Конрад очнулся от тычка в бок.
Он еще тяжело дышал, возвращаясь к понимаю кто и где его окружают. Одно из худших мест, чтобы почувствовать зарождение избранного.
Каган стоял перед троном и заглядывал из-за голов стражников на беспомощного Конрада.
— Ты что-то смыслишь, но что за целитель, если носит в себе такую болезнь и не может справиться с ней? Моему сыну не нужны сломанные дары. И я не подарю ему больного целителя, как не подарил бы дырявых сандалей или ржавый меч. Ты опечалил меня, чужеходец. Пусть кто-то другой примет твои услуги, а теперь ступай прочь. Да будет солнце к тебе благосклоннее, чем я. — повернулся к глашатаю. — Дайте ему золота за то, что нас повеселил.
Конрад попытался возразить, но его уже оттаскивали стражники. Под раздраженными взглядами дарителей и придворных — дальше от сына императора, дальше от цели.
Он дернулся, и тут же понял опасность этого. Крепкие руки сильнее сжали его плечи, лишая хоть какого-то шанса освободиться.
Стража вывела за ворота и оставила.
Конрад проводил её взглядом, как и десятки дарителей, кто шептались и указывали на него.
Он поправил ремень, ножны, провел пальцем по монетам, глянул на последнюю — та блестела маленьким солнцем. Остальные тоже были на месте.
— Твой путь из нашего города ведет. — сказал пожилой мужчина и протянул расшитый мешочек, шедший от дворца.
Незнакомец был одет в синий кафтан. А серый платок вокруг шеи указывал на его статус — каганский слуга.
Конрад взял подарок и пересыпал монеты в свой кошель.
— Насколько скоро? Пока Ламуш не вспомнит обо мне? — спросил он.
Слуга улыбнулся.
— Нет, но никто тебя не примет как лекаря. А за светлейшего Ламуша не беспокойся — он не из тех, кто мстит неудачникам. Да прибудет солнце с тобой.
Конрад ответил:
— И да согреет меня его благодать.
Поклонился слуге, а когда тот ушел, привалился к ближайшему дому и стал смотреть на очередь.
Как же так вышло? Приди он раньше или позже на час — всё прошло бы хорошо. Всё бы получилось!
Он схватился за голову. Очередная досадная неудача. Что ему теперь сделать, чтобы пробраться во дворец? Попроситься служкой? После того, как ему отказали в положении лекаря? Его точно допросят — зачем ему к сыну императора? Уж не наемный ли убийца?
Конрад горестно хмыкнул. И да, и нет. Запрокинул голову, ударился затылком о стену и скривился. Это малая боль по сравнению с недавней. Но что дальше? Пойти за новой звездой, в надежде, что там удастся справиться раньше? Затем вернуться? Избранный подрастет. И тогда станет сложнее убить его незаметно. Кроме матери и пары сиделок его окружат учителя и толпы слуг. Придется убить еще много других людей. А значит уходить нельзя, пока он беззащитен.
Конрад посмотрел на стражников, на высокие стены, на башни.
— Беззащитен. — прошептал он.
И снова погрузился в мысли. Может быть, это знак, что ему пора наплевать на божественный долг, на людей, что прольют кровь из-за избранного, на ноющее в груди чувство незавершенного. Ведь сейчас ему надо убить сына правителя целой страны. И даже если войдет во дворец, то где искать в десятках, если не сотнях коридорах? У кого спрашивать?
— И как выбраться живым? — добавил он в конце и замер.
Это были те вопросы, на которые ему стоило дать ответ: Как пробраться, где искать и как уйти.
Искать однозначно в опочивальне жены Кагана. Но где она? В башне? С этого места невозможно понять.
Конрад глубоко вдохнул и очень медленно выдохнул, глядя себе под ноги. Он разглядывал плиты и песок, который забился в стыки между ними. Песчинки перекатывались от едва уловимого ветерка, обнажали одни неровности и скрывали другие. И чтобы увидеть плиту целиком надо было просто не давать песку попадать на неё. Или ждать и запоминать.
