— Нет-нет, даже не уговаривай, — отказывалась Раду. Она выставила вперед руки, будто опасаясь, что Сен-Жан подойдет слишком быстро и начнет обтираться от нее, как настоящий кот.
— Да она просто боится, — хохотнул кто-то совсем рядом. Таня обернулась и увидела, что из кладовой вышел невысокий крепко сбитый мужчина с лохматой черной бородой. Он улыбался и вытирал руки тряпкой. — Она не умеет пользоваться поднимателем, вот и выкаблучивается. Давайте я вам подмогу.
Мужчина подошел к рычагу и легко опустил его. Наверху что-то стукнуло, дернулось, и послышался шум мотора и шорох тросов. Мужчина тем временем куда-то нажал, что-то отодвинул и решетка открылась. Спустя пару секунд на уровень пола опустилась платформа.
— Пжалуста. Заходите, коль не боитесь.
Таня подошла первой. Потрогала носом ботинка деревянный настил платформы. Улыбнулась. Она выглядела довольной и с радостью залезла внутрь. Здесь было тесно. Платформу окружала такая же медная решетка, сверху конструкцию закрывал потолок. Обнаружилась в лифте и панель управления, однако вместо привычных кнопок на ней было несколько маленьких рычажков.
— Вот это здорово. Отца бы сюда! — выдохнула Таня по-русски.
— А он не упадет? — с опаской поинтересовалась Росси.
— Не упадет, — опять хохотнул мужчина. — Не боись, красавица, заходи.
Сен-Жан легонько подтолкнул Росси в спину и ободряюще ей улыбнулся. Сам он зашел вслед за девушкой. Последним был мужчина, он же закрывал решетку. На маленькой платформе едва-едва хватило бы места для Раду, но та сразу протестующе замахала руками:
— Нет-нет, даже не уговаривайте! Я туда не полезу. Я вот лучше пешком. Встретимся на третьем этаже, — и скрылась на винтовой лестнице.
Мужчина со знанием дела переместил несколько рычажков. Натянулись тросы, зажужжал мотор. Кабина дрогнула и медленно поползла вверх.
— Ох, вот это да, — восхищалась Росси. Таня тоже восхищалась, но не считала лифт чудом, а удивлялась, что встретила такой механизм в старом донжоне, и умилялась его раритетности.
— Тверань? — спросила она, указывая вверх, где должно было быть машинное отделение.
— А тэсса-то понимает, — одобрительно улыбнулся мужчина. — Тверань, она самая. Ну, вот мы и приехали.
Кабина остановилась чуть выше уровня пола. Мужчина открыл решетку. Гости вышли, тогда он отсалютовал и поехал обратно, к кладовой. Раду появилась почти тут же, даже не раскрасневшись от подъема по крутым ступенькам.
— Нам сюда, — сказала она.
Раду привела их в хозяйские комнаты, которые были предусмотрены на случай, если вдруг придется скрываться здесь от врага. Несколько помещений, почти все из них были закрыты, кроме гостиной и уборной. Здесь стояли добротные деревянные кресла, стол с парой стульев, камин. На полу валялась посеревшая шкура неизвестного Тане животного. Сквозь узкие окна в комнату просачивался жидкий дневной свет, и его серые мазки делали комнату еще более аскетичной и холодной. Окна выходили не на главный вход с подъемным мостом, а за донжон. Было видно замковую стену, по которой прогуливался одинокий стражник, и одну из угловых башен. Дальше тянулась полоса земли, покрытой ворсом пожелтевшей травы, особенно яркой и стальном свете хмурого дня. Потом зелено-желтый ковер обрывался, и уже дальше и ниже его сменяли пики елей.
— Там обрыв, — Жослен подошел сзади, наклонился к самому уху Тани. Удивительно, насколько уютно она себя с ним чувствовала, словно в компании старого друга. — А внизу течет Отолура. Река, — он показал рукой воду. — Ты должна выбраться из замка и посмотреть. Это великолепное зрелище. Надеюсь, Вашон не будет вечно заставлять меня прорабатывать наброски, и я смогу посвятить день, чтобы написать местный пейзаж.
— На столе овощи, фрукты и холодные закуски, — говорила Раду, разжигая камин, — да парочка бутылок вина. Вы здесь ненадолго, совет закончится, и я сразу за вами приду. Ну вот, — она отряхнула руки, с довольным видом наблюдая, как маленький огонек робко лижет поленья. — Приятно оставаться.
У Тани успела промелькнуть мысль, а кто бы им помешал покинуть холодный неприветливый донжон и попытаться выйти из замка, когда Раду захлопнула дверь. В замке повернулся ключ.
— Так мы пленники или нет? — жалобно спросила Росси, зябко потирая плечи.
