Конрад рубил дрова и радовался. Ему всегда это нравилось. Когда впервые взял топор, когда приходилось этим зарабатывать на жизнь, когда это давало простую задачу, где не надо думать, принимать решения, предсказывать последствия. Просто. Рубка. Дров. Путешествия, знакомства, смерти, пейзажи, архитектура не изменили его. Так ему казалось. Потому что до сих пор он получает удовольствие от тех же вещей, что и раньше, ненавидит то же самое, что и прежде. Всё просто. Еще не загорались бы звезды и можно считать, что жизнь удались.
Когда возвращался в дом, то корпел над столом и правил ландшафт. Всё, что вырезано, не стереть, но он оправдывал себя, что история должна сохраниться. Пусть на этом столе останутся города, память о которых истлела, высохшие реки, сгоревшие леса, исчезнувшие народы.
Плотницкий инструмент Михаила резал с той же точностью, что и раньше. Это была еще одна вещь, что приносила удовольствие. По крайней мере, он видел результаты своих дел. Сдувал древесную пыль, проводил пальцам по новым узорам карты и грустно улыбался, вспоминая цели своих путешествий.
«Меня вела звезда.»
— Каково это? — вдруг спросила Зоя.
После нескольких дней он привык к её речи и больше не путался в словах.
— Путешествовать? О, постоянные мозоли, пыль, пустой желудок. Много всего необычного, или глупого, или красивого, или настолько странного, что не можешь отмыться от мыслей об этом как от патоки в волосах.
Она провела ногтем по только что появившейся долине.
— Быть бессмертным. Ты всех нас считаешь детьми?
Конрад вздохнул. Сложный вопрос. Неприятный. Отложил инструмент, но взгляда не поднял.
— Кого-то больше, кого-то меньше.
— Всё потому что мы глупые и ничего не смыслим? — она подняла на него взгляд. — Мы хрупкие и слабые. — последние слова Зоя говорила по слогам, — пока ты пересекаешь моря и горы, деревни чахнут, люди дряхлеют и умирают. Какого это?
Конрад поднялся и снял со стены веревку с трофеями. Сел рядом с Зоей так, что коснулся её плеча, отодвинул позеленевшую бронзовую от засаленного узелка. Указал на него.
— Вот здесь я был счастлив. Думал, что Боги благословили меня, что я за свою жизнь сделаю больше, чем кто бы то ни был. Буду управлять городами, и точно успею насладиться каждой наложницей в гареме. — Он усмехнулся. — Да, когда-то я мечтал и о таком.
Зоя приподняла бровь.
— Теперь не мечтаешь?
— Точно не о гареме и не о городах. Затем была моя первая звезда — вот она. Позеленела, смялась. Отверстие не в центре и я каждый раз боюсь, что она отвалится. У меня тогда тряслись руки как у старины Тома, когда он видел свою жену.
— Я его не знаю.
Конрад осекся.
— Прости, он умер лет двести назад.
Она отодвинулась от него и посмотрела в глаза.
— Ты мог бы не напоминать о возрасте?
— Да, конечно, прости.
Зоя улыбнулась
— И не извиняться.
Мужчина запустил пятерню в волосы, вздохнул.
— Договорились. После того первого раза, я надеялся, что мне больше не надо будет куда-то бежать, искать дороги, нужных людей. — Конрад пальцем отсчитывает по одной монете. — И с каждой новой монетой, я понимал, что ничего не успеваю. Годы идут, люди стареют, а я всё также в дороге. Когда кто-то заводил детей и становился старостой, я всё также боролся с дождём и зноем. Пока архитектор выстраивал дело жизни, а кузнец совершенствовал мастерство, я делал то, в чем сложно стать лучше других — я шел.
Девушка протянула руку к серебряному треугольнику в середине, мизинцем коснулась пальцев Конрада.
— Если тебе это не нравится, почему не остановишься?
— Потому что так… надо? Это сложно объяснить. Я столько раз пытался.
— Остановиться?
— Объяснить.
Зоя погладила зазубренный край монетки.
— Когда попробуешь осесть, расскажи.
— Хотел бы пообещать, что узнаешь об этом первой, но…
Она перебила его, и её голос стал грустным.
— Пообещай. Я привыкла.
Конрад аккуратно освободил треугольную монету из её пальцев и встал, чтоб отнести веревку к стене.
— Может и не понадобится. — Он постарался улыбнуться настолько жизнерадостно, насколько умел, но вместе с тем фальшиво. — В этом мире всякое бывает. Уж поверь. Однажды я встретил прекрасную женщину, которая…
Зоя откашлялась, сдвинула брови и посмотрела в сторону, затем в окно.
— Дядя Конрад, я тут вспомнила, ворота в хлеву покосились, почини, пожалуйста. А я трав к ужину нарву.
Она вышла, топая деревянными подошвами по крыльцу. А Конрад остался стоять возле стены, на которой сушились еще свежие мята и чабрец.
***
День проходил за днем, пока Конрад и Зоя жили вместе. Ему приходилось выходить и отворачиваться, когда она переодевалась. И хоть просила его не быть ребенком, потому что чего только он за свои годы не видел, в этом вопросе Конрад был последователен.
Иногда к их дому подходил темноволосый парень и подолгу стоял возле ворот, смотрел чем они занимаются. Но упрямо молчал.
Однажды когда Конрад чинил ограду во дворе, то не выдержал и помахал ему. Тот лишь нахмурился.
Это заметила Зоя.
— Даже не думай приглашать его. Мне и так хватает ягнячьих глазок. Еще и он припрется.
Конрад растерялся, отложил молоток и утер пот.
— Это ведь Тим? — по выражению лица Зои он понял, что угадал. — Вроде бы скромный малый.
— И скучный.
Конрад пожал плечами.
— Хорошие люди редко бывают очень интересными.
Зоя фыркнула.
— Значит, одна черта хорошего человека у меня уже есть.
— Ты игнорируешь человека, который в тебя влюблен.
Она мрачно посмотрела в сторону ворот, но Тима уже не было.
— Я уже сказала, что мне хватает о ком заботиться. Ты сам видел его: смотрит, как будто ждет чего-то. Бродяжки и те не настолько жалкие.
— А если он осмелится зайти?
Зоя хмыкнула.
— Как зайдет, так и выйдет. С кем я готова нянчиться, так это со скотиной. И с ней хотя бы поговорить можно.
Конрад взял молоток и принялся забивать в землю деревянный столб.
— Людям нужны люди. Иначе можно в одиночестве и помереть. Ты, кстати, сама об этом говорила.
— Или в петлю залезть от скуки. — она перелезла внутрь ограды, оттолкнула поросенка. — я правда пыталась с ним поговорить, даже учила читать. Чтобы книги обсудить. Он ни в какую. А я только и знаю мнение отца, да и то на любой вопрос ответ «Подрастешь, сама поймешь». Вот я и подросла.
Она отвела взгляд и поджала губы.
Конрад опустил руки и посмотрел в окно, в котором виднелся верхний угол шкафа с книгами.
— А он умер.
— Ага. — она помолчала. — Не надо было тебе с ним знакомиться. Бродил бы себе по каким-нибудь другим селам. Проще было бы. Хотя тебе не понять. Ты же в городах бываешь, общаешься со всякими интересными людьми, знаешь истории стран. Тебе не успевают надоесть разговоры про пшеницу, рожь, чахлых куриц, цену на гвозди.
Конрад внимательно смотрел на Зою. Она кусала губы и мяла тканевый пояс.
— А стол? Тебя спроси, что произошло там или там, и я услышу историю про то, как из-за гибели дочки кузнеца восстала деревня, которая позже выросла до целой страны. Или про кораблекрушение и смерть королевы с наследником. Еще куча всего в этой пыльной куче. — Зоя отмахнулась, но Конрад понял, что она о книгах. — А я в окружении свиней, коров, да с лошадью в обнимку слушаю, как кто-то кому-то за унцию муки морду разбил в драке, да еще залил кровью весь мешок, что никому не досталось.
Конрад улыбнулся ситуации, потому что она напоминала ему множество похожих, но с куда большим размахом.
А Зоя продолжала себя накручивать.
— В мире столько всего проиходит, ты столько всего рассказывал, а отец повторял, что… Мне просто жалко Тима. Он хороший парень, наверное, но это как есть просто жареное мясо, когда узнала про специи. — она подняла взгляд на Конрада. — Как мне с ним жить, если я его не буду уважать, если он не будет мне интересен?
— Это не худшее, каким может быть… муж?
— Но худшее, что я могу себе представить. Скучный отец моего ребенка. Злобного дурака хотя бы кочергой можно огреть, по яйцам дать, укусить за лицо. — Зоя загибала пальцы и ходила вперед назад, пока свиньи следили за ней. — оторвать ухо, а что мне делать с таким? Жалеть? Я же возненавижу себя.
Конрад медленно выдохнул. Поработать уже не получится.
И правда, что ей делать? Он бы и рад подсказать, но вспомнить бы хоть раз, когда у него стоял похожий выбор. Это как вояка будет советовать художнику, как надо рисовать полководцев, которых тот видел пару раз, и то со ста шагов.
— Ну вот. — сказала Зоя, глядя в лицо Конрада. — тебе стало скучно. — она нервно усмехнулась. — Знаешь, неприятно быть на месте Тима. Когда ты выкладываешь душу, а тебя едва слушают.
Она кричала. Деревенские, должно быть, уже бегут, чтобы получить новых сплетен. А Конрад в который раз чувствовал себя виноватым.
Именно поэтому он приезжал в эту деревню к Михаилу и всем его предкам. Так уж вышло, что никто из них не ставил ему в укор его судьбу, никто не жаловался. Люди просто жили. С Зоей оказалось всё гораздо сложнее. Она больше всех оказалось готовой, чтобы уехать. Слишком похожа на Нику.
«Только в этот раз я не ошибусь, и не буду давать обещаний.»
— Идём в дом. — сказал Конрад, положил на столбик молоток.
Зоя уже раскраснелась и открыла рот, чтобы возразить, но опустила плечи и устало кивнула. Она полезла через ограду и заговорила.
— Что-то я…
И в этот миг Конрад ощутил, как его сердце замерло, а челюсти сжалить.
«Только не…» — он не успел додумать мысль.
Его тело пронзила боль, которая ударила в основание, шеи, разбежалась по позвоночнику, а оттуда по рукам и ногам. В глазах потемнело, он перестал чувствовать хоть что-то кроме боли, которая нарастала и пульсировало. Казалось, что глаза вывалятся, а из ушей хлынут фонтаны крови, легкие взорвутся изнутри.
Не было ни верха, ни низа, время превратилось в одно продолжительное мучение, которое не кончалось. Любую мысль тут же вышибало очередным спазмом, очередной судорогой. Всё, что он мог сейчас — это испытывать боль, ощущая, как все его тело выкручивает наизнанку, а кости растираются в пыль.
Конрад пришел в себя, лежа на земле. В мышцах еще осталось эхо боли, но оно забывалось, как сон. Его правой щеки касалось что-то холодное.
— Тише, тише, всё хорошо. — слышал он шёпот Зои.
Это она гладила его по щеке, а голову держала у себя на коленях, пока он лежал рядом со свинарником.
Он попытался встать, но руки Зои мягко придавили его.
— Полежи еще. Вдруг оно не кончилось.
Конрад знал, что если уж он пришел в себя, то всё только началось. Но приступа можно не бояться.
— Достаточно, Зоя. Мне надо собираться.
Последние слова легли тяжким грузом на грудь. Оказалось, что ему приятно лежать вот так на коленях у молодой девушки. Когда это было в последний раз?
Руки девушки замерли.
— Собираться? Уже.
Он воспользовался её растерянностью и вскочил.
— Но ведь в прошлый раз ты пробыл у нас год или два. Нет, останься!
Снова этот взгляд.
Конрад нахмурился, ощущая, как чутье велит ему идти на юго-восток. Он покосился на небо, но было слишком светло, чтобы увидеть проклятую звезду.
— Зато больше не буду мешать вам с Тимом. — сказал он, вытер грязь с лица и пошел в дом.
— С Тимом? Проклятье, Конрад. Да остановись ты!
Нельзя медлить. Чем быстрее он доберется, тем скорее покончит со всем этим. Может быть, ему даже удастся сделать это тихо, без лишнего шума. Не как в прошлый раз. Но для этого нужно спешить.
Первым делом Конрад повязал на пояс ремень, веревку с монетами и взял ножны. Пока он это делал, Зоя уже стояла к нему в упор.
— Твоя звезда может подождать.
Он развернулся.
— Не может. Чем…
— Остановись. — она схватила его за лицо. — Ты же никогда не пытался этого сделать. Попробуй сейчас. Что тебе мешает?
Зоя почти плакала.
— Я должен.
Как же банально это звучало. Не счесть сколько раз он сам это слышал, сколько произносил.
— Кому не плевать, что ты должен? Там же, в твоих же книгах. — она метнулась в пыльному шкафу и вытащила фолиант с тремя закладками. — вот здесь же. Умники твои говорят, что человек ничего не должен, пока он сам это не решил!
