— Нет. Я плохо понимаю платья. Просто сделай, как ты ее видишь.
— Договорились. Я с удовольствием сделаю эскизы для нее. Спокойной ночи, Северянка, — он потрепал Таню по голове, словно сестренку, и пошел прочь, сжимая под мышкой папку с эскизами, а Таня вернулась к Росси.
***
Спустя пару дней Тень принес пирожное, как и обещал. Появился у балконной двери в десять, полночь по местному времени. Жослен уже ушел к себе, оставив на столе в кабинете папку с готовыми эскизами одежды, Росси тоже видела десятый сон. Таня сидела в комнате одна и занималась с блокнотом, когда услышала деликатный стук. Согнувшись в правую сторону, чтобы не напрягать хромую ногу, в окно стучал Тень. Он держал небольшую коробочку, перевязанную лентой. Таня открыла не раздумывая, хотя Тень и без ее помощи справился бы с замками. Весь ее вид выражал недовольство, но в глубине души она была рада его появлению. Голос разума говорил, что Тень — человек как минимум странный, скорее всего, опасный, но Таня не видела в нем угрозы. Существуя с постоянным ощущением, что земля скользит из-под ног, грозя вот-вот обрушиться, она сдавалась перед силой Тени. Если за кого и можно было бы в отчаянии зацепиться, чтобы не захлебнуться, так это за него. Или, по крайней мере, покушать пирожных.
— Ну, привет, — почти равнодушно приветствовала Таня и кивнула на сладость. — Это мне?
— Ай-ай, — Тень ловко отвел руку с коробочкой в сторону, стоило Тане только потянуться к ней. — Я еще не знаю, стоит ли тебе его отдавать.
Он без приглашения проковылял в спальню, куда вел балкон, и при этом не проявил никакого стеснения, тогда как Жослен, считаясь хорошим другом, даже не смотрел в сторону двери, ведущей сюда из кабинета. Тень поставил коробочку на туалетный столик, а сам уселся на стул рядом с ним. Таня наблюдала, как он вольготно устроился, и молчала, выразительно подняв бровь.
— Что это значить? — наконец спросила она.
— До меня дошли слухи, — Тень дернул за атласную ленточку, — что ты довела сегодня портного.
Бант развязался, и лента золотистой змеей скользнула на столик. Коробочка раскрылась лепестками, открывая взгляду пирожное, покрытое сочной блестящей глазурью и украшенное тонкими шоколадными фигурами.
— Не было так, — решительно мотнула головой Таня.
— А я слышал, как он сегодня кричал на Раду в холле, — прохрипел Тень и извлек из внутреннего кармана ложечку. Ею он отломил кусочек пирожного, показывая, что Тане может ничего и не достаться. — Твоя выходка обойдется Мангону довольно дорого.
Он смотрел на Таню из-под капюшона, и ей вдруг стало стыдно, отчего она сложила руки на груди и нахмурилась, как капризный ребенок. Впрочем, именно так она себя и чувствовала: ребенком, которого отчитывают за хамство и наказывают сладким, и это невероятно злило.
— Я не говорила плохое, — мрачно ответила она. — Я сказала, что хочу, а он придумал обиду. Его мысли и дела — не мой ответ.
— Ответственность, — поправил Тень, внимательно разглядывая Таню.
— Вивьен не спрашивал мое мнение, какую одежду делать.
— Но этот человек пошил бы для тебя самую дорогую и модную одежду, что можно найти в Илибурге.
— Зачем? Мне нужна удобная и любимая. Если Вивьен не интересно, что я хочу, то не нужно мне Вивьена! Больше того, — Таня вдруг почувствовала себя уверенней, — я не просила Мангон покупать платья для меня. Он спрашивал? Нет! Он даже не приходит, ничего не говорит, просто дает этого… Вивьена. И Вивьен говорит гадкости.
— Вот как, — задумчиво протянул Тень. — И что же, там, откуда ты, мужчины не дарят женщинам подарки? Не могут подарить, к примеру, красивое платье? Или дело все-таки в тебе?
Таня вздохнула, провела руками по волосам. Как же она уставала он драконьего языка, сколько усилий требовалось для того, чтобы подбирать слова и выражать даже самые простейшие мысли. И вот как ему ответить на вопрос, как уместить сложные межполовые отношения, основанные на взрывоопасной смеси патриархальных традиций и феминизма? А Тень сидел, развалившись в обитом шелком кресле, подперев скрытую маской щеку, и выжидательно смотрел на нее из-под капюшона, и только глаза блестели в свете твераневых ламп.
