— Навряд ли ей это понадобится, Ястин, — громко заметил мужчина с бородкой, и магия пропала, разбилась о цветные плитки пола и рассыпалась по нему осколками волшебства. Ястин стоял напротив, холеный, красивый, со своими прохладными руками и медовыми глазами, но смеяться Тане уже не хотелось. Она вдруг обнаружила, что покрылась испариной, и теперь ее охватил холод.
— Почему нет? Она не знает элементарных правил, так почему же не помочь? — резко спросил Ястин, недовольно покосившись на бургомистра.
— Потому что она не успеет ими воспользоваться, — ответил хозяин дома. — Ох, опять лампы погасли. Где-то тут была тверань… Ястин, поможешь поменять?
Таня видела, как мужчина беспечно роется в низком комоде, инкрустированном мозайкой, и как заинтересованно смотрит на него Ястин, будто тот сказал что-то важное, и изнывала от недостатка информации и своего подвешенного состояния. Она вдруг испытала острое желание сбежать отсюда и отдохнуть.
— Вот она. Вставь в лампу, пожалуйста.
На ладони хозяина дома лежала небольшая колба со светящейся желтым жидкостью.
— Конечно, — ответил Ястин. В несколько шагов он подошел к мужчине, взял колбу и ловко открыв специальный отсек в бра, заменил пустую колбу на новую. Лампа мигнула пару раз и вновь загорелась теплым светом.
— Вот и славно. А то дворецкого пока дождешься… Ну что ж, мы хотели до начала приема обсудить новые инициативы, которые твоя семья хочет внести в Сенат…
— Амин, — с укоризной в голосе протянул Ястин. — У вас же гостья. Вы же не оставите ее тут стоять.
— Дух меня забери, точно! Надо позвать Росалинду. Где эта девчонка вечно ходит?
Росалинда обнаружилась за одной из дверей, что вели из залы. Она не решилась оставить Северянку одну в компании Виталины, о чьем сложном характере и спорных увлечениях не уставали судачить слуги, и теперь послушно вела Таню обратно в комнату. А вокруг творилось что-то невообразимое: дом Амина будто ожил, его коридоры наполнились людьми, которые несли цветы, ткани, стулья, коробки, бочки и бог знает что еще. Приходилось то и дело уворачиваться или прижиматься к стене, чтобы не врезаться в кого-нибудь. Откуда только взялось такое количество слуг в обычно умиротворенном особняке?
— Гости вот-вот прибудут, а ничего толком не сделано. Как обычно. Вот и суетятся, — пояснила Росси. — А знаете, я покажу вам кое-что! — она повернулась к гостье, и ее глаза блестели в твераневом свете. — Вам понравится! Оттуда видно весь шик, все блестящее великолепие. Признаться, я хотела сбежать от вас и полюбоваться в одиночестве… Но, Бурунд меня забери, я хочу, чтобы вы это увидели! Да и вдвоем веселее…
Росси потянула гостью вперед по коридору, потом направо, к черной лестнице, и наверх, выше, выше. Вспомнив дом со стороны, Таня сделала вывод, что они идут на верх большой башни, огороженной поверху кружевной каменной оградой. Они выйдут наружу?
Но Росси поднялась всего на один пролет и толкнула обитую медью дверь.
За дверью обнаружился балкон, опоясанный перилами с балясинами, круглый, он располагался внутри колодца, которым оказалась нелепая башня. Таня нерешительно подошла к краю, глянула вниз и замерла. Внизу суетились люди, похожие с высоты на юрких муравьев. официанты, ловко лавируя среди флористов, переставляли блюда с подносов на столы, а флористы, не обращая на них внимание, колдовали над пышными букетами, которые украшали столы, вазы и колонны. Пробежала служанка, и за ней тащился длинный шлейф красной ткани. Кто-то наступил на него, и послышался сердитый возглас. Оркестра видно не было, зато обрывки музыки, которую он наигрывал, доносились даже до балкона, на котором стояли Таня и Росси. Музыканты не играли цельной композиции, но брались то за один отрывок, то за другой, а порой останавливались, и среди шума людских голосов слышалось тихое пиликанье скрипки или возмущенный бас трубы.
Но больше всего Таню поразил пол. Он был прозрачный, из толстого стекла, а под ним замерли, словно мухи в янтаре, огромные медные шестерни. Казалось, они в любой момент могут начать двигаться, и от этой мысли почему-то становилось не по себе.
— Ух ты… — только и могла выговорить Таня.
— Эх, вот бы мне туда, к ним, — мечтательно проговорила Росси, чуть ли не свешиваясь вниз. — Но и тут хорошо. Никто из них не смотрит по сторонам или наверх. Тут нас не будут искать. Ты посмотри, какие блюда ставят на стол! Что это, как думаешь? Запеченный поросенок? Ох, так бы и съела!
— Я разделяю ваш восторг, — раздалось сверху хриплое шипение. Таня вскинула голову и обомлела: в дыру в башне, загородив звезды, заглядывал дракон. — Я бы тоже вас так и съела.
Таня закричала. Росси посмотрела на нее и тоже завопила, цепляясь за ее рукав. А дракон, помогая себе когтистыми лапами, влезал в дыру в потолке. Он был огромным, изумрудно-зеленым, глаза его горели, словно два фонаря, и он скалился, будто услышал смешную, но жестокую шутку. На лапах можно было детально разглядеть цепкие пальцы с загнутыми когтями, которые царапали камень стен и перил. Прежде, чем пуститься бежать, Таня заметила, какие крупные, огрубевшие чешуйки на огромной зеленой морде, как над скалящейся пастью свисают толстые усы, какое у дракона длинное мощное тело, словно у змеи, с гребнем по всей спине. А потом она резко оттолкнулась от ограждения и рванула в открытую дверь.
Дракон зарычал, но Таня уже бежала вниз, перескакивая через две ступеньки, и тащила за собой Росси. Она схватила девчонку неосознанно, и теперь сжимала ее смуглые пальцы со всей силы. Кровь стучала в ушах, адреналин жег жилы, а древнейший инстинкт заставлял бежать, спасаться, прятаться в пещере!
Сзади послышался скрежет. Таня представила, как огромная туша пролезает в коридор, как бронированные чешуйки трутся о металлическую дверь, а лапы скребут пол, сминая ковры, пытаясь добраться до молодого резвого мяса.
— Стой! — воскликнула Росси и резко остановилась, так, что они повалились на ступеньки. Таня почувствовала, как боль пронзила место пониже спины, но это было не важно. Она смотрела на лестницу, наверх, в любой момент ожидая увидеть лапу, облепленную зеленой чешуей.
— Ты чего? Мы тут сдохнем! — зашипела Таня. Злость смешалась со страхом, а бурлящий в крови адреналин заставлял бежать не оглядываясь.
— Комната там! — Росси показала рукой в сторону коридора, который они благополучно проскочили. Сверху раздался хриплый голос дракона, и Таня подскочила на месте, хоть и не поняла ни слова. Зато последовавший смех она прекрасно различила.
— Пошли! Хватит лежать, — и она снова потащила Росси, та только успела подняться. Снова коридор, кровавая ржавь медных панелей, тусклый отсвет далеких светильников. Одна дверь, вторая третья. Наконец Таня увидела знакомую дверь, рванула ее и ввалилась в свою комнату. Она подавила желание забиться под кровать, аккуратно заперла дверь, огляделась в поисках дополнительной защиты. У стола стоял стул, и он отправился подпирать ручку двери. И только убедившись, обитая медью дверь просто так не сдастся, Таня позволила себе небольшую истерику.
— Да что здесь творится-то? Дракон! Лезет такой, и… Он нас хотел сожрать? Прямо в доме? Это нормально вообще? Ооо, я сойду с ума, я сойду тут с ума. Или меня съест дракон, — она застонала и опустилась на пол.
Росси пыталась отдышаться и разглаживала складки на юбке. На стенания чужеземки особого внимания она не обращала.
— Чего вы раскричались? И я, дура, с вами тоже. Ох, что подумает тэссия Аррон?
Таня удивленно посмотрела на помощницу. Та и не думала паниковать, она выглядела спокойной, разве что запыхавшейся и немного расстроенной.
— Кто это? — спросила Таня на драконьем.
— Тэссия. Аррон. Старая дракониха, — Росси пожамкала губами и схватилась за спину. — Старуха. Милая, — она похлопала ресницами, — но с дурным чувством юмора. Развлекается, как может, на старости лет. Увидела, наверное, новенькую, а вы испугались, вот она и не удержалась.
— Дракон. Аррон. Старуха, — повторила Таня, пробуя слова на вкус.
— Я знаю ее, как и все в Драгоне. Она старейшая в Совете.
— Знать, — произнесла Таня и поднялась с пола. Схватилась за голову, которая кружилась от пережитого волнения. Адреналин все еще жег вены, и Таню немного потряхивало. Она вдруг почувствовала ярость, в которую превратился страх. и жгучий стыд за него. — Знаешь, что? Да пошла ты к черту! Да-да! К черту тебя и твой сумасшедший мир!
Росси, казалось, обиделась. Села внизу, на полу, в темноте, и что-то крутила в руках, только и было слышно нервное шуршание. Конечно, она ни слова не поняла из разъяренного Таниного шипения, но ее страх и злость почувствовала сполна. И ведь не потрудилась сгладить ситуацию, в конце концов, могла бы прямо на месте сказать: “Ха-ха, это ж тетушка Аррон. Привет, старая ящерица”. Или что-то вроде того. Но не сказала, а подогрела ужас Тани, которая никого крупнее игуаны в жизни не видела и представить-то по-настоящему не могла. И теперь Таня мечтала, когда же этот треклятый бал пройдет, чтобы Росси наконец ушла и избавила ее от напряжения, разлившегося по комнатке.
Не зная, чем себя занять, она подошла к окну. Главная аллея, на которую выходило одно-единственное окно Таниной спальни, была освещена сотней маленьких огоньков. Она обвивала петлей фонтан с движущимися фигурами рыб, и упиралась в широкое крыльцо. На крыльце стояли два человека. С высоты четвертого этажа Таня разглядела Амина и его обтянутый белым камзолом живот, пышное гнездо волос на голове Виталины и подол ее шикарного платья, растекшийся черной лужей вокруг девушки. А к крыльцу тянулась вереница машин.
Красавцы-автомобили с элегантными гладкими бортами и удлиненным носом живо напомнили Тане Линкольн Континенталь, самый первый, легендарный, 1939 года выпуска. Ее отец, Григорий, Гриша-мастер, как-то выточил такой из дерева. Он зажимал брусок в некрасивых, но ловких пальцах, и раз за разом проводил стамеской по податливому дереву: вших-вших-вших. Таня сидела рядом, за столом, подперев подбородок кулачками. Старая лампа с облезлым крашеным абажуром бросала на руки Гриши-мастера круг яркого желтого света, и оттого вся комната казалась погруженной в особо густую темноту, хоть пальцами греби. Рядом, справа от отца, стоял приемник, еще дедушкин, серо-черный, с непонятными обозначениями “ДВ” и “СВ”, с названиями городов (“А Таллин, папа, это какой-то волшебный город?” — “Волшебный, заяц, еще какой”) и красной полосой, которая ползала туда-сюда по шкале и выхватывала из воздуха далекие голоса. И голоса эти бурчали, передавали новости, рассказывали истории, иногда сменялись классическими выступлениями Райкина, Жванецкого и Карцева. Убаюкивали. Глаза Танюши закрывались, она начинала клевать носом.
— Иди-ка спать, заяц, — говорил мягко отец.
— А ты?
— А я еще построгаю. Машинка наружу просится.
Ох, видел бы отец эти автомобили! Они будто вышли из-под его рук, гладкие, аккуратные, с блестящими, словно от лака, боками. На носах фигурки, отсюда, с высоты, не разобрать какие, а сзади, там, где должно быть запасное колесо, большой бак, забранный резными решетками. Перед машинами ползли клинышки желтого света фар, преломлялись в струях фонтана, взбирались по лестнице, покрытой ковром. Машина останавливалась, дверь распахивалась, и из нее выбиралась дама в блестящем, струящемся или пышном платье. За ней следовал мужчина в костюме с длинным сюртуком. Хозяин начинал двигаться, подавался навстречу, раскидывал пухлые руки в сердечном приветствии, горячо жал локоть протянутой руки и приглашал пройти в дом. Даже Виталина вежливо шевелилась, пожимала плечиками или качала головой. Впрочем, это все, что могли дождаться от нее гости. Улыбалась ли она, с высоты было не видно, но Таня ясно представляла, каким каменным оставалось ее надменное лицо.
А потом поток гостей прекратился, хозяева вернулись в дом, и на крыльце остались только лакеи. Вечер тянулся, густой, теплый и тревожный. Он был наполнен далекими звуками музыки, шагами прислуги за дверью, голосами гостей, которые вышли во двор прогуляться по саду и подышать воздухом. Таня лежала на кровати, раскинув руки, и по привычке смотрела в опостылевший потолок. После того, как истерика сошла на нет, между ними с Росси повисло напряжение, и может, Таня бы справилась с ним, будь в ее распоряжении хотя бы тысяча слов, знакомых обеим. Но их не было. Зря она накричала на свою помощницу, но видел бог, в башню лез дракон, который умел говорить! После такого не то, что кричать будешь, со здравомыслием распрощаешься.
Размышления пришлось отложить на потом, потому что в дверь постучали. Росси вскинула голову и прислушалась к словам, доносящимся из коридора.
— Что там? — нетерпеливо спросила Таня.
— Эм… Господин Амин хочет вас видеть. О, Великая Матерь, вы ж не понимаете. Амин, живот, борода. Видеть, — она ткнула себя пальцами в глаза. Насупленное выражение без следа пропало с ее лица, сменившись обеспокоенностью. Росси с легкостью забыла обиды, стоило появиться делам поважнее, ее яркая эмоциональность заставляла ее быстро вспыхивать, как сухие дрова, но так же легко успокаиваться.
— Зачем? — потрясенно спросила Таня по-русски. Может, ее хотят подать гостям на десерт? Тот старый дракон дыхнет на нее огоньком, вот и выйдет неплохой шашлык.
— Давайте, вставайте. Зря вы стащили платье, придется одеваться еще раз. Поворачивайтесь. Вот так. Руку сюда, потом сюда. Сейчас еще пояс, — вдруг Росси встретилась глазами со своей подопечной, и ее доброе сердце сжалось: настолько испуганной казалась Северянка. — Ох, вы горе мое, — и она обняла Таню, не в силах больше ничего ей предложить. Пообещать, что та будет в безопасности, она не могла, сердцем чуяла, что не могла. — Вот так завяжем бант, — сказала Росси глухим голосом, так подходящим к тревожной темноте комнаты, — и вперед. Ну-ну, вы же храбрая у меня, вы Северянка.
Так рука об руку они вышли в коридор, где их ждал дворецкий. Так же они прошли по белостенным коридорам и лестницам в другое крыло дома, явно хозяйское, где располагался кабинет Амина. Пространство дома было наполнено музыкой и звуками праздника, глухо доносившимися из-за закрытых дверей, отчего Тане казалось, что она находится на изнанке жизни, в мире, где правят полумрак и тени. Она стояла в полутемном коридоре, освещенном единственной тусклой лампой, и думала, почему здесь не зажгли нормальный свет. Наверное, для того, чтобы случайный гость, повернувшись не в тот проход, увидел, что здесь темно и безлюдно, и сразу понял, что ему следует поискать другой путь. А может, в кабинете происходит что-то преступное, непристойное, может даже таинственное и жуткое, что человеческая природа неосознанно пытается окружить тьмой. И пока дворецкий докладывал о прибытии Тани, она рассматривала убранство холла, непривычное, но определенно богатое. Картины на стенах изображали сцены охоты, углы украшали витые колонны с базами, будто укутанными каменным кружевом, по потолочным плинтусам ползли искусно высеченные виноградные лозы. В холле помещалось аж три фонтанчика, лениво выплевывавших струи в воздух, и без того прохладный и влажный, а каменный пол между ними закрывали красно-зеленые ковры. На ближайшей к Тане картине пожилой мужчина, насупившись, смотрел вдаль, а вокруг его пышно зеленели деревья. Почему-то пальмы. Одной рукой он сжимал поводья, другой — подзорную трубу и вид имел весьма серьезный и решительный. Наверняка полководец или король какой-нибудь — точно сказать было сложно. Его лицо в полумраке казалось особенно суровым, почти жестоким.