Тень снова помолчал, а потом попросил:
— Скажи еще что-нибудь.
— Ты снова смеешься? Ты мне сейчас сказал, что дракон хочет убивать меня. Мне нужно время, чтобы понимать все это.
— Ты хочешь страдать?
— Да!
— Хорошо, — пожал плечами Тень и замолчал. Он и правда больше не задавал вопросов, а погрузился полностью в свои мысли, полностью довольный таким положением дел. А вот Тане не страдалось. Истерики, слезы и причитания казались ей нелепыми рядом со спокойным Тенью, который как будто начал качать головой в такт одному ему известной мелодии. Она еще некоторое время пыталась обижаться на судьбу, потом ей стало скучно, и в конце концов она толкнула Тень локтем в бок.
— Что ты хотел знать?
Он усмехнулся.
— Скажи мне что-нибудь на своем языке.
— Ну не знаю. “Привет, меня зовут Таня”.
— И что ты сказала?
— Привет, мое имя Таня.
— Интересно. А еще что-нибудь объемное, чтобы я мог послушать, как звучит твой язык.
Таня задумалась. Мысли, как назло, прыснули в разные стороны, оставив в голове гулкую пустоту. Что ему рассказать? Начать просто нести какую-нибудь околесицу? Или вспомнить отрывки произведений, что учила в школе, и рассказать, что редкая птица долетит до середины Днепра?
— Ну ладно. Эм. Раннее темное утро, — она замолчала, бросила взгляд на Тень. Тот приготовился слушать. — И в рамке фрамуги темные тучи глотают цепочки созвездий. Видишь, Художник? В космической злой центрифуге черный квадрат погружается в белую бездну.
Так часто бывало, когда в памяти всплывали давным-давно вызубренные строки. Когда сознание пыталось за что-то зацепиться, искало образы, спасаясь от тревоги, оно выуживало из глубин стихи. Так произошло и в этот раз, когда странный знакомый попросил рассказать “что-нибудь”. Что за нелепая просьба!
— Еще, — взволнованно прохрипел Тень, когда Таня умолкла.
— Еще? Ладно.
Что теперь будет? Рождение нового мира?
Гибель искусства и выбор других идеалов?
Ветер сомнений гуляет по нищей квартире,
Гонит к мольберту, срывая покров одеяла, — она закрыла глаза и читала строки, смакуя знакомые слова, словно любимую сладость. Катала их по языку, наслаждаясь родным звучанием, подняла подбородок, распрямила плечи, невольно делясь своим наслаждением с внимательным слушателем. — Холст загрунтован… под черной тяжелой завесой
Свет разливается — спор между смертью и жизнью.
Критики будут плеваться, и взбесится пресса:
Мастер мятежный войну объявил классицизму.
День занимался. Кончилось время дуэли,
Свет победил и сияет в оконном проеме.
Пишет художник картину: по белому — белым,
Новая тайна и новая жизнь в монохроме*
Таня замерла, сжав руку в кулак на груди. Пару мгновений в своих фантазиях она еще была дома, где заучивала стихи с экрана монитора, и за воображаемым окном шумела Москва, но потом реальность снова напомнила о себе. Таня вернулась в темноту леса, опустила плечи, съежилась от тоски и стыда за свое откровение.
— Научи меня этому языку.
— Что? — пискнула Таня. Подобной просьбы она точно не ожидала.
— Он похож на некоторые, которые существую на Лурре, в том числе драконий, но на нем точно никто не говорит. Это идеальный готовый язык для тайного общения. Ты должна меня научить.
Повозка вынырнула из леса. Дорога под колесами сменилась на широкие плиты, и подпрыгивать приходилось теперь только на стыках. А впереди несла воды широкая величавая Отолура, целую вечность назад спасшая двух девушек. На темных волнах плескались серебристые жемчужины звезд. От берега к берегу тянулся добротный каменный мост, и Таня забыла на время о разговоре, крутя головой из стороны в сторону, любуясь завораживающим пейзажем, впитывая красоту чужого мира.
— Так что, научишь?
— Я не учить никогда, — ответила Таня.
— Это не проблема. Я хороший ученик, — Тень развел руки, на пару секунд оставив поводья, будто демонстрировал свою исключительность.
Таня помедлила, а потом решилась назвать настоящую причину отказа.
— Боюсь, у меня мало времени, — проговорила она, пристально глядя на Тень. Он повернулся, встретился взглядом с ней и посмотрел долго и внимательно.
— Мне жаль.
Что-то внутри оборвалось. Наверное, это была последняя искорка надежды, которая потухла и оставила Таню одну со своим предназначением.
— Ты спас от оборотней, и я умру от дракона, — горько сказала она.
— Мне бы хотелось, чтобы все было по-другому.
Дорога до Серого Кардинала пролегала через поле и заняла еще около получаса, и все это время прошло в тишине. Таня не знала, что еще можно сказать, и Тень ей не помогал. Она смотрела вперед, на бескрайнее темное море колышущихся трав и видневшиеся башни. Замок, медленно восставший над горизонтом, был прекрасен. Серебристый в лунном свете, он горел прямоугольниками окон и напоминал рисунок из детской книжки. Над Южной башней висел флаг, практически недвижимый в безветренной ночи. И только когда до ворот оставалось метров пятьсот, Тень натянул поводья, останавливая лошадей.
— Я должен знать, — прохрипел он. — Ты поэтому хотела сбежать? Потому что поняла свое предназначение?
Таня в который раз за вечер удивленно подняла брови и посмотрела на Тень. Вот, значит, как он решил? Что она решила сбежать, но по дурости упала в реку, а затем угодила в лапы оборотням?
— Мы не сбегали, — раздался сзади слабый голос. Таня обернулась. Росси проснулась и смотрела на них лихорадочно блестящими глазами. — Дано сказал, что Мангон хочет видеть нас, показал какую-то монету стражникам. Мы не знали, что это повод просто вывести нас из замка, думали, что правда идем на встречу с Мангоном. Он пытался нас убить, достал револьвер, а потом… Потом мы упали в реку. Я едва не утонула, и если бы не Северянка, — тут Росси больше не могла говорить, слезы потекли из ее глаз и она, всхлипывая, уткнулась носом в свой рукав.
— Дано, значит, — прошипел Тень. — Но! — он неожиданно прикрикнул на лошадей, и так Таня обнаружила, что у него может быть нормальный мужской голос. Приятный и чистый, звенящий от ярости. Тень заставил лошадей рысью пробежать к опущенному надо рвом мосту. Когда до него оставалось всего ничего, он сунул поводья в руки Тане.
— Эй, это что? Нет, нет! Я не умею!