Они пододвинули кресла к камину, поставили их полукругом. Росси достала из корзины большие шали, накинула одну на ноги Тане. Та сидела, пустым взглядом уставившись в огонь. На душе было мерзко после встречи лицом к лицу с Мангоном. Подкрадывалось отчаяние, тянуло из-за спины холодные пальцы к горлу. Таня сжимала зубы и гнала его прочь. Повторяла про себя план: выучить язык, найти способ сбежать, отыскать того, кто может отправить ее обратно. Раз ее вытащили в этот безумный мир, значит, можно и вернуть.
— Что-то у нас совсем холодно, — наконец Жослен не выдержал и решительно хлопнул себя по коленям. — И я сейчас не про температуру. У нас есть вино! Раз уж дракон сам нам его послал, пусть пеняет на себя. В этот медвежьем убежище вообще есть стаканы? — он оглядел полупустую комнату.
— Я взяла в корзине чашки, — шмыгнула носом Росси.
— Отлично! Будем пить, как гренадеры! — он достал фарфоровые чашечки и откупорил бутылку. Упругая струя терпкого вина полилась в дорогой эксклюзивный фарфор. — Росалинда, прошу. Северянка, это тебе. Ну, а это моя. Ну что, тэссы, я предлагаю выпить за вас!
Они подняли чашки, три человека, волей судьбы заброшенные в драконий замок. Три совершенно разные личности, тянущиеся друг к другу, заполняя пустоту в душе друг друга. Таня улыбнулась, обхватывая двумя руками полупрозрачную чашечку, любуясь, как вино сквозь стенки светится розовым. В комнате стало теплее. Огонь задорно плясал на поленях, да и люди своим дыханием согрели воздух. Они больше не жались в больших нелепых креслах. Они раскраснелись, раскинулись, громко разговаривая и весело смеясь. И даже периодическое непонимание не смущало их. Пустую болтовню сменили стихи, их — песни, а потом дело дошло до сказок.
— Круглый хлеб убежал от волка? — звонко смеясь, переспросила Росси, разглядывая рисунки подруги. Без них рассказ не получался. — Но какой в этом смысл? Эм… Почему? — она подобрала знакомое Тане слово.
— Не знаю, — Таня тоже смеялась. — Он был умный?
— Тогда почему Лиса съела его? — спросил Жослен, разливая последние капли вина из первой бутылки.
— Он был умный, но не совсем? Нет, нет! Он был… Как бы это сказать? — Таня выставила грудь вперед, изображая чрезвычайно гордого Колобка.
— Самолюбивым? Гордым! — угадал Жослен. — Хорошо, хорошо, — он отпил вина и отставил чашку. — Теперь Росси.
— Я расскажу вам сказку о Дедушке, — начала она. Ее глаза весело блестели, и Тане самой становилось лучше, когда она смотрела на подругу.
— Ооо, обожаю эту историю, — протянул Жослен.
— Жила-была семья. Жили они на самой границе Иларии, в забытой Матерью деревушке. Они еле сводили концы с концами. Папа с мамой целый день проводили в поле, а их сын, Миро, был предоставлен сам себе. Он следил за домашним скотом, убирал дом и готовил есть, но все чаще играл и забывал о своих обязанностях. И вот однажды корова пропала, — глаза Росси испуганно распахнулись, будто она на собственном опыте знала, какое это ужасное происшествие. — Миро испугался, ведь это означало, что будет голодно. Бедный мальчик и так носил одну одежду годами, потому что никак не вырастал. Миро бродил по полям и лесам, плакал и молился Великой Матери, но ничего не помогало. Тогда вернулся он домой под вечер, сел на лавку и заплакал. “И чего ты плачешь?” А дома некому было говорить, ведь мальчик был один. Представляете, как он испугался? “Ты мне жилище затопишь”, — продолжил голос. “Я корову потерял”, — пожаловался Миро. Он моргнул и вдруг увидел, кто с ним разговаривал. Перед ним стоял мужичок, такой невысокого роста, в домотканной одежде и красном тюрбане на голове. Миро сразу узнал его, потому что очень любил сказки. “Здравствуй, Дедушка, — Миро поклонился ему. — Не оставь в беде, помоги найти корову”. Дедушка — это домашний дух, — пояснила Росси Тане, и та понимающе кивнула. — Он заботится о жилище, семье, животных. И вот Дедушка подумал и согласился. Но поставил условие: три дня Миро будет отдавать ему свой ужин. Мальчик не думая согласился. Дедушка залез под лавку и исчез, а с улицы раздалось мычание коровы. Нашлась! Исполнил домашний дух свое обещание. Мальчик был так счастлив! Но когда вернулись родители и все сели кушать, пришлось Миро исполнять свою часть обещания. Как бы ни хотелось ему есть, каким бы вкусным ни было молоко с горбушкой хлеба, поставил он их под лавку — Дедушке. На второй день еще тяжелее было расставаться с ужином, живот от голода сводило, но Миро со слезами на глазах отдал и эту еду Дедушке. На третий день была каша, его любимая, на молоке и с малюсеньким кусочком масла. И словно заволокло его разум туманом, Миро набросился на кашу и все съел. Опомнился и испугался: еды в доме больше не было, и порадовать Дедушку было нечем. Он отказался спать на лавке, забрался к отцу на печь, подальше от жилья духа. А ночью проснулся от того, что кто-то возил ложкой по тарелке. Проснулся, а за столом сидит Дедушка и скребет ложкой по пустой плошке. Посмотрел он на мальчика, а глаза в темноте красным горят. “Обманул, — говорит, — ты меня, Миро. И за то поплатишься”. И исчез. А наутро заболела у них корова, и вещи стали ломаться, запасы портиться, и сколько бы ни просил Миро Дедушку, сколько бы еды ему ни предлагал, не удалось ему задобрить духа. Собралась семья и уехала из того дома, и спустя три дня рухнул он, будто прогнил весь.
