– Да, действительно. Хорошо бы при случае вмазать кому-нибудь из них как следует. Хоть немного спокойнее в трущобах станет.
Кирие мельком глянул на Рики, но выражение лица того осталось прежним. Слышал он этот разговор, не слышал – было неясно.
Опустив глаза, Рики отхлебнул остатки стаута со дна бутылки. Язык обожгла характерная горечь. Но в то же время вкус как будто немного отличался от привычного. Показалось, – решил он и медленно, растягивая ощущения, сглотнул. От выпивки теплело в груди, стаут уже не казался таким неприятным на вкус.
Денег у «бизонов» не было, просить их тоже было не у кого, поэтому хорошая выпивка была для них слишком большой роскошью, о которой можно только мечтать. Единственное, чего у группы было в избытке – это молодость.
Тот стаут, что они сейчас пили, 3 дня назад где-то раздобыл Люк. Пили его маленькими глотками, передавая по кругу – не потому, что он был какой-то особой драгоценностью, а потому, что стаут использовался как стимулятор нервной деятельности – он учащал дыхание, у людей начинались странные видения – и изготавливался из каких-то запрещенных веществ. Проще говоря, это был нелегальный самогон. Пить его помногу было опасно – в лучшем случае человек терял сознание, в худшем – умирал от удушья. Среди всех галлюциногенов стаут считался самым опасным, но для трущобных бедняков, наверно, подходил как нельзя лучше. Впрочем, пьяным нет разницы.
В каждом человеке в трущобах копилось внутреннее раздражение, ощущение безнадежности, которое не на что было выплеснуть. Ничего не помогало, душа не успокаивалась, и поэтому люди топили отчаяние в выпивке. Хоть на некоторое время, но стаут спасал их, и не было никого, кто сказал бы им – «хватит, это опасно!»
Вскоре разговор исчерпал себя, и пауза явно начала затягиваться. Неожиданно Люк подался вперед, глядя тусклыми глазами на Рики: – Эй, Рики, что-то ты выглядишь не ахти. Выпивка не нравится? Наверно, из-за действия стаута Рики даже не обратил внимания на столь откровенный пошлый тон и сальный взгляд. Удары сердца неспешно отмеряли бег времени, спокойствие разливалось по всему телу под этот мерный ритм. Удобно вытянувшись на диване, Рики глубоко вздохнул и закрыл глаза. Ничего не видеть, ничего не слышать... Легкая дрема охватила его, он словно парил где-то, ни на что не обращая внимания. Под сомкнутыми веками побежали искры.
Гай, взглянув через плечо на профиль Рики с легкой полуулыбкой, вдруг увидел в его лице пустоту тех трех лет и поспешно опустил глаза.
«Трущобы – зверь, пожирающий юность и душу людей». Чьи это слова? Если жителя Кереса, то он, несомненно, убедился в этом на собственном опыте. Старость обрушивается лавиной, мечты уходят. Тоскливая, пустая жизнь день за днем. Но как бы то ни было, те, кто хочет покинуть трущобы, сталкивается с презрением остальных – презрение, смешанное с завистью и неприятие остальных больно бьет тех, кто решает сразиться с судьбой. Такая вот альтернатива.
Если нет надежды, нет и крыльев для полета. Если не летишь, то и упасть не боишься. Но под лежачий камень вода не течет. Все знали это, но большинство сами ломали и выбрасывали свои крылья, потому что жить с ними не могли. «Реальность трущоб – сплошная черная стена, слишком большая, чтоб через неё перебраться», – думали они; и тех, кто осмелился бросить вызов этой стене, иронически называли героями. Но те, кто иронизировал, завидовали этим героям, ведь сами не могли ими стать. Оставалось лишь жалеть себя и топить горечь в выпивке.
Вот и у Рики была любимая фраза, которую он часто говорил своему партнеру, Гаю – только ему, как самое сокровенное: «Когда-нибудь мы распрощаемся с трущобами». До сих пор все, кто повторял эту фразу и покидал Керес, возвращались обратно – не проходило и месяца. Возвращались сломленные и отчаявшиеся. Но Рики это не пугало. Вновь и вновь он повторял: «Когда-нибудь. Обязательно».
4 годами ранее.
Это случилось через три месяца после неожиданного распада «Бизона». Однажды поздно вечером Рики, шатаясь, ввалился в комнату Гая.
– Как жизнь? – пьяно спросил он.
В нос Гаю ударил такой резкий запах спирта, что он не выдержал и отвернулся. Казалось, Рики не просто напился, а еще и выкупался в стауте. Гай, почувствовав странное беспокойство, чуть сжал губы и пропустил юношу внутрь.
– Что случилось, Рики? – нахмурившись, спросил он.
Но тот, будто и не услышал – подошел, покачиваясь, и вручил какую-то бутылку.
– Маленький подарочек...
Гай взглянул на этикетку и изумленно вздохнул. Галлюциноген, гораздо лучше и дороже стаута.
– Где ты это достал? – хрипловато спросил он.
Рики насмешливо хмыкнул.
Из несвязного бормотания Рики Гай не мог понять, что же случилось. Может, все было прекрасно, а может, он напился с горя. Поэтому Гай, заставив беспокойство замолчать, весело спросил:
– Смотрю, все отлично? Что-то хорошее случилось?
– Да, так, – презрительно хмыкнул Рики, подняв на Гая мутные от выпивки глаза, – «Вултан» Родже-Рена – тоже мне, большое дело.
– Издеваешься?
– Да какая разница, что это? Не молиться же теперь на этикетку? Просто скажи спасибо, да и все. И не спрашивай, где взял.
И громко рассмеялся. Гай беспокойно взглянул на него, не понимая, почему тот смеется – то ли издевается, то ли это просто пьяный смех.
Если Гаю не изменяла память, Рики начал меняться с тех пор, как однажды, довольно давно, они забрели в ночной Мидас в поисках легких денег. Карманы уже были полны кредиток, но Рики все было мало. «Что значит – „хватит“? Да до утра у нас в два раза больше будет», – сказал он, легонько похлопав Гая пониже спины. – «Богиня удачи Джамира нас сегодня любит, грех упускать такое. Если хочешь, возвращайся, а я тут еще пройдусь напоследок». И со странной улыбкой Рики растворился в толпе.
Он так и не вернулся к Гаю в тот день. Тот не очень беспокоился – не впервые же. Тогда он даже не подумал, что Рики может натворить дел. Скорее всего, просто сидел где-то и пил до утра. Но сейчас, если вдуматься... Наверняка тогда все и началось. Что же на самом деле случилось в тот день? Почему Рики никогда не упоминал об этом? А через месяц он вдруг пришел к Гаю и сказал: «Я ухожу из банды».
Изначально группа «Бизон» – тогда называвшаяся «Протектор» – возникла для защиты новичков, не имеющих никаких связей в трущобах, от ветеранов, которые так или иначе хотели подмять новичков под себя. «Бизонам» нужно было заявить о себе в мире, где все решается лишь насилием. В борьбе за существование право голоса имеют лишь победители; никто не может рассчитывать на то, что его пожалеют, будут оберегать. Если человек хочет занять свое место в жизни, если не хочет подчиняться другим – он должен стать сильным – таков один из законов трущоб. В одиночку не подняться, но вместе даже слабые становятся сильными. Особенно если их ведет кто-то, обладающий и силой и умом. Рики был именно таким. Еще со времени «Хранителя» его девизом было: «Если молча сидеть и ждать, ничего не изменится» и «Чужие задницы я лизать не собираюсь».
Рики был сутью «Бизона» – убери его, и группы не станет. Были те, кто пытался подольститься к нему, кто смотрел восторженными глазами, но одного холодного взгляда было достаточно, чтобы держать всех на расстоянии. Единственным исключением был Гай. Но, несмотря на это, люди тянулись к Рики – он притягивал самим своим существованием. Гай, Сид, Люк и Норрис были его верными сторонниками, всегда с радостью готовыми пойти за ним куда угодно. У них была мечта – они хотели стать главными в трущобах, но сами сделать этого не могли. Поэтому, когда Рики оставил свой трон, заменить его не смог никто. Для «Бизона» это оказалось смертельным.
Сперва все наблюдали за Рики в молчаливом изумлении, потом поползли завистливые слухи, потому что у него вдруг оказалось удивительно много денег. Он исчезал на некоторое время, потом появлялся с такой дорогой выпивкой, что в Кересе о подобной и не слышали. На все расспросы он отвечал лишь насмешливой улыбкой и спокойно пил, не обращая внимания на завистливые взгляды. Все хотели знать, что случилось, но какое там! Этого не знали даже Гай и самые близкие друзья.
«Эй, Рики, ты что, себе покровителя нашел из нуворишей?» – «Дурак, станет такой, как Рики, ублажать кого-то!» – «Хм, думаешь?» Подобные колкие шуточки и вопросы сыпались беспрестанно, но Рики только что-то бормотал в ответ, ничего не объясняя. «Бизоны» его почти не расспрашивали, не завидовали, не злились – для них он был все тем же Рики. Нет, разумеется, друзья что-то чувствовали. Рики всегда смотрел на мир иначе, чем они, потому сейчас они и не лезли к нему с расспросами, чтобы не разрушить отношения нелепой ревностью или еще каким-то пустяком. Поэтому Гай по-прежнему оставался его партнером, даже после того, как Рики оставил группу.
Но Гай не мог скрыть тревоги, когда пьяный Рики появился у него на пороге.
– Послушай, ты, случаем, ни во что не вляпался?
– Да так... Ну, чего ты на меня уставился?
– Не увиливай, а?
Гаю очень хотелось увидеть, что творится в голове Рики. Беспокойство появилось уже давно, но сейчас к нему примешалось какое-то странное раздражение. Он чувствовал, как мало-помалу рвутся нити, связывающие его с Рики. Может, тот знал, что беспокоит Гая, может, и нет. Вздохнув, он тихо пробормотал:
– Гай, шансы на дороге не валяются. Тем более если это шанс увидеть мир для полукровок вроде нас... Красть стаут, напиваться и все – мне это уже поперек горла!
Рики вдруг словно прорвало.
– Ты ведь тоже об этом мечтаешь. Жить хорошо, иметь, что захочешь. Будем сидеть и локти кусать – так навсегда отбросами и останемся. Мы с тобой сколько таких знаем! Гай, я так не хочу. Мне паршиво, я гнию здесь изнутри.
И, с непоколебимым упорством:
– Я выберусь отсюда, так или иначе.
Гай не знал, что довело Рики до этого. У жителей трущоб нет смысла в жизни. Может, Рики нашел свой смысл где-то в другом месте? Но Гай не мог спросить об этом, боясь, что если спросит, между ним и Рики что-то оборвется. Поэтому, наклонив голову, сказал только: «Вот как?» В горло словно вонзился шип. Гай скривил губы.
Мидас. Район №9, Керес. Трущобы без будущего.
Фактически, Керес от Мидаса ничего не отделяло. Оба стояли на одной земле, оба – под одним небом. Все так, но жители Кереса, этой «мусорной кучи, сборища бродяг и бандитов», как называли его обитатели Мидаса, не имели регистрационных карт – и получить их не могли. 9-й район со всеми его жителями навсегда был вычеркнут из регистрационного реестра и стерт с карты Мидаса. И неприязнь к трущобникам, родившаяся сама собой, незаметно навечно поселилась в сердцах жителей города развлечений.
Жизнь Мидаса не была безоблачной. Здесь существовала система под названием «Зейн», система социальных статусов, передаваемых по наследству, согласно которой люди не могли выбирать профессию или заключать брак, если работа или человек не подходил им по социальному статусу. И обойти закон было невозможно. Но, тем не менее, поскольку наказанием за критику системы и организацию беспорядков было лишение регистрационной карточки, люди молча подчинялись существующему порядку. «Так спокойнее» – думали все. Пример полукровок из Кереса, бездонной пропасти трущоб, всегда был перед глазами.
Самым большим унижением, самым страшным кошмаром для жителей Мидаса были не притеснение их прав и свобод, не невозможность восстать против несправедливости, но риск быть оторванным от всего и оказаться в 9-м районе. «Попасть в Керес – значит перестать быть человеком». Все в Мидасе прекрасно знали это и не хотели повторить ошибку своих предшественников.
Когда-то была предпринята попытка сломать систему, разбить эти цепи. Восставшие захватили 9-й район и требовали предоставления независимости, требовали восстановления прав и свобод человека, протестуя против власти компьютера. Поговаривали даже о том, чтобы захватить Танагуру. «Это не революция, а реформа». «Хватит подчиняться машине!» «Все люди равны. У нас не будет ни высших классов, ни низших, никто никому не будет подчиняться», – утверждали они. «Никаких ограничений, полная свобода!» Под этим лозунгом, ни на йоту не отступая от своих требований, они отвоевывали независимость для Кереса, который должен был стать их Утопией. Их солидарность и пылкое стремление к победе не могли остаться незамеченными. Жаркая волна протеста, словно лесной пожар, разошлась и по другим районам. Тлевшее подспудно недовольство вспыхнуло в одно мгновение. Вулкан гнева и раздражения начал извергаться, повсюду вспыхивали мятежи, слышалась громкая критика существующего строя.