— Доброй ночи, — раздался слева бодрый голос, и сильные руки принялись по возможности осторожно отрывать Танины пальца от поводьев. — Дэстор приказал ввести повозку в замок. Вы позволите?
Таня медленно повернула голову и увидела, что рядом с ней сидит молодой крепкий стражник в кирасе и шлеме. Наверное, он запрыгнул на козлы, когда Таня гипнотизировала взглядом ров. Откуда-то всплыло воспоминание, что Мангон обязал всю стражу носить доспех. С сочувствующим видом мужчина забрал у Тани поводья и взял управление на себя.
— Вы бы вернулись в повозку, тэсса. А то мне неудобно, право слово, — проговорил стражник, смущенно глядя на свое плечо, трущееся о плечо Тани, но та его уже не слушала. Она увидела у главных ворот знакомую фигуру с копной светлых непослушных волос.
— Сен-Жан!
Таня не стала дожидаться, пока лошади остановятся, спрыгнула на землю и помчалась к Жослену. И только подбежав к нему, остановилась, смутившись. Ей нестерпимо хотелось обнять его, прижаться к узкой груди, почувствовать дружеское похлопывание по спине, но не знала, насколько ее порыв окажется уместен. Однако Сен-Жана ничего не смущало.
— Северянка, слава Матери! — Жослен сгреб Таню в охапку и прижал к себе. Он ощутимо дрожал. От его рубашки приятно пахло красками и маслом. — Я чуть с ума не сошел, когда узнал, что вы угодили в лапы Вуку.
Таня позволила себе несколько мгновений слабости. Прижалась лбом к Сен-Жановой груди, сжала пальцами его шелковую рубашку на спине. Но потом собралась, отстранилась.
— Росси. Она плохо, — сказала Таня, кивнув в сторону повозки. Стражник уже остановил лошадей и сейчас присматривался к девушке, которую должен был вытащить. Жослен нахмурился и направился к нему, а Таня получила возможность оглядеться.
Несмотря на то, что было очень раннее утро, двор не пустовал. Многие обитатели замка высыпали на улицу, чтобы посмотреть на возвращение сбежавшей драконьей добычи. Была среди них и Раду. Она стояла наверху лестницы, у бокового входа в главное здание, и смотрела на вернувшихся девушек сверху вниз. Выражение ее застывшего лица скрывали тени, но Тане показалось, что Раду взирает на нее с неприязнью, будто доподлинно знала обо всех ее приключениях. Горничные переговаривались, и понять их тихое щебетание было невозможно. Стражники пытались сохранять невозмутимость, но то и дело косились на причину ночного переполоха. На нее, Таню.
Во дворе появился Сен-Жан. Он нес Росси на руках. Та обвила его шею руками и прижалась к груди. Жослену, худощавому и изящному, внезапные силовые упражнения были явно в новинку.
— Тебе идет женщина, — замечание, полное ироничного тона, принадлежало новому для Тани человеку. Это был мужчина лет сорока на вид, с длинными каштановыми волосами, забранными назад, и пышными, но ухоженными бородой и усами. Он кутался в просторное вышитое одеяние и выглядел заспанным и крайне недовольным.
— Маэстро, я прошу вас, — с несчастным видом выдохнул Жослен.
— Но-но, Жослен, дамы вдохновляют художников. Вам предстоит посетить спальню юной тэссы, что может быть волнительнее?
Жослен выглядел сбитым с толку. Он смотрел на Вашона, а это был именно он, словно тот ударил его. Сам маэстро улыбнулся в идеально уложенные усы, развернулся на каблуках и проследовал в сторону галереи, заложив руки за спину.
— Жослен, надо идти, — сказала Таня, тронув художника за руку. Та дрожала от напряжения, и Таня боялась, что он просто уронит Росси.
— Да, ты права, — Сен-Жан бросил последний несчастный взгляд в ту сторону, куда ушел его учитель, и понес Росси к парадному входу. Люди, собравшиеся во дворе, расступались. Некоторые переговаривались между собой, что-то комментировали, но у Тани не было сил обращать на них внимание. Сен-Жан все-таки не осилил подъем по лестнице, им приходилось несколько раз останавливаться, усаживать Росси на ступени, потом снова поднимать ее и уже вдвоем помогать ей добраться до спальни. Но спустя время Росалинда оказалась в своей комнате и со стоном счастья завалилась на мягкую кровать.
У Тани появилась минутка, чтобы выдохнуть, оглядеться. Голубая спальня казалась такой знакомой после бедной комнатки в доме оборотней, но удивительно холодной. Сможет ли она уснуть после всего, что случилось?
— Спасибо, Жослен. Дальше я сама, — сказала Таня, убирая со лба прядь мокрых волос. — Ты в порядке?
— Ты вернулась из плена оборотней и хочешь знать, все ли в порядке у меня? — удивленно вскинул брови Сен-Жан. Он все еще пытался отдышаться, его свободная рубаха прилипла к груди и животу.
— Ну, ты выглядишь… — обеспокоенным, хотела бы сказать Таня, но не знала нужных слов. — Ты выглядишь плохо. Это был твой… дэстор?
— Мой учитель, да. Он довольно своеобразный, не обращай внимания, — промямлил Жослен, а затем пояснил, чтобы Таня точно поняла: — Он сложный человек. Как и все великие люди. Прекрасные люди. А маэстро поистине прекрасен, Северянка.
