Таня никуда не приседала, она стояла и во все глаза смотрела на явление хозяина замка в развевающемся плаще.
— Я вот только уточню, — процедил сквозь зубы Адриан, — решили пообщаться, когда в замке бушует неизвестная болезнь?
— Но вы говорили, что ею болеют слуги, они заперты где-то наверху, и я… — начала было Виталина, но Мангон ее перебил:
— А вы, значит, бессмертная? От этой болезни горит тело, а кожа покрывается волдырями, в которых плещется огонь.
“Просто температура и сыпь, что за драма?” — подумала Таня, но вслух, конечно, ничего не сказала.
— Я не знала, что все так тяжело, — пролепетала Виталина.
— Будьте так добры, разойдитесь по комнатам. К сожалению, теперь вы не сможете покинуть замок, пока мой врач не разрешит вам.
— Не смогу покинуть замок? — ахнула Амин. — Но мой отец…
— Поверьте, я куда более разочарован, чем вы, — резко ответил Мангон, и Таня едва удержалась, чтобы не ухмыльнуться. — Советую написать отцу письмо. И впредь думать хоть немного головой! А не тем, чем вы сегодня это делали.
— Мангон, на самом деле, вы немного перегибаете, — вступился за девушку Ястин. — Мы повели себя неосмотрительно, но все же…
— Вы повели себя, как глупцы, которым интересны лишь вино и сплетни, — прорычал Мангон, и гнев его ощущался буквально физически. Он почти обжигал: Адриан обладал способностью воздействовать на людей, и Таня уже не впервой было с ней столкнуться. — И нам всем придется разбираться с последствиями. Вечер закончен. Всем нужно разойтись.
Таня вместе со всеми хотела проскользнуть наверх, но вскрикнула от боли, когда Мангон схватил ее за руку.
— Ты чего устроила? — он не кричал, боясь, что его услышат, но буквально выплевывал слова Тане в лицо, и от этого было только хуже. — Ты знаешь, что Росалинда больна. Ты знаешь, как это опасно. Какого Бурунда ты пьешь здесь мое вино и развлекаешься?
— Я не хотеть. Меня звать Виталина, — забормотала Таня, не в силах справиться с таким натиском, с такой бурной яростью.
— Говори нормально! — зарычал Мангон и повторил тише: — Говори нормально, я же знаю, ты умеешь. И ради Матери, тебе нужно просто сидеть и не высовываться. Я хотел поступить с тобой по-человечески, не держать в цепях, позволил жить в хорошей комнате, ходить по замку, есть, что твоя дикая душа пожелает. Ты можешь просто не разрушать все вокруг себя?
— Жить? — зашипела Таня. — Ты отбираешь мою жить, — ее захлестнуло такое отчаяние, такая обида, что страх померк перед ними. — Ты есть само зло!
Таня развернулась на каблуках и бросилась вон из зала. Ее трясло, глаза жгло от слез, которые так и не будут выплаканы. В любой момент она ждала удар в спину, но его не последовало. Только когда Таня уже поднималась по лестнице, она услышала страшный грохот из обеденного зала, но даже не остановилась.
***
На третий день вернулся Владимир. В ожидании его Таня проводила дни с Росси, учила драконьи слова с Жосленом, делала упражнения по вечерам, отказавшись от пробежки, потому что Раду появлялась, стоило только нос показать из комнаты. Пару раз к ней заглянул Тень. И все-таки, когда в ворота замка въехала двойка лошадей, груженных сундуками, Таня испытала настоящую радость.
— Ты приехал, — она выбежала во двор и приветствовала Влада, словно родного дядюшку.
— Татьяна, рад тебя видеть! — широко улыбнулся Владимир и потрепал ее по отросшим волосам. От былой стильной стрижки не осталось и следа, волосы уже почти закрывали уши. — Конечно, приехал, разве я брошу Серый Кардинал загибаться от детской болезни? На вот, это тебе. Ты такие не пробовала, — он вытащил из сумки сетку странных фруктов.
Мангон тоже был во дворе. Он ждал врача с нетерпением, потому что накануне сразу трое слуг слегли с лихорадкой. Адриан хмуро наблюдал, как по-доброму Влад общался с Таней. Вот он передает ей сумку с соболами, вот треплет белокурые волосы, широко улыбается какой-то шутке. Между этими двумя на удивление быстро возникла связь, которую Мангон с поистине драконьим чутьем признал опасной.
