— Ах! — что-то попало мне в глаз, и я тут же ослепла. Мои руки резко повернули руль вправо, а нога нажала на тормоз.
Раны не было. После боли, которую я почувствовала, я почти ожидала, что найду мясистый шар глазного яблока, свисающий у моей щеки. Но глаз был целым. Когда ко мне вернулось зрение, я села и посмотрела в зеркало заднего вида, убежденная, что там будет кровь или что-то в этом роде. Никто не принимал такой удар, не оставляя следов.
Мои глаза смотрели на меня; темно-коричневые круги вокруг зрачков тускнели в угасающем свете. Они не были ранены. Только они на моем лице не опухли и не были поцарапаны. Я выглядела как уродливое яблоко: зеленое и комковатое, кожа затвердела до такой степени, что мне интересно, будет ли она когда-нибудь снова мягкой.
Может, когда заживет, это будет твердая кожа.
Примерно через минуту я все еще не могла понять, что повредило мой глаз. Может, это была просто боль, оставшаяся после того, как экзокостюмы продолжали сканировать меня. Меня не удивило бы, если бы я проснулась утром с колоссальной головной болью. И это было нормально — если я проснусь под храп Уолтера в другом конце пещеры.
Я убрала ногу с педали тормоза и повернула на север. На этот раз мне едва удалось разогнать машину выше двадцати, прежде чем мой глаз снова начал ныть.
Мои руки крутили руль; моя нога ударила по тормозу.
Я делала это четыре раза, прежде чем мне пришлось высунуться из кабины и выкашлять желчь в корку травы внизу. В моем желудке не было еды уже довольно давно. Все, что мне удалось выдавить, — это немного пены желтого цвета.
— Что за черт…
Голова кружилась. Я могла потерять сознание. Я припарковала машину и откинулась на сиденье. У основания черепа была шишка — старая рана, оставшаяся после того, как Аша избила меня до полусмерти. Она стала плотной, тупо болела. В последние дни я мало думала об этом. Но моя голова была прижата к спинке сиденья, и она снова начала пульсировать.
— Успокойся, Шарли, — прошептала я. — Сделай глубокий вдох и сосредоточься. Смирись, борись с болью и…
— Это тебе не поможет, — внезапно раздался мужской голос. — Они тебя поймали — теперь с этим не поспоришь.
ГЛАВА 3
Я подпрыгнула на сидении, услышав тот голос. Звучало так, будто он исходил от меня — что было достаточно жутко. Но еще более жутко было то, что я примерно на восемьдесят процентов была уверена, что знала его.
Я уже слышала голос этого человека; я видела, как его руки появлялись перед моими глазами и показывали мне, что нужно делать, чтобы выжить. Похоже, что он всегда был рядом, когда я нуждалась в нем. Я просто не знала, откуда он взялся.
Или кем он был.
— Привет? — мои слова отражались с биением моего сердца. Я ощущала, как они лопались, как крошечные пузырьки, внутри моего горла. — Кто ты?
Ничего. Только какой-то протяжный стон, когда ветер пронзил мою голову. Холодно. Я внезапно и внутренне ощутила холод. Моя рука тряслась на потертом пластиковом колпачке ключа, когда я пыталась его повернуть. Но даже это маленькое движение утомило меня.
Я снова откинулась и закрыла глаза…
— Проходил это, поверь мне. Болеть не перестанет, пока ты не сделаешь то, что они говорят.
— Чего ты хочешь? — я резко вскочила, почти уловила вспышку какого-то цвета на сиденье рядом со мной. Как отблеск зеркала. — Какого черта ты хочешь от меня?
Я не ждала ответа. Но когда я уже собиралась сдаться и уехать, я ощутила что-то странное в этой шишке на затылке. Не боль и не пульсацию. Будто… что-то извивалось.
Я инстинктивно прижала туда руку и сильно надавила — на случай, если какая-то тварь пыталась проникнуть в мою плоть. Очень сильно щипало. Боль от незаживающей раны. Но я забыла о боли, когда увидела мерцание цветов на сиденье рядом со мной.
Перед моими глазами материализовался мужчина. Он не состоял из крох, как Анна и Уолтер, которых я видела ранее. Он не проявился, и его существование не зависело от меня. То, как изображение его тела размывали помехи, напоминало мне плохой телевизионный сигнал.
Будто он всегда был там.
Я просто не переключалась на нужный канал.
— Вот в чем дело, — вздохнул мужчина. Он все еще был немного нечетким — прием не был зафиксирован. Но я видела даже сквозь помехи, что у него были яркие голубые глаза. И они смотрели в мои глаза. — Люди, как мы, могут пойти куда угодно. Боты нас не убьют. Но если понадобится доступ выше, — мужчина щелкнул пальцами, и звук приглушили помехами, — тогда нужно делать то, что тебе говорят.
— Кто ты? — сказала я снова. Я двигала пальцами по бугорку, пытаясь найти точку, которая сделает изображение более четким.
Белый полумесяц растянулся по его расплывчатому лицу, мужчина усмехнулся.
— Думаю, вопрос, который ты хочешь задать, заключается в том, кто мы?
Я не знала, что он имел в виду. Я хотела сказать это, когда, наконец, попала в нужное место на кочке — и впервые ясно увидела его.
Это было как смотреться в зеркало. Только в этом зеркале мои глаза были голубыми. Я была выше.
О, и я была мужчиной.
— Что, черт возьми? — я заикалась. Моя рука дрожала, но я заставила себя держаться за шишку. — Кто ты?
— Меня звали Блейз… вроде, во время последнего цикла. Но что-то мне подсказывает, что это не имеет большого значения, — его губы потянулись в сторону, придавая ему неуверенную гримасу.
Я ощутила холодный воздух на зубах и поняла, что корчила то же лицо. Я быстро сжала губы.
— Последний цикл?
Повторяя слова Блейза, я уловила воспоминание:
Я привязана к холодному столу в закрытом крыле Лаборатории… Крыле Д, как называет его Говард. Он тоже там. Он склоняется надо мной, его рука с силой впивается в спутанные волосы моей косы.
Мурашки пробегают по моей коже, когда Говард шепчет:
— Это раньше случалось с такими людьми, как ты, Шарлиз… их отправляли на переработку — переработку людей… это та комната, в которой мы сейчас находимся, дурочка. Добро пожаловать на переработку.
— Значит, это правда, — выдохнула я, и мое сердце тревожно билось о ребра. — Говард говорил правду. Даллас перерабатывает… все.
— Да, — сказал Блейз, и его лицