Тон его оставался спокойным, что резко контрастировало со словами о раздражении.
— Мангон, мне некогда! Таня вами займется, — даже не оборачиваясь, заявил Владимир, и тут же что-то хлопнуло, и над столом поднялось облачко дыма. Он бросился к одному перегонному кубу, потом другому, пытаясь взять под контроль катастрофу лабораторного масштаба.
Таня и Мангон посмотрели друг на друга: она испуганно, он хмуро.
— Влад, так не пойдет. Мне нужна твоя помощь и немедленно. Я не привык просить дважды.
Владимир бросил металлические щипцы на стол, поднял очки на лоб.
— Мангон, я готовил эту вакцину два дня, и сейчас все летит Бурунду в трещину! Будьте мужиком и снимите чертову рубашку. Татьяна все обработает. Не мешайте мне оба, ради Матери!
И он снова вернулся к работе. От едкого дыма сразу заслезились глаза, Владимир снова выругался и опустил гогглы на место. Таня развела руками:
— Идем в процедурную, — это слово было новым и сложным, и она вворачивала его к месту и нет. Таня узнала много нового за последние дни, Влад прилагал все усилия, чтобы помочь Татьяне лучше себя чувствовать в чужом мире и продержаться до тех пор, пока они не придумают, как ее спасти.
Мангон был хмур, под стать осеннему дню за окнами, но ничего не сказал, а послушно прошел в угол комнаты, отделенный богато вышитой ширмой: другой в замке не нашлось, а на этой уже виднелись следы реактивов и лекарств, которые случайно попали на ткань, и служанку однажды замутило от вида крови и вырвало прямо на ширму. Мангон выделил Владимиру сразу несколько смежных залов, но в основном они с Таней обитали в одном. Здесь они и проводили эксперименты, и принимали больных, чтобы всегда быть на подхвате друг у друга. Расписанный драконами потолок, лепнина и картины на стенах резко контрастировали с бренностью человеческой жизни. Великие люди прошлого взирали с картин на сыпь, язвы, озноб, на слабые тела, покрытые каплями пота. Иногда казалось, что они презирают живущих и втайне мечтают, чтобы каждый приходящий в их шикарную обитель умер в мучениях.
— Снимайте рубашку, — по возможности холодно попросила Таня, стараясь не выдать своего смятения. — Я работаю над спиной, плечами и шеей. Остальное сам. Мазь я дам, если ваша заканчивается.
Она натянула перчатки из толстой коричневой резины, которые в подметки не годились тонким латексным перчаткам двадцать первого века. Но Мангон не шевельнулся. Так и стоял, буравя ее взглядом.
— Что случилось? Боитесь, что я отвечу вам за все? Не бойтесь, я уберу ножи и иголки.
— Нет, я не боюсь твой мести, — без тени улыбки сказал Мангон. Он вынул большие карманные часы, положил их на стол. Вслед за ними отправились запонки. Мангон снял жилет, резким движением стащил с шеи шелковый платок изумрудного цвета и чуть помедлил, прежде чем расстегнуть рубашку. Таня почувствовала, как вспотели ладони. Она помнила, как тонкий шелк блузы казался ей броней, когда она осталась в логове оборотней, и она думала, что понимает опасение Мангона оказаться беззащитным. Хотя о какой беззащитности может идти речь, когда у тебя под кожей прячется настоящий дракон? Да и его человеческое тело, как оказалось, было не слабым, а поджарым и мускулистым.
Мангон бросил рубашку на ширму и вопросительно посмотрел на Таню.
— Начинаем? У меня мало времени.
— Эм, да. Конечно, — ответила та, еще более смущенная видом рельефного торса, оливковой кожи и шрама, пересекавшего грудь. Она растерялась. Все это слишком отличалось от общения в раздевалке спортзала или купания на озере, когда она видела друзей без футболок. Тогда все были непринужденными, сейчас же атмосфера казалась напряженной до предела.