— Влад, твои комнаты готовы. Поторопись расположиться. Несколько слуг больны, я хочу, чтобы ты их осмотрел как можно скорее, — попросил он, подойдя ближе. На Таню он даже не посмотрел, словно ее и не было рядом.
— Конечно. Татьяна мне поможет разложить вещи. Правда, дорогая?
Таня кивнула, с аппетитом вгрызаясь в соболу. По вкусу фрукт напоминал лежалое яблоко, только с косточками, разбросанными по всей мякоти. Она чувствовала себя едва ли не счастливой и решила не обращать внимание на пренебрежение Мангона, мысленно махнув на него рукой.
Дольше всего заняло устройство лаборатории. Но когда все было готово, все свободное время Тани захватила работа с Владимиром. Она вставала в пять утра, пока было темно, делала зарядку, завтракала в компании врача и начинала работу. Она грела воду, мешала травы и порошки по подробным рецептам, протирала столы и колбы. С восьми утра к ним приходили больные, которых становилось все больше, и тут Таня оказалась незаменима. Служанки были настолько консервативны, что не готовы были снять чулки или закатать рукава в присутствии мужчины, поэтому их воспаленную кожу осматривала и обрабатывала Таня.
Владимир привез ей форму сестры помощи: шерстяное платье, чепец и фартук, — но Таня предпочла одежду, которую носили его ученики. Широкие брюки, рубашка, жилет и кожаный фартук тонкой выделки с портупеей. Волосы она забирала и зажимала обручем, как Владимир, отчего окончательно становилась похожа на парня. Ее жесты стали резкими и порывистыми, словно у дворового мальчишки, с которыми Таня провела все детство. Она громко смеялась и колко острила, потому что в ее распоряжении вновь оказался родной язык с его полутонами, тонкостями и двойными смыслами. Одним словом, Таня чувствовала себя, как карп в реке.
Однажды, наслаждаясь временными затишьем, Владимир и Таня пили чай с лимонным кексом. Она вытянула ноги и с наслаждением прикрыла глаза. Влад доливал себе уже третью кружку травяного настоя, который заменил им чай, щедро сдабривая его сахаром.
— Знаешь, чего мне тут ужасно не хватает? — спросил он. — Юбилейного печенья. Странно, но пока я жил в Твери, терпеть его не мог. Оно казалось таким простым, сухим, прогорклым. Я все брал курабье какое-нибудь или корзиночки с масляным кремом. А попал сюда и вдруг понял: хочу юбилейного печенья. А здесь нет такого. И рецепта я не знаю, чтобы у повара заказать. Просил лучших: сделай самое простое печенье, будь человеком. А не могут они простое, лучшие повара-то. Вкусное делают, но не то, — он замолчал и сделал глоток чая.
— Ты так и не рассказал, как попал в этот мир. Как можно добровольно сюда уйти?
— Как и в мир иной — от безысходности, — усмехнулся Владимир. — Я учился на микробиолога, точнее, вирусолога. Меня захватывала идея разобраться в их маленькой вселенной и понять, как вирусы живут, попадают в организм и что с ним делают. Интересная специальность, полезная. И малооплачиваемая. У нас, по крайней мере. Говорят, есть частные лаборатории или привилегированные государственные, где можно зарабатывать, как человек, но я даже вакансий таких не видел. После института работал, как все: дом — работа — дом. Кое-как сводил концы с концами, но сводил. Женился. Жена моя… Ленка. Бывшая. Ленка тоже на медицинском училась, на фармацевта. Мы с ней со второго курса вместе были, мечтали, что в горе и радости, о маленькой уютной квартирке, коте, потом детях, конечно. А работал я тогда под началом талантливейшего вирусолога Виталия Анатольевича. Виталика. Ну, талантливым он был не только вирусологом, — Владимир многозначительно замолчал, и Таня спросила:
— А кем еще?
Влад горько усмехнулся.
— Любовником он был талантливым. Влюбилась в него моя Ленка и ушла от меня. Сказала, что у него дача на берегу Волги и машина иномарка. А у меня хрущевка на окраине Твери — я ему был не соперник. Как после этого приходить в лабораторию, плечом к плечу работать с этим… Виталиком? Эх, сигаретку бы сейчас. Ты не куришь?
— Нет, я за спорт.
— Это правильно, конечно. Но что-то гадко на душе стало. Курить захотелось.
— Если тебе сложно, ты не продолжай, — обеспокоенно предложила Таня. — Это все мое любопытство, раздави его каток.
— Каток?
— Это так мой отец говорил… говорит, — смутилась Таня.
— Знаешь, мне нужно кому-то рассказать. Трудно это — когда все в себе держишь. Если выслушаешь старика, я расскажу.
— Конечно, если тебе не сложно.
— Итак, работать нормально я не смог, — продолжал Влад, подливая себе кипяток, только чтобы занять руки, — и Виталик отправил меня в отпуск. Отдохнуть, подумать. А что тут думать? Ясное дело, что следующий шаг — увольнение. Вот так повернулась моя жизнь. Ни жены, ни детей, ни работы, считай. А тут еще мама умерла от рака, лечили его тогда очень плохо. И однажды я взял бельевую веревку, кусок хозяйственного мыла и пошел в лес. Почему я не взял никакого стула, как я думал взбираться-то? Только сейчас в голову пришло. Но не важно. Пошел я в лес, он за домом нашим растет. Темно было. И вдруг что-то загорелось ярко-синим, загудело, и вдруг вспыхнула искра и расширилась в портал. Знаешь, кольцо такое синее, а внутри — лето. У нас-то зима была. Я подумал, что все, крыша поехала. Если коротко, то это оказались техномаги. Они иногда наведываются в наш мир, изучают языки и культуру. Ну и донаведывались. Притащили себе корь, которая разрослась до эпидемии. Они уже полгода искали способ справиться с ней так, чтобы не привлечь к себе особого внимания с нашей стороны. И вот им попался я. Отчаявшийся, спивающийся вирусолог, который хотел одного: быть как можно дальше от своей боли. Когда я воровал в лаборатории реагенты, лекарства, записи, микроскопы и инструмент, я не знал, что вместе с ними прихвачу сюда и свою боль. Куда не беги, везде берешь себя с собой. Даже в другой мир.
— И тебя никто не задержал с этим добром?
— Нет. Ночью на охране сидела Люба, я с ней выпил, пожаловался на жизнь. Пока я собирал вещи по лаборатории — мне было совершенно плевать на камеры, ведь я планировал исчезнуть в портале — ее сморило, и я смог безнаказанно вынести две спортивные сумки казенного добра. Я поступил плохо, признаю, но здесь без всего этого мне пришлось бы туго. Взял лекарства, кое-какую одежду, фотографию родителей и отправился за новыми знакомыми в портал.
— Вот так просто? В светящийся круг за незнакомыми людьми? — Таня явно не верила в правдивость истории.
— Это же я тебе короткую версию рассказываю. Хочешь, перескажу, как они меня несколько вечеров уговаривали, узнав, что я доктор? Как показывали артефакты, часы карманные с маленькой механической кукушкой, автоматическое перо и кремниевый пистолет? То-то же. Ты права, это долго и скучно. Все, что нужно знать, что Ромо и Артеску меня уговорили, и я отправился сюда. К этим небоскребам, дилижансам, тверани, дирижаблям, пароходам. Драконам. Если бы ты знала, как я орал, когда в первый раз увидел драконов. Это был праздник, день Великой Матери, и илибуржцы собрались на главной площади. И в разгар праздника на помост опускались они. Пятеро владык. Один за другим: Аррон, как самая старшая, Кейбл, Верион, он тогда еще интересовался государственными делами, молодой Уэлл. И Мангон, конечно. Огромные, величественные. Я думал, умру там от детского восторга. Сорвал глотку в тот день, да… Но это было потом, а попал я в разгар эпидемии кори.
Раздалось громкое шипение. Владимир вскочил, кинулся к своему алхимическому оборудованию. Один перегонный аппарат исправно капал бледно-зеленой жидкостью, но теперь она вспенилась в сосуде, пошла крупными пузырями, зашипела. Выругавшись, Владимир сунул руки в огромные резиновые перчатки, стянул очки-гогглы на глаза и кинулся к своим драгоценным колбам. Еще в одном месте повалил дым, где-то забурлила жидкость, ощутимо запахло тухлым. Влад бегал с одного конца длинного стола к другому, пытаясь успеть везде, а когда Таня попыталась помочь, прикрикнул:
— Не лезь сюда!
И в этот самый момент в дверь постучали. На пороге импровизированной лаборатории стоял Мангон. Он с удивлением посмотрел на проклинающего всех и вся Влада, мечущегося от сосуда к сосуду.