснял толпе схематично прорисованных солдат, куда воевать. — Вот такой. Генерал. Веррион занимается экономикой, — на бумаге появился дракончик на груде золота, — Уэлл — хранитель знаний, наш великий библиотекарь.
— О, ты видела его! — радостно припомнила Росси. — Он пролетал над домом Амина. Ты бы сразу его узнала, он голубой, длинный и с короткими лапами.
— Да, точно. Еще есть старая Аррон, дипломат.
— Аррон? — Таня услышала знакомое имя, и ее сердце замерло.
— Да, ты помнишь ее? — голос Росси стал глуше, будто воспоминания были не самыми приятными для нее. — Зеленый дракон в доме Амина? Она приходила еще на встречу с Мангоном.
Перед Танины внутренним взором тут же встала картина и драконихи, что лезла через крышу, загребая лапами и извиваясь, и милую старушку в изумрудном платье с мундштуком в руках, с которой не решился спорить сам Амин.
— Помню, конечно.
— Ей уже давно пора на покой, она самая старая из драконов. Не помню, сколько ей точно, — сказал Жослен, рисуя дракона, стоящего на задних лапах. В одной руке он держал портфель, другой схватил за локоть человека.
— Лет четыреста, — сказала Росси, и Сен-Жан написал “400” и поставил восклицательный знак.
— Так много? — удивилась Таня. — Сколько они вообще живы?
— Только драконы знают, — пожал плечами Жослен. — Но обычно лет в триста они улетают, и им на смену приходит другой дракон. В этот раз что-то пошло не так, и Аррон все еще занимает свой пост.
— И плохо шутит, — проворчала Таня, все еще не простившая старой драконихе ее злую шутку. — Это четыре. А пять? Мангон?
— Именно. Адриан Мангон, кардинал Иларии. Он вроде как отвечает за храмы, веру и ритуалы, но фактически он еще занимается вопросами жизни людей. Проблемы с бедняками, стариками, бедствиями, новыми домами и работой — во все это сует нос наш Мангон, — на картинке закрашенный черным дракон сложил лапы в молитве.
— И как? Они хорошо стоят над людьми?
— Я не очень разбираюсь в политике, по мне, так это очень скучно, — усмехнулся Жослен, — но я знаю, что под Малым Советом есть еще Большой, или Сенат. Там заседает триста человек, самые богатые люди Иларии, и именно они принимают законы и отправляют драконам на согласование.
— Понятно, — сказала Таня, хотя понятного было очень мало, но ей не терпелось услышать главное. — Какой он, Мангон?
— О, Мангон, — начала Росси, а Жослен продолжал рисовать. — Никто из моих друзей и близко не подходил к нему, конечно, но я много слышала о нем, когда работала на Амина. Говорили, что Мангон холоден и строг. Тэссы жалуются, что его сложно соблазнить, хотя кому-то вроде удалось. В конце концов, он все еще холост. Богат и холост, а это просто неприлично, — она улыбнулась. — Мужчины говорят, что его сложно запутать или обмануть, он пытается все упростить, сделать прозрачным. Ну, чтобы было видно саму суть. Говорят, он довольно жесткий, может быть, даже жестокий. И очень спокойный, будто бы из камня сделан.
На листе появилось острое лицо, равнодушные раскосые глаза, черточки прямых бровей, полоска рта. На нарисованный лоб упали чернильные пряди, чуть волнистые, непослушные, через плечо легла тонкая длинная коса. Красным росчерком горело перо на ее конце. С бумаги на Таню смотрел Мангон, и странное дело, в первую встречу он показался ей едва ли не отталкивающим, но набросок Жослена изображал красивого мужчину непривычно экзотической для ее восприятия внешности.
— Могу я позвать его жалобность, как думаете? — спросила Таня, отрывая взгляд от Мангона, что недовольно поджал нарисованные губы.
— Жалость дракона? — Жослен покачал головой. — Если бы речь шла об интеллигентном Уэлле, я бы и сомневаться не стал. Но Мангон… Бурунд разберет, что у него в голове.
— И зачем я ему нужна, — мрачно закончила Таня.
— Неужели никаких идей? — спросил художник, дорисовывая Мангону изящное жабо.
— Никаких. Я имею один шанс выбраться — знать драконий язык и находить помощь. Других шансов я не вижу.
— Тогда я тоже помогу вам. Это отличное упражнение для художника — рисовать необычные понятия. Например, нарисовать для Северянки смущение и стыд, объяснить их разницу. Ну и похожие вещи. Если честно, это необычно и интересно. Ну, и лишний повод напроситься в гости к прекрасным женщинам.
Его улыбка и лукавый взгляд говорили — Жослен флиртует, и Росси явно было приятно. Она улыбалась и поправляла прическу, и Жослен улыбался ей в ответ. И с того вечера визиты художника были не просто дружескими, но и полезными: часто он приносил с собой наброски, с которых на Таню смотрели лица с самыми разными выражениями от неуемной радости до крайнего отвращения. Жослен, как мог, объяснял значения новых для Тани слов, вскакивал, показывал пантомимы и махал руками. Росси сначала просто смеялась над сценками Жослена, а потом присоединилась к нему. На пару с Сен-Жаном они взяли Таню под крыло, и ее обучение объединило их не меньше, чем совместные ужины и шутки.