Зоя указывала на строчки философских размышлений. Мудрых и величественных, пока это не касалось обычной жизни.
Она заглянула ему в глаза и покачала головой.
— Тебе плевать на них. Ладно. Тогда возьми меня с собой. Дай только месяц, две недели. Я продам животину и пойду с тобой. — Зоя схватила походный мешок за миг до того, как его взял Конрад. — У нас будут деньги на еду, на ночлег. Возьмем тебе новые сапоги. Конрад, пожалуйста.
Зоя держала мешок изо всех сил.
Конрад не попытался забрать его, обогнул её и подошел к столу.
Она переживет, она очень сообразительная и сильная девочка. Девушка.
«Женщина.»
Конрад пытался не замечать его и связывать образ Зои с девчушкой, что сидела у него на коленях. Это всё упрощало.
— Ответь хоть что-нибудь. Тебе эта треклятая звезда дороже, чем дочь старого друга?
Он взял рейку, положил её конец к точке на карте, где сейчас находился, прислушался к ощущениям и посмотрел возможный путь. Леса, степи, пустыня. Несколько деревень, средний город и столица Харийского каганата.
Конрад боковым зрением заметил размах, но не придал значения.
Его щеку обожгло. Сам он отшатнулся от стола и посмотрел на Зою.
Её волосы растрепались, она часто дышала и смотрела с яростью воительницы. Но спустя мгновения, как их взгляды пересеклись, Зоя смягчилась.
— Прости, ты не слушал. — она метнулась к нему и схватила за руку. — Останься сколько сможешь. На неделю, на пять дней, на ночь.
Конрад замер. Видимо, у него на лице что-то промелькнуло, и Зоя ухватилось за это.
— Останься на ночь. — Она сглотнула. — Со мной.
— Нет!
Он произнес это громче и резче, чем следовало.
Зоя отпустила его руку и посмотрела на карту на столе.
— Так вот зачем мы тебе. Чтобы держать карту в удобном месте и знать куда идти.
Конрад задохнулся от такого предположения.
— Нет. Зоя. Михаил был мне другом, а ты…
— А я тебе никто. — Сказала она и шмыгнула носом. — Даже не… — она осеклась, схватила первый попавшийся кусок ткани, набросила на плечи и закуталась, уставившись в пол.
Продумывать маршрут сейчас было худшей идеей. Лучше это сделать в дороге, благо он помнит карту.
Конрад глубоко вдохнул и шагнул к Зое, попытался коснуться её плеча, но она отшатнулась.
— Я всегда буду помнить тебя.
— Помнить. Может, еще монетку за меня повесишь? — она подняла на него злой взгляд. — Хотя нет, ты же не обрюхатил меня. Или всё-таки решишь пополнить коллекцию?
Она отпустила край ткани, и тот повис, приоткрывая вышивку на её платье.
— Зоя. Они не про это. Если бы я мог…
— Ты можешь. Просто останься и…
Глаза Зои расширились. Она посмотрела на рейку, что осталась лежать на столе, на точки и названия, которые она пересекала. Её взгляд забегал с карты на Конрада и обратно.
— Нет. Нет, это… — она часто задышала и отступила на шаг. — Звезды. Это ведь люди, да? Ты убиваешь людей. И каждая монета — человек. — Зоя улыбалась и отходила к столу с ножами. — А если звезда появилась недавно, то это… Скажешь сам, дядя Конрад?
Последние слова наполнились железом. В её руке оказался нож, которым можно было пух резать на лету — Конрад сам его затачивал.
— Ребенок. — Сухо ответил он. — Да. Я убиваю детей. Именно поэтому тебе нельзя со мной.
— Что-то перехотелось. — По слогам сказала она и резче. — Всё перехотелось. Ха. И поэтому ты не стал спать со мной? Боишься, что появится звездочка, ведь ты особенный, ты бессмертный. — По её лицу было ясно, что она знает, что права. Поэтому и не стала дожидаться ответа. — Проваливай, душегуб.
Конрад еще раз взглянул на карту, бросил походный мешок за плечо, оглянулся на голову медведя.
— До встречи, Бурый.
За него ответила Зоя.
— И не надейся. Ты больше никого из нас не увидишь. Никогда, слышишь?
Он слышал. Всё прекрасно слышал, и от этого на душе становилось тяжело. Ещё одно место, куда он никогда не вернётся.