Он усмехнулся, поднял голову и иначе взглянул на дворец. В поисках возможностей. То, что он должен был искать сразу после того, как потерпел неудачу.
Узоры на башнях. Они выглядели так, будто их вытесали на камнях, из которых строили её. Значит по ним можно забраться. Но, что днем, что ночью его фигуру легко заменят на светлом фоне.
Он представил, как между ребер впивается стрела и отмел этот вариант — слишком опасно. Тем более, это может быть лепнина. Хрупкая, ненадежная — стоит только схватиться, как куски полетят вниз, привлекут внимание стражников и тогда тот же исход.
Башня. Конрад был почти уверен, что ему туда. Конечно, во дворце мог появиться и другой ребенок. Какой-нибудь прачки или поварихи, тогда он слишком все усложняет. А значит, появляется еще один вопрос: есть ли во дворце ещё новорожденные? Но кто об этом может знать? Те же самые прачки, конюхи, повара. Все те люди, чья унылая жизнь сподвигает их на сплетни и мелкие дрязги.
«Надо искать подобных им.»
Из дворца это было бы значительно, проще, но ему не повезло, и второго шанса представиться ко двору нет. Тем не менее, в его кошеле появились деньги. Маленькая удача после большого провала. Чтож, зато теперь он сможет поесть.
Харийская чайхона мало чем отличались от таверн. По большей части здесь сидели на полу — на топчанах. Рядом с которыми стояли подносы с кружками, где-то кальяны и все сплошь заполнено дымом и запахом душистого табака, напоминавшего Конраду болотные испарения. А по центру стол на двенадцать человек — для торговцев и чужаков.
Конрад не успел отодвинуть стул, как рядом с ним появился хозяин чайхоны — плешивый и сутулый мужик, с усталой улыбкой.
Заметив, что Конрад тянется к кошелю, тот вскинул руку и поспешил усадить гостя.
— Даже не думайте. Иначе меня отправят добывать изумруды. Еще два дня все угощения за счет солнечного дворца.
— Тогда мне чаю и рубленой курятины.
Сутулый тут же исчез.
Окружающие пили, шутили, спорили какое имя дадут младенцу, играли в азартные игры. А Конрад слушал. Кто обмолвится словом про дворец, про службу при дворе, возможно, назовёт имена.
Но ничего.
Тогда он несколько раз скривили лицо, подбирая нужное выражение тоски и мечтательности, после чего подошел к хозяину чайхоны.
— Я в печали, друг мой. И даже солнце не развеет тучи моей грусти.
Тот усмехнулся, передал вино помощнику и указал кому отнести.
— Разговариваешь как мой покойный дедушка. Тот тоже любил вычурность и припоминать солнце в каждой фразе. И тут есть два объяснения — либо ты тоже трогаешься умом, либо тебе достался плохой учитель.
«Или я был здесь сто лет назад». — Мысленно ответил Конрад и улыбнулся.
— Тогда твой дедушка помог бы мне объяснить печаль. Влюбился я, мой друг, влюбился.
— Он бы объяснил тебе только на какой горох детей коленями ставить. — хозяин чайхоны вздохнул, отрезал ломоть мяса и положил в рот. — странный ты.
— Я же чужеходец.
— Да, да, вижу. Но говоришь как мой прадед.
— дед.
Сутулый приподнял бровь, цыкнул.
— Даже прапрадед. Но не суть, а заботишься о такой мелочи. Ну прямо мальчишка. Зачем тебе любовь в дни праздника? Любительниц экзотики ты легко найдешь. Пусть не очень молод, не брит, бледен, но вино украшает каждого. Выпей еще.
Конрад готов был согласиться с ним. Случайная встреча и алкоголь могли бы отвлечь от душевных терзаний, но не приблизить к цели.
— Она служит при дворе Кагана.