Но худшее ожидало Таню впереди. Едва она взглянула на спину Мангона, как не смогла удержать возглас удивления и ужаса. От самой линии волос вниз по шее тянулись черные блестящие чешуйки. Они покрывали лопатки и становились все реже к пояснице, врезались в кожу плеч, несколько штук было и на предплечьях.
— Что это? — еле слышно спросила Таня. В первую секунду она подумала, что это осколки снаряда, вросшие в кожу, но уж слишком они были одинаковые, подогнанные один под другой.
— Началось, — вздохнул Мангон. — Влад, — крикнул он, — у меня нет времени на девичьи вздохи!
— Что у вас случилось? — за ширму заглянул недовольный Владимир.
— Что это? — повторила Таня, показывая на спину Мангона.
— Чешуя, — раздраженно ответил врач. — Он же дракон. У него и весь череп такой. Давай скорее, Тань, ты мне нужна в лаборатории.
Владимир вернулся к своим приборам, а Таня снова осталась наедине с Мангоном.
— Я сейчас все сделаю, только… Можно трогать? — неожиданно для самой себя спросила она.
— Великая Матерь, делай что угодно, только избавь меня скорее от зуда! — с нотками нетерпения ответил Адриан.
Таня колебалась несколько мгновений, а потом сбросила перчатки. Самыми кончиками пальцев она дотронулась до металлической пластинки. Теплая. Уже смелее она провела пальцем по нескольким чешуйкам, гадая, что чувствует Мангон. Ему щекотно? Приятно? Может быть, эти наросты вообще нечувствительны? Она потрогала шею, плечо. Вид драконьей чешуи на темной коже завораживал. Это было настолько необычно, что сердце замирало, будто от соприкосновения с чудом. Окончательно осмелев, Таня провела ладонью от основания шеи Мангона наверх, запуталась пальцами в волосах, чувствуя, как чешуйки скребут ее кожу. Они заканчивались немного выше лба, и из-за волос их не было видно, поэтому Таня никогда не догадывалась об особенности Мангона. И только пропуская темные волнистые волосы через пальцы она заметила, что Адриан невероятно напряжен. Он вцепился руками в края стула, и Таня отступила. Сейчас она увидела, как Мангон сжал зубы и устремил взгляд вперед, будто ему приходилось терпеть что-то крайне неприятное.
— Ты закончила меня рассматривать? — холодно спросил он.
Таня залилась краской. Что с ней случилось? Она вела себя слишком фамильярно, слишком откровенно, и наверняка ей это аукнется. Мангон не простит ей такой дерзости.
— Простите меня, — хрипло проговорила она. — Простите. Я обработаю вашу спину.
— Будь. Так. Добра, — странным голосом отозвался Манон, и Таня постаралась как можно скорее смешать мазь. Она склонилась над столом, боясь поднять глаза на Адриана, кровь стучала в висках, а лицо горело от стыда. Ей понадобилась почти минута, чтобы взять себя в руки и вернуться к обязанностям. Мангон сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и всем своим видом выражал нетерпение.
— У меня много дел, — напомнил он.
— Да, конечно, — кивнула Таня. Она аккуратно убрала его косу, заплетенную от основания шеи, и внимательно рассмотрела сыпь, покрывшую предплечья, грудь и спину дракона. Она была более редкая, чем у Росси и других больных, но каждый волдырь был куда больше и краснее. Таня, не надевая громоздких перчаток, окунула бинт в мазь и начала обрабатывать спину. Каждое движение было осторожным, Таня сочувствовала Мангону и думала, что ему наверняка с такими покраснениями стоило огромных усилий, чтобы не чесаться постоянно, словно пес. Но когда она неаккуратно надавила на один из волдырей, тот лопнул, прыснув ей на руку содержимым. Оно оказалось настолько горячим, что Таня вскрикнула и отбросила бинт.
— Будь осторожнее, — вздохнул Мангон так, будто имел дело с безнадежным бездарем. — Там внутри огненная кровь.
— Надо говорить раньше, — процедила Таня, наблюдая, как кожа в месте ожога краснеет.