Таня уселась на кровати напротив туалетного столика, скрестила ноги, расправила поверх них юбку в глупый цветочек.
— Вот как, — наконец начала она. — В моем мире мущщина дает подарок тэссе, но он имеет в голове, что она хочет и любит. Он помнит: тэсса может иметь свой интерес и вкус, он спрашивает вопросы и помнит ответы. Если нет, это плохой мущщина. Мангон не хочет сделать хорошо, он бросает платья, как еда для собаки.
Тень некоторое время молчал, покачивая в длинных пальцах ложку, и хотя его глаз практически не было видно, Таня чувствовала на себе пристальный взгляд, не колючий, но ощутимый.
— Итак, жест Мангона тебе показался подачкой псу? — прохрипел он.
— Да, — ответила Таня, после того, как выяснила значение слов. — Я не имею свободу здесь…
— Ты передвигаешься почти по всему замку и внутри стен, как тебе заблагорассудится, — перебил Тень.
— Ты знаешь, что я говорю. Я не имею свободу, никто спрашивает мое мнение, никто разговаривает со мной нормально…
— Никто не разговаривает.
— Что?
— Я не могу, это же звучит ужасно, — Тень потер лоб. — Никто не разговаривает — в драконьем мы используем двойное отрицание.
— Извините, дэстор Тень, — язвительно протянула Таня. — Что я плохо говорю чужой язык!
— Просто прими к сведению, — сказал Тень, ничуть не смущаясь уничтожающего взгляда Тани. — Итак, ты не виновата в истерике портного?
— Не виновата! Я просто не хочу платье, я хочу бруки. Простые бруки, чтобы положить туда мои ноги и нормально ходить. И что, я должна слушать гадкости про меня и Росси, потому что Вивьен есть “знаменитый” и “хороший”? Просто потому, что я есть тэсса? И если ты спрашиваешь меня, я скажу: иди к Вивьену, — Таня показала пальцем в сторону балкона, — и спроси его, есть ли он хороший мальчик?!
Она замолчала, потому что дыхание ее сбилось, ярость заливала грудь, а слова на драконьем языке будто прыснули в разные стороны, как тараканы, оставив голову абсолютно пустой. Тень не смотрел на нее. Потирая подбородок, он гипнотизировал несчастное пирожное в желтой глазури, которая как будто потускнела и даже немного подтаяла. Демонстративно отломанный кусочек лежал рядом, обнажая аппетитные бисквитные внутренности.
— Слушай, ведь не все мущщины здесь такие, — продолжила Таня, все еще пылая от возмущения. — Вот Жослен. Он рисовал для меня бруки и рубашку, он спрашивал вопросы, он хочет понять меня и сделать все правильно!
Тень повернулся.
— Художник сделал для тебя эскизы одежды?
— Да. Почему ты удивляться?
— И кто ему заплатит?
— Деньги? Никто. Он же друг! Ты знаешь все в замке, как ты не знаешь, что мы други?
— Друзья, — Тень больше не полулежал в кресле, а напрягся, сел ровнее, насколько мог себе позволить. — Я знаю, что художник много времени проводит с вами, но я не догадывался, что вы настолько сдружились.
— Ты не очень понимаешь в люди, да? — вздохнула Таня, но Тень оставил ее комментарий без внимания.
— А покажи-ка мне эти эскизы, — потребовал он, и Таня вдруг смутилась.
— Там нет чего-то интересного…
— Можно я сам решу, что мне интересно? — он протянул руку в черной перчатке. — Покажи мне эскизы. Пожалуйста, — голос его стал мягче, и Таня с недовольным видом сползла с кровати, чтобы сходить в кабинет за коричневой папкой из мягкой кожи.
— Мы просто развлекали себя, — неуверенно сказала Таня, прижимая наброски к груди. — Здесь нет серьезного.
— Тебе не нужно оправдываться, — сказал Тень и снова протянул руку. Таня вновь подумала, насколько у него длинные пальцы и какой маленькой показалась бы ее ладошка в них. — Позволь посмотреть.
Она пожала плечами и протянула папку, а сама забралась обратно на кровать — там ей было спокойнее. Тень сделал настольную лампу поярче и принялся за эскизы. Он долго рассматривал каждую страницу, крутил ее и так, и эдак, потом откладывал в сторону и принимался за следующую. Таня внимательно следила за ним, расстраиваясь от того, что не может видеть выражение его лица, и кусала нижнюю губу, сдирая с нее кусочки кожи. Пошла кровь, и она досадливо стерла ее тыльной стороной ладони.
— Волнуешься? Тебе так важно мое мнение? — спросил наконец Тень, поднимая голову.