— Не лучшая характеристика для человека. — хозяин развел руками, — но раз мальчик влюбился, то думать головой он не намерен, ведь так?
Конрад опустил взгляд, усмехнулся, вздохнул.
— А ты знаток душ.
— Мне просто не повезло слишком любить вино и деньги. — усмехнулся сутулый и обвел руками зал. — думаешь тут мало таких как ты? Каждый четвертый.
— И каждый четвертый сможет мне помочь передать ей послание?
Хозяин замер, зажмурился, улыбнулся.
— Прости, что? Послание? Тебе за тридцать, а такие замашки. Нет, ты точно полоумный, мой друг. Подойди к ней, скажи, что восхищаешься тем, как она себя держит, её руками, её талантами. Что готов поддержать её и расчистить путь к её мечтам. И что решишь любые её проблемы.
— Я настолько смешон?
Хозяин пожал плечами, снова отрезал мяса и предложил Конраду. Тот взял.
— Что есть, то есть. Ох, ко мне всякие заходят. Из дворца тоже. Скажи, хотя бы, кто твоя… — он откашлялся и добавил голос ниже. — звезда, что затмевает солнце. — сморщился и прохрипел. — самому мерзко.
— Она помощница повитухи. Так назвалась.
— Со вкусом у тебя проблемы. А по имени?
Конрад развел руками.
Хозяин покачал головой, налил себе вина и отпил.
— Мальчишка, вот хоть солнце не свети, а мальчишка. А выглядит как?
— У неё такие глаза, как…
— Только их и видел?
Конрад поджал губы, положил в рот мясо и кивнул.
— Нет, всё-таки полоумный. — решил хозяин.
— Так поможешь передать послание? Если не любви моей, так её наставнице. Чтобы я с встретился с ней и признался.
По одному виду хозяина казалось, что ему приятнее сжечь своё заведение, чем участвовать в этом балагане. Конрад тоже это понимал, потому что услышь он сам со стороны подобные слова, высмеял бы идиота.
Тем не менее, сутулый все же задумался. Вспомнил что-то, посмотрел на посетителей, чему-то улыбнулся, покосился на Конрада, вздохнул
— Я всегда знал, что чужеходцы истеричны как младенцы. Наверное, поэтому вы никогда на месте не сидите. Будь я…
— Так поможешь?
Хозяин допил остатки вина, взял бутылку, чтобы налить еще, но передумал.
— Помогу. Давай свою записку. У меня есть несколько знакомых, кто сможет передать.
«Маленькая удача».
— Да, конечно. Только скажи, что от тайного…
— Хватит.
Конрад выдохнул. Первая часть задачи была выполнена. Оставалось надеяться на наивность повитухи, то, что ей польстит внимание незнакомца, а ему удастся узнать о количестве новорожденных во дворце.
Конрад еще долго сидел в зале, вслушиваясь в разговоры, в слова, которые используют местные, всматривался в их жесты. Уже и солнце зашло, но народа не убавлялось. В конце концов он решил остался на ночь.
Но не успел раздеться, как к нему постучались.
Это был помощник хозяина чайхоны. Он протянул Конраду записку.
— Тебе.
«Как быстро.»
— Спасибо, я должен что-то?
— Двойной завтрак и чашу вина.
Конрад достал серебряную монету и дал пареньку.
— Щедрость окупается дважды? — усмехнулся мальчик и спрятал монету. — пусть тебе окупится трижды.
И ушел.
Конрад развернул кусок материи, от которой еще пахло чернилами. Они смазались, но прочесть было можно. Аккуратный почерк описывал место, где Конрада ждут. А так же небольшую схему как ему надо идти, чтобы прийти к условленному месту.
Либо мальчишка рассказал, где поселился "воздыхатель", либо паренька и так все знают, как бывает с помощниками различных жрален.
Ночная прохлада пробиралась под одежду, покалывала пальцы. Но на больших улицах люди продолжали веселиться. Разгоряченные и пьяные, они толкались и обнимались.
Конрад сверился с письмом и понял, что его путь идет через проулки.
"Чтобы никакая пьяная любительница экзотики меня не перехватила?" — подумал он и тут же свернул с улицы.
Через несколько поворотов ему стали попадаться бездомные. Они прижимались друг к другу, обнимая свертки из пальмовых листьев — то, что удалось урвать с общего стола. Чуть позже он заметил как стражники отволакивают полусознательного бедняка в подворотню. Тот признавался им в любви и лез обниматься, но выглядел он как котенок, которого взяли за шкирку. И который тут же уснул, едва лег на землю.
Конрад видел это множестве раз. Казалось, что во всех землях у бедняков и стражников одни и те же взаимоотношения. Первые обычно не попадаются на глаза вторым и тогда всем хорошо. Никто никого не бьет, никто не жалуется на оборвышей перед своим домом, а что творится за углом этого дома — уже мало кого волнует. Главное — чтобы сохранялось впечатление.
Чем дальше он шел, тем больше приходилось обходить переступать полуголых мужчин, кормящих матерей. Последние по привычке тянули руку за подаянием, хотя рядом лежали запасы еды на несколько дней. Были и те, кто оценивали его, задерживали взгляд на ноже, но монетах. И явно рассуждали стоит ли риск обещанной выгоды.
Конрад замедлился, когда в трёх проулках подряд не оказалось ни одного бедняка. Приятное запустение, если бы не оставленные куски хлеба. Возможно, здесь произошла драка, и люди предпочли сбежать. Или кто-то всех прогнал.
Он достал нож, прислушался.
Тишина.
Мог ли мальчишка обмануть его? Конечно. Была ли ему выгода? Естественно.
Конрад подошел к очередному повороту, шагая так, чтобы не звенели монеты. До места встречи с «повитухой» оставалось несколько переходов. Он заглянул за угол. Снова пустота. Проход шириной в два метра. Возле стен прогнившие доски и осколки кувшинов. В песке темные капли и что-то светлое в них. Он присмотрелся. Зуб. Дальше следы людей, лежанок.
«Столько стараний ради меня.» — подумал Конрад, спрятал клинок за предплечье и сложил руки на животе.
Он приготовился, что вот именно здесь его окружат с двух сторон, нападут, как бывало десять, может двадцать раз. С показательной медлительностью, чтобы нагнать на него страх, но нет. Он заметил их за два метра до очередного поворота. Точнее не их, а кусочек полированной бронзы, что отразил луну прежде чем исчезнуть за углом возле самой земли.
Конрад шагнул и остановился.
Он ждал. Ждал, когда кончится терпение у бандитов. Ждал звуков, каких-нибудь других свидетельств о том, что там кто-то есть. Если они пришли за ним, то, минимум, занервничают.
Прошла минута, две. В тишину переулка пытались вмешаться далекие звуки веселья, крики ночных птицы, шорохи ветра по крыше. Но те, кто его ждали, все еще не подавали виду. Проклятье, он даже засомневался, что увидел отблеск. Или всё же нет? Но у него есть почти всё время мира, так что лишний час он постоит без проблем. А если ничего не произойдет, то пойдет дальше. Повитухе не составит труда подождать поклонника, уж если она по несколько часов достает детей.
Спустя пять минут зеркальце вновь появилось. Едва оно показалось из-за угла, Конрад рванул вперед, ударил сапогом по руке и повернул за угол.
Там стояли трое. У двоих короткие дубины, третий поднимался и доставал свою.
Конрад кольнул его в лицо. Попал под нос, лезвие скрипнуло о кость, проникло. Он рванул его в сторону, разрезая лицо незнакомца.
Двое других уже били. Конрад увернулся от первого удара, сблизился со вторым и принял дубинка плечом. Та прошла по касательной. Конрад, воткнул лезвие в предплечье атакующему у самой кисни, провернул. С разворота ударил пальцами по глазам второго, вытащил нож и рукоятью врезал в кадык.
И побежал прочь.