— Я думал, ты хорошая помощница Влада. Ошибся, как обычно, — Адриан хотел было подняться, но Таня резко окликнула его:
— Сидите! Я еще не закончила.
Она пару раз глубоко вдохнула, возвращая себе самообладание. Это просто очередной пациент, Влад всегда говорил, что их дело — лечить, а не рассматривать, кого привела к ним болезнь. Вот этим и стоило заняться. Таня вернулась к работе и наконец завершила ее, как подобает хорошему ассистенту: быстро и аккуратно, правда, прежнего сочувствия больше не испытывала. Мангон повел плечами, прислушиваясь к ощущениям, не стих ли зуд. И, кажется, остался доволен. Таня уже привычными движениями смешала мазь в коробочке и протянула Мангону, который застегивал рубашку и смотрел на нее сверху вниз.
— Убирает зуд, но не лечит. Работает два дня, потом портится. Приходите, сделаю еще.
Мангон взял коробочку, стараясь не касаться ее пальцев своими, и наклонил голову в качестве благодарности и прощания. С Владимиром, который уже взял под контроль катастрофу в пробирках, он попрощался за локоть. Мангон не имел представления, что Таня не любит этого странного местного приветствия, так неужели он просто не захотел даже нормально попрощаться, как со всеми? Она стояла, опустив руки вдоль тела, и чувствовала себя едва ли не оплеванной.
***
Тень не появлялся уже несколько дней. Росси пошла на поправку, и вечера они проводили в компании Жослена. Он тоже болел, но довольно легко, а учитель его заперся в дальней комнате, где демонстративно страдал от холода и одиночества, но выходить отказывался до тех пор, пока опасность не минует. Жослен должен был регулярно приносить ему еду и вино, развлекать рассказами через закрытую дверь, а потом исчезать. Исчезал Жослен в маленький кабинет на втором этаже замка, где в компании двух девушек он ел, играл в игры, учил драконьем языку или просто лежал на коврах, думая о вечном.
— Однажды я был на Илибургском балу, — сказал он как-то, — в честь середины зимы. Это было самое великолепное зрелище из всех, что я видел. Я тогда только прибыл с Вашоном в Илибург, и был поражен масштабом всего. Небоскребы, лифты, тверомобили, тверваи, парк развлечений. Но зимний маскарад… Зимний маскарад навсегда в моем сердце. Я помню этих мужчин, графов и баронов, в дорогих костюмах, расшитых золотом, тяжелых сюртуках, шелковых рубахах. На всех были маски, и я узнавал почерк столичных художников в некоторых из них. Было страшно представить, сколько стоит одна такая маска, выполненная Круа или Гобсеном. А бароны и графы носили их так непринужденно, будто это самые обычные очки. Я наблюдал за проносящейся мимо яркой толпой, и они мне напоминали снежинки, подхваченные ветром.
— Как красиво, — мечтательно проговорила Росси. Она уже вполне окрепла, чтобы не лежать в кровати, и проводила вечера в компании друзей, сидя на диване под клетчатым пледом.
— А ты-то что там делал? — спросила Таня. Она переписывала рецептуры мазей, старательно подражая закорючкам Владимира. Он был уверен, что написал максимально разборчиво, но врач оставался врачом даже в чужом мире, и его записи сливались в одну сплошную линию.
— Меня наняли, чтобы рисовать миниатюры, — смутившись, признался Жослен. — Маленькие наброски для развлечения гостей. Довольно унизительная работа, если ты мечтаешь стать великим художником, но она позволила мне купить новые брюки и даже сюртук.
— А я вот никогда не была на балу, — вздохнула Росси.
— А танцевала когда-нибудь? — Жослен приподнялся на полу.
— Нет. Никогда.
— Не может быть! — он вскочил, оправляя одежду. — Это срочно необходимо исправить. Росалинда, позвольте пригласить вас на танец, — Сен-Жан галантно поклонился, заложив одну руку за спину, а другую протянув вперед.