— Верю тебе, — ответила Таня, наблюдая, как по усталому лицу художника расплывается счастливая улыбка. — Мне надо Росси снять.
— Раздеть. Да, понимаю, — Жослен направился к выходу, но в последний момент остановился. Помедлил пару мгновений и крепко обнял Таню. — Я так рад, что ты жива!
— Ага. Я тоже.
— Если понадобится помощь, пожалуйста, сразу говори. Пришли ко мне служанку, и я сразу буду у твоих дверей.
— Спасибо. Ты хороший друг.
Едва за Жосленом закрылась дверь, будто кто-то выдернул стержень из Таниного позвоночника. Тело размякло, ноги отказались ее держать, и она медленно опустилась на пол. Повернула голову в сторону спальни Росси — смежная дверь была открыта — и увидела, как та лежит на шикарной кровати прямо в волчьем платье, но Таня не могла заставить себя подняться, чтобы помочь подруге раздеться. Она застонала в изнеможении.
— Хоть бы кто-нибудь пришел, — прошептала она в потолок.
И потолок ее услышал. Или, возможно, горничных попросил чуткий Жослен, а может быть, сам Мангон велел позаботиться о своих беглянках, но спустя пару минут дверь открылась, и в комнату вошли горничные. Две направились к Росси, другие две подхватили Таню, стянули с нее грязную непросохшую одежду, завернули в простыни. Кто-то принес горячей воды. Горничные помогли Тане забраться в ванну, и когда она погрузилась в ароматную воду по самую шею, что-то внутри надломилось. Тело с наслаждением откликнулось на горячие объятия, синяки и ссадины заныли, мышцы отозвались тупой болью от усталости. Таня запрокинула голову и задышала тяжело и прерывисто, резко выпуская из груди воздух.
— Тэсса! Тэсса, с вами все в порядке? — горничные засуетились. Одна попыталась вытащить Таню из ванной, но та лишь упорно мотала головой. Тогда другая положила на ее лоб холодный компресс, надеясь, что он поможет пленнице дракона не умереть от сердечного приступа. Бедняжки не могли догадаться, что эти сухие хрипы — единственные рыдания, которые могла себе позволить Таня. Слез не было.
Убедившись, что Татана не собирается умирать прямо в ванной, горничные помогли ей выбраться, облачиться в кружевную ночнушку и залезть под тяжелые одеяла.
Таня осталась наедине с собой, своими мыслями и телом. Несмотря на то, что служанки долго терли ее жесткими мочалками, она все еще казалась себе грязной. На бедре, которое со звериной силой сжал Лис, остались синяки, свидетельство его злобы, и сколько бы Таня их ни терла, она, конечно, не смогла от них избавиться. От мысли, что следы Лиса остались здесь, с ней, на ее теле, хотелось кричать, содрать кожу, только бы не видеть эти мерзкие круглые синячки. Но усталость брала свое, а прохлада простыней, податливая мягкость кровати, свежее белье — от всего этого измученному телу становилось так хорошо, что Таня согласилась на какое-то время забыть о своей страшной участи. Чтобы восстановить силы.
Ее планы были просты: есть и спать. Но вторая ночь снова выдалась беспокойной. Началось все со стука в дверь. Таня проснулась не сразу, а потом попыталась прогнать непрошенных гостей, не вставая с кровати, но стук все продолжался.
— Раздави меня каток, — сквозь стиснутые зубы пробормотала Таня, свешивая ноги. Пальцы коснулись холодного пола. Она схватила халат, натянула прямо поверх надоедливых кружев ночной рубашки. Распахнула дверь. И удивленно ахнула.
На пороге стоял Дано. Его лицо было опухшим, все в кровоподтеках. Он стоял на коленях перед ее дверью и одной рукой, точно младенца, укачивал другую.
— Что случилось? — выдохнула Таня. — Помощь?
Дано смотрел на нее, не говоря ни слова, и ей казалось, что он вот-вот заплачет.
— Да что происходит? Ты пугать меня!
— Ну, как тебе мой подарок? — голос раздался сзади, и обернувшись, Таня увидела Тень, сидевшего на ограждении балкона, и черный плащ трепетал на ветру. Тень легко спрыгнул вниз, словно нога и не беспокоила его.
— Что это такое? — спросила Таня, указывая на Дано, который съежился, едва услышал голос с балкона. Тень легко справился с замком, распахнул дверь и подошел ближе. Остановился, посмотрел на избитого мужчину.
— Подарок тебе. Я не люблю повторять дважды.
— И что мне с ним делать?
Тень пожал плечами, а потом дернул рукой, и в ладонь скользнул кинжал. Острое лезвие блеснуло в свете луны.
Дано и Таня ошарашенно уставились на оружие.
— Заходи, — велела Таня слуге, осмотрев коридор. Еще не хватало, чтобы их увидели прихвостни Мангона. — Скорее же, ну!
Дано, так и не поднимаясь с колен, прополз в комнату. Таня закрыла дверь, отгородившись от любопытных глаз.
— Что это такое? — зашипела Таня на Тень, но он смотрел сверху вниз на слугу, и капюшон скрывал его глаза.
— Ты говорил, что будешь умолять о прощении, — обратился он к Дано. — Я не слышал твоей мольбы.
Дано перевел испуганный взгляд с облаченного в черное мужчины на Таню и вдруг бросился к ней, вцепился в шелк ночной рубашки грязными руками, обнял ее ступни и зарыдал: