— Нет… я не обижусь.
Мартин оказался совсем близко, и от него пахло мятой. Мятой и апельсинами. Сильвенио закрыл глаза, почувствовав на своём лице его дыхание: Аргза ни разу ещё не целовал его в губы — слишком уж чувственным, наверное, являлся такой жест для грубого варвара — и теперь лёгкий незатейливый интерес к новому для него занятию щекотал Сильвенио изнутри и дразнил перспективой разнообразить ощущения. Он гадал, каким будет его первый настоящий поцелуй (где-то он читал, что "настоящий" — это только так, в губы), волнуясь и нервничая, а Мартин был спокоен, как всегда, и приближался как-то чересчур медленно, словно боясь повредить, как хрупкую фарфоровую статуэтку…
И его первый настоящий поцелуй так и не состоялся: в тот самый миг, когда их губы почти соприкоснулись, сзади раздалось глухое звериное рычание, и в тот же миг Сильвенио был больно оттащен от миротворца за длинный хвост. Он коротко вскрикнул — и встретился глазами с бешеным взглядом нависшего над ним Аргзы, который появился совершенно неожиданно — явно использовал Тёмную технику.
— Возомнили себя самыми умными, голубки?! — прорычал он, яростно наматывая синий хвост на кулак и заставляя Сильвенио прогнуться назад в позвоночнике. — Оставили мне иллюзию, а сами пошли лизаться в уголке?! Хочу разочаровать: я не такой уж идиот. Значит, так. Ты, Люмен, действительно меня разозлил на этот раз. Не приближайся к нему больше даже на пару десятков метров, если хочешь жить и сохранить свои кости целыми. А с тобой, — он снова дёрнул руку с зажатыми в кулаке волосами на себя. — Мы разберёмся на корабле, поганец.
На обычно светлое и одухотворённое лицо Мартина мгновенно легла гневная тень.
— Ну уж нет, Паук! Моему терпению тоже, знаешь ли, есть предел! Я люблю Сильвенио всем сердцем и не позволю, чтобы ты так с ним обращался. Он не заслуживает такой страшной участи — быть твоим рабом!
— Хочешь попытаться объявить мне войну? — глаза пирата угрожающе сузились, а оскал стал совсем хищным.
— Да хоть бы и так! В конце концов, я…
— Нет!
Мартин замолк и посмотрел на рискнувшего подать голос Сильвенио с удивлением и обидой. Тот зажмурился, стараясь не обращать внимание на усиливающуюся тянущую боль в затылке — Аргза, кажется, мог запросто оторвать сейчас его тонкий хвост целиком, вместе с приличным куском кожи или даже черепа, но всё это были мелочи в сравнении с тем, что тут сейчас могло произойти.
— Не надо из-за меня начинать войну, Мартин, пожалуйста, не надо… Ты не воин, ты миротворец, ты лучше и сильнее — духовно. Я не хочу, чтобы ты воевал, Мартин… не хочу. Не из-за меня. Не опускайся… до его уровня.
Слова, надо сказать, дались ему нелегко. Больше всего на свете он хотел сейчас закричать, заплакать, как маленький ребёнок, и умолять спасти его, умолять спасти любым способом, умолять показать ему, что в его жизни ещё действительно может быть что-то хорошее. Но он же теперь взрослый, а взрослым приходится порой принимать трудные решения. Очень трудные.
— До чьего уровня, ну-ка, повтори? — Аргза дёрнул его волосы ещё раз и одновременно врезал сзади кулаком под рёбра. — Ты ещё больше нарваться хочешь?
Сильвенио охнул, но заставил себя стоять более-менее прямо, что в таком унизительном положении сделать было довольно трудно.
— Нет, сир, не хочу, мне и так уже больно, и я склонен полагать, что если вы ударите меня так ещё раз, то сломаете мне рёбра. В таком случае я, скорее всего, просто потеряю сознание. Но я был бы благодарен, если бы вы перед этим хотя бы дали мне… попрощаться. Раз уж… раз уж я вряд ли ещё раз увижу этого человека.
Что-то такое было в его тоне спокойно-обречённое, что даже съедаемый ревностью Аргза вдруг нехотя кивнул и отпустил его из своей хватки, скрипнув зубами. Сильвенио подошёл к Мартину и порывисто его обнял, чувствуя, как тот в ответ беспомощно прижимает его к себе. Аргза скрипнул зубами ещё раз, громче и злее, но не вмешивался.
— Я… понимаю, наверное, почему ты не хочешь, чтобы я вступал в войну… Но я просто не могу жить спокойно с мыслью, что это чудовище…
Сильвенио вдохнул в последний раз запах мяты и апельсинов и отстранился, отходя на шаг. На самом деле, не так уж и сильно он был разочарован: слишком призрачной, слишком невозможной была надежда на счастье. Во всяком случае, сейчас ещё не пришло время его свободы. Когда придёт — он не знал, но пока ещё способен был верить, что однажды это случится.
— Просто не попадайся ему — и это уже будет хорошо. Я… справлюсь. Уже справляюсь, ты же видишь. Всё нормально.
Мартин смотрел на него с явственной болью. Сделал было шаг к нему — почти машинально — но затем отступил сам, всё понимая и осознавая.
— Я найду способ тебя вытащить, — пообещал он. — Обязательно найду. И как можно скорее.
Сильвенио только кивнул, ничего не говоря. Аргза, вконец разозлённый этой их сопливой сценой, снова намотал на кулак его хвост и потащил его обратно в бар, как на поводке, ничуть не заботясь о том, что тот за ним не успевает.
— Всё ясно, надеюсь, Мартин Люмен? Подойдёшь к нему ещё раз — в порошок сотру. Обоих.
Так, за волосы, он протащил Сильвенио через весь бар и через весь корабль до кабины. Тот лишь жмурился и кусал губы, ни на кого по пути не глядя — понимал, что в какой-то мере виноват был сам, потому что не подумал о том, что Аргза может распознавать иллюзии, но это не мешало горькой, бессильной обиде душить его изнутри.
Первым же ударом Аргза действительно едва не сломал ему рёбра. Удивительно, как он ещё умел вовремя останавливаться, с его-то физическими возможностями. Сильвенио не стал вставать с пола, куда отлетел по инерции, и зажмурился сильнее, уныло прикидывая про себя, насколько именно зол варвар и успокоится ли сегодня вообще.
— Сир… зачем вы так? — терять уже, похоже, всё равно было нечего, и слова рвались наружу сами. — Я же ваш, и вы это знаете. У меня ваше клеймо на лице. Ошейник со встроенным маяком. Я знаю, что не смогу от вас сбежать, скорее всего. Я ваш, и вашим останусь… Но зачем вы лишаете меня даже… надежды на лучшую участь? Почему я не могу хотя бы просто мечтать о том, что я мог бы быть свободным и… любимым?
Он ожидал, что если у него и был шанс отделаться парой ударов и очередным публичным унижением в виде таскания за волосы на глазах у всего бара, то уж после этого ему точно придётся проваляться в медицинском крыле несколько дней. Но новых ударов не последовало, и он решился открыть глаза. Аргза молча стоял над ним, почему-то с опущенными руками и уже абсолютно спокойный. В его тёмных глазах читалось какое-то странное, неопознаваемое выражение, в котором Сильвенио с изумлением увидел лёгкий оттенок… О, нет, это определённо чушь, ему показалось!..
— Я — твоя лучшая участь, — произнёс варвар с нажимом, отчётливо чеканя каждое слово. — Только я. Ты меня понял?
Сильвенио моргнул, глядя, как пират разворачивается и уходит из кабины. Похоже, он действительно легко отделался за сегодняшнее.
— Как скажете, милорд…
— Напомни мне, почему я согласился на всю эту хрень вместо того, чтобы просто разломать всё там к чертям, уничтожив недовольных, и забрать то, что мне нужно.
Сильвенио опустил глаза. На самом деле, как он прекрасно догадывался, настоящая причина внезапного согласия Аргзы с его планом состояла всего лишь в том, что после расставания с Мартином он уже довольно долго хандрил, а хандрящим он был варвару просто неинтересен. В общем-то, Сильвенио не думал, что это действительно улучшит его настроение: съедающая его тоска всё равно должна была пройти сама собой. Время лечит, время — универсальное лекарство, особенно учитывая, что даже на тайные звонки Мартина он больше не отвечал, чтобы не травить обоим душу. Но говорить обо всех этих догадках пирату было совсем необязательно.
— Потому что убийство и разрушения — не самый лучший выход, сир. Тем более, когда можно обойтись без этого. И ещё — потому что одна из первых баз Федерации неустанно дрейфует вокруг этой планеты, и, несомненно, вмешается, если начнут поступать жалобы. Не факт, что мы в таком случае сможем уйти без потерь, не говоря уже о получении вами желаемого.
Аргза неопределённо хмыкнул, делая вид, что принимает такие аргументы на веру. Потом на лице его зажёгся интерес, и он оглядел помощника ещё раз — теперь уже внимательнее. Тот, надо сказать, выглядел более чем непривычно, но всё равно почему-то безупречно: умело задрапированная на манер древнеримской тоги красно-золотистая ткань, охватывающая тонкое тело тяжёлыми складками, смотрелась на нём не хуже обычного серого костюма, а кожа, заметно потемневшая из-за прилепленных к ней под одеждой специальных пластырей для распространения временного загара, казалась весьма и весьма экзотическим дополнением к густо подведённым чёрной краской глазам. Бледный книжный червь превратился в соблазнительного солнечного принца. При взгляде на него у Аргзы приятно тяжелело в паху: этот облик как нельзя лучше отражал почти все идеалы красоты для выходцев с Архагла. Правда, в обычном виде Сильвенио почему-то нравился ему ничуть не меньше.
— Тебе идёт, — заметил пират, притягивая его к себе и задумчиво проводя ладонью от неприкрытого драпировкой колена выше до бедра.
Сильвенио осторожно положил руки ему на плечи, чтобы попытаться отстраниться, но ладонь ползла всё выше и держала всё крепче. Он терпеливо вздохнул.
— Сир, вам, разумеется, нет дела до того, что заново мне закреплять эту ткань именно так, как того требуют местные обычаи, придётся опять очень долго, ибо это кропотливый процесс. Но хочу напомнить вам, что позже, когда мы войдём на рынок, нежелательно с вашей стороны проявлять подобный интерес. Вы ведь помните суть плана, верно? Я должен изображать вашего… — он неловко замолк.
— Моего хозяина, — подсказал тот с усмешкой и вынул руку из-под ткани, запутавшись в многочисленных складках. — Я помню. И я здорово подозреваю, что ты предложил весь этот план исключительно для того, чтобы насладиться этой небольшой, но, несомненно, приятной местью.
Сильвенио с облегчением выскользнул из его хватки и на всякий случай отошёл подальше. Но руки у огромного варвара были длинные, и он снова оказался притянут обратно. Иногда ему казалось, что руки Аргзы Грэна достанут его даже на краю мира.
— Сир, я вынужден напомнить вам, что я не одобряю само понятие мести, как и весь мой народ, и предстоящий нам с вами совместный грабёж, уж поверьте, не доставляет мне удовольствия сейчас — не доставит и в перспективе. Но, тем не менее, предложенное мной решение кажется мне наиболее разумным, потому что о нужном вам артефакте мы можем узнать только на здешнем рынке, а вы не знаете языка, и если принять во внимание тот факт, что местные богатые коллекционеры, с которыми будут охотнее всего делиться подобными сведениями, больше походят телосложением на представителей моей расы, и что, согласно проанализированным мной данным, пиратов они не берут даже в телохранители, только в рабы, то…
Аргза нетерпеливо отмахнулся и привычно, по-звериному начал вылизывать ему ухо. Всё это Сильвенио говорил уже много раз, и всё это Аргза уже прекрасно знал, но это ничуть не убавляло его раздражения. Да и потом, ему почему-то никогда не нравились чужие длинные логические цепочки. Даже если они и вправду были сугубо логическими. У варваров логика всегда была своя собственная, простая и действенная: врагов — атаковать, желаемого — добиваться, своего — не упускать из рук, а все разговоры — как-нибудь потом, а лучше — в другой жизни, если она будет. На уровне инстинктов жить было гораздо проще и полезнее. Что, впрочем, не мешало ещё ни одному варвару рассуждать здраво, когда это требуется для их целей.
Сильвенио отвернулся с усталым безразличием, больше не пытаясь ненавязчиво выскользнуть из собственнически облапывающих его рук и — тоже привычно — обмякая в его руках живой куклой. Он уже давно уяснил, что так было гораздо проще, чем пытаться увещевать пирата заняться наконец делом, которое, между прочим, только ему и нужно, в общем-то. Работало всегда безотказно: если он проявлял подобное покорное равнодушие, а у Аргзы не было достаточно времени, чтобы попытаться его как-то растормошить, то домогательства быстро прекращались. Целовать и лапать куклу ему было определённо скучно.
Они вышли из замаскированного под торговое судно корабля вместе. Тонкий фиктивный поводок, закреплённый посередине ладони Сильвенио и ведущий к такому же фиктивному ошейнику на шее варвара, Аргзу ужасно позабавил, и он едва удержался от хохота, когда представил, как они, должно быть, выглядят сейчас со стороны: субтильный паренёк с печальными глазами, аккуратно завёрнутый в какие-то тряпки, со смешными голыми коленками, с абсолютно безволосыми и гладкими ножками-спичками — и его широкоплечий трёхметровый "раб" со взглядом убийцы и в одной лишь набедренной повязке.
— И как я смотрюсь в ошейнике? — улыбнулся он, пока они проталкивались через толпу на тот самый рынок. — Тебе нравится, Лиам?
Он, конечно, издевался, и Сильвенио это прекрасно знал, поэтому он только чуть приостановился и глянул на него с мученической скорбью.
— Должен заметить, сир, что ошейник не смотрится хорошо ни на одном живом существе. Ограничение свободы — это всегда печально. За миллионы лет своего существования человечество, как ни странно, так и не сумело отказаться от торговли рабами, несмотря на весь уровень своего развития, и это говорит только о том, что люди…
Аргза наклонился к нему и, лениво подцепив ногтем бинты на его шее, которыми был скрыт от любопытных глаз собственный ошейник Лиама, подхватил его за подбородок и чуть сжал, любуясь его личиком, приобретшим привычное выражение проповедующего священника. Тот, однако, не спешил замолкать, вопреки привычке, и очередная лекция о свободе и ошибках человечества грозила затянуться. Иногда так бывало: Сильвенио заклинивало, и он всё не затыкался, упрямо пытаясь донести до Аргзы какую-то очень Важную и Умную Мысль (именно так, с заглавной буквы), а пират, даже не утруждаясь делать вид, что слушает хотя бы краем уха, беззастенчиво его разглядывал и следил за его руками, в такие моменты нервно теребившими край одежды или же выразительно жестикулирующими. Аргзу просто тоже порой нехило переклинивало — только на несколько других вещах.
Правда, сейчас клин случился с ними обоими крайне, крайне невовремя.
— Ооооо! — прервал поток очередной проповеди чей-то удивлённо-брезгливый голос рядом с ними. — Вы слишком много позволяете своему рабу, юноша!