— Отличная сказка, Росси, — сказал Жослен, — только мне больше нравится первоначальная концовка. Знаешь ее?
— Да, но не люблю. Не надо, Жослен.
— В ней Миро не стал ночевать дома, а ушел на улицу, — с азартом продолжил Сен-Жан. — Сидит на крыльце, молится Великой Матери, и тут его кто-то по плечу: стук-стук, — он постучал Тане по плечу. — Оглядывается, а там Дедушка, и глаза его красным горят. Так и так, обманул меня, говорит, значит, расплатишься со мной. Схватил мальчишку, подбросил до крыши дома и поймал. Потом снова подбросил, до верхушки тополя, и снова поймал. А в третий раз подбросил до самых облаков и пошел обратно в дом, спать. А на утро родители нашли сына мертвым, — досказав, Жослен оглядел подруг, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Вот это страх, — восторженно выдохнула Таня.
— А по-моему, очень жутко, — заявила Росси, кутаясь в шаль. — Старые сказки слишком жестокие.
— Так и жизнь тогда была непростая, — улыбнулся Жослен. — Теперь я? Ну хорошо. Легенда о драконьем проклятии, — он перелистнул страницу с Колобком и подобием Лисы. — Жил-был дракон, — на чистом листе появилась зубастая морда и изогнувшееся шипастое тело. — Он был волшебным и умел превращаться в человека. Вот только дракон был существом не добрым. Злым был дракон, убивал людей и не гнушался ужинать ими. Увидела это Матерь драконов и рассердилась. Не для того она своим детям давала человеческий облик, а чтобы они с людьми жили в мире и помогали им править, — он дорисовал злобному дракону корону и королевский посох. — Вот только возгордился дракон, упивался своей силой и творил разный беспредел. И тогда Матерь драконов послала на него проклятие — дикость. Все труднее дракону становилось сохранять разум в зверином обличье, все сложнее становилось перекидываться. Взмолился он тогда: не хочу я терять человеческий облик и сознание, помоги, Матерь! И мудрая дракониха ответила: ты должен завоевать уважение людей. Стать настолько ценным для них, что найдется достойный человек, который согласится умереть ради тебя, придет ко мне и подарит свою жизнь в обмен на твой разум. И нашел Дракон такого человека. Молоденькую девчушку, дочь князя, который мечтал сделать дракона своим покровителем. Она вошла в огненные объятия Матери и отдала свою жизнь ради дракона. И дикость отпустила его. Жил он долгие годы и правил мудро, ценя человеческую жизнь. С тех пор, достигнув зрелости, каждый дракон впадает в дикость и ищет достойную жертву, чтобы выкупить свой разум и человеческое обличье.
Жослен поставил красивый вензель в конце страницы, завершая рассказ. Таня смотрела на злобного дракона, на то, как он складывает лапки в мольбе и как из глубины озера или моря — на рисунке было не понять — появляется Матерь. На хрупкую фигурку в огромных лапах драконихи.
— Я чего-то не понимаю, — начала Таня по-русски, но потом спохватилась и постаралась объяснить теми словами, что были ей доступны. — Дракон не любит человек. Мать говорит: убивай человека. Дракон убивать. И любит человека. Как так?
— Это сказка, — пожал плечами Жослен. — Тут логики не больше, чем у хлеба, который поет зайцу. Ты же знаешь эту легенду, Росси?
Они посмотрели на девушку, но та не сводила взгляд с картинок. Ее губы шевелились, она что-то шептала. Отсветы огня плясали по милому круглому личику, подчеркивая тревогу на нем.
— Росси, ты чего? Ты меня пугаешь, — тронул ее Жослен.
— Дракон впадает в дикость. Ему нужна достойная жертва, чтобы сохранить разум. Девушка. Жертва, — Росси подняла испуганный взгляд, встретилась глазами с Таней.
— Ох, черт, — выдохнула та. В ушах зашумело. Дракону нужна жертва, и он нашел ее. Держит в замке, чтобы отдать злобной Матери. Этого не может быть!
— Эй, вы чего? Что с лицами случилось? — бедняга Жослен смотрел то на одну девушку, то на другую, не понимая, почему веселье так быстро испарилось, просочилось вместе со сквозняком за толстые стены донжона.
— Я живу далеко-далеко. В другом мире. Достойная жертва? — хриплым голосом спросила Таня.