В колхозе "Восход Ильича" с разрешения местного Сельсовета, Демократического Союза и Союза журналистов открылся конкурс на лучший обелиск "Г-н Морозов - жертва Сталинизма". На конкурс было представлено 30 работ из Москвы, 4 из Ленинграда, 2 из Ташкента, 47 из Нью-Йорка и Сиэтла, 42 из Иерусалима, 18 из Переделкино и 3 из Улан-Удэ. Конкурс открывал известный американский актер Джон Сидор, сыгравший в новом ломовом боевике "Банзай энд Тщапай" роль батьки Махно.
Колдунья и ведьма Анфиса Саапштальская сошла с ума.
Навстречу им семенил Горий Изидович Илюшкин, толстенький человечек, держал он в руках небольшой кейс и какое-то, явно гнилое, бревнышко. Узрев Мерлина с Тратотаром, сверкнул умными глазками и, приживши ко груди бревнышко, закричал:
"Я - Повелитель вампиров! это - кол! я таперича всех масонов ин... э-э... вальтую! вот как!"
Господа чернушники сделали, однако, вид, что не заметили Илюшкина. И тогда Илюшкин понял, что это - не Мерлин и Тратотар, а их астральные двойники, посланные, вероятно, агентами всех разведок; пробормотав наскоро грозное заклинание, он бросился бежать, прижимая ко груди явно гнилое бревнышко.
"Плод, мною приносимый, - Солнце."
В августе 1990 года от Рождения Христова картошка подешевела на 2 рубля (Ленинградский рынок).
Шли они во Дворец Культуры, где должен был быть сейшн. Понятно было и ежу, что сейшена не будет, все-равно интересно: что там случится эдакого.
Кузьма Евенеев сочинил-таки новый блюз о пользе скорпионьей слюны и позвонил Брынку 667-ому - дабы испеть сей блюз по телефону. Но 667-ова дома не оказалось - он тоже пошел на сейшн.
В 1293 году был сожжен в Сьене, в принципе, милый человек, друг Данте, алхимик и чародей Капоккьо.
"А вот - идет, идет!.."
"Да это ж наш Брынкуня 7-ой!"
"667-ой..."
"Ну да, дык, Мерляша, глянь - охайрался наш магистр! дык, ну хэрэ тебе трезвонить, тусуется, дык, сестренка твоя."
"Здравствуй; а я из дома ушел."
"Так чего, тебя вписать?" - Брынк сегодня хандрил.
"А, да, спасибо..."
Чтобы приготовить эликсир мудрости или философский камень, возьми, сын мой, философской ртути и накаливай, пока не превратится она в зеленого льва.
"Как-то раз к одному монаху пришел некий юноша и попросил помочь ему, научить жизни, там, борьбе, движению. "Хорошо, - сказал монах, - пошли." И прошли они лес, и вышли потом к полю. И был вечер. И сели они на камни у деревьев, и сказал монах: "Смотри на небо." Там солнце садилось. "Но я это тыщи раз видел, что ж дальше?" - спросил юноша. "Это ещё не все, - отвечал монах, - смотри." Наступила ночь. На небе появились звезды. "Как же так, опять заговорил юноша, - ночь, это понятно, где же учение?" "Подожди, отвечал монах, - ты ещё не все увидел, смотри." Наступил рассвет. Величественно над землей поднялось солнце. "О учитель, - взмолился тут юноша, - как же моя просьба? где учение? ты же обещал..." Но сказал тогда ему монах: "Прости меня, не я учитель, ты все теперь видел сам, мне добавить нечего..." А юноша..."
"И это ты называешь дзен-буддийским коаном? По-моему, бред какой-то."
"Не думаю. Может, я, там, плохо излагаю свои мысли, но ведь все так просто... или нет?"
"Слушай, Седьмой..."
"667-ой."
"Да, я, ты знаешь, я спать пойду. У меня башка трещит."
"А может, чайком, там, еще, побалуемся?.."
"Да не, вломак, я лучше - спать."
"Эге, ты топай, а я тут пока... странный денек сегодня, а?"
"Да ну тебя, все в кайф..."
Мерлин потряс Брынка за руку, тот поднял голову:
"Я устал. Ты врубись, хочется все это бросить и умотать с хиппами на юга, по трассе..."
"Ромка, брось, какие к черту юга - октябрь на дворе."
"Еще бы... типа того. Ты вот что: по коридору пойдешь вертай налево, а ежели что - то я тута сижу."
"В смысле?"
"Да так, типа, если случится что."
Проснувшись днем, председатель колхоза "Восход Ильича" выпил 2 (два) стакана кефира и съел 4 (четыре) горсти изюма. Потом, высморкавшись, прочел в некой Книге, что Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) был похоронен на Новодевичьем кладбище. Там же, в 1957 году был похоронен ещё один хороший человек, а в 1975 году ещё один хороший человек, но без одной ноги. Он был француз по фамилии "Станиславский". Тимофей же Феофанович решительно возмутился такой нелепой постановке проблемы и включил телевизор - смотреть "Коммерческий Канал".
А вечером 14 октября 1990 года по справедливым данным Западных Спецметеослужб в Москве шел мерзопакостнейший дождь. По данным же непосредственно Мерлина & "Черной Орхидеи" мерзопакостнейший дождь шел, повинуясь приказу Тратотара Спельциписмунса.
Таков был Старик Ложкин.
А камень каменным быть не может, потому что он уже не может быть каменным.
Говорят, что Василий Иванович умер от белой горячки.
Затем риши Видьяджняра произнес такие слова:
"О великий риши, слушай! Признаки распада тела бывают четырех видов: отдаленные, близкие, неявные и явные."
Квартира, в которой Ромка-Брынк вписывал своих друзей являла собой длинный коридор с семью комнатами (3 направо, 4 налево), кто раньше там жил и почему их всех оттуда не выгнали - неизвестно. Но флет сей знаменит был тем, что там вписывались чернушники.
В коридоре загрохотало. Пришел Тратотар, с ним - какая-то герла. Герла сразу зависла в комнате, а толстый маг ввалился: в кухню.
"Чайком балуемся?!"
"Ты чего орешь?.."
"Жисть, братие, гадкая, дык, помирает брат Митя, ухи просит..." - он взъерошил свою короткую челку и, наморщив попугаичий нос, покинул кухню.
"Шут гороховый, центровой..."
"Да брось ты, Ромка, право ты сегодня левый что-то."
"А, пчелы - тоже фигня! Ты, это, найтуй, а я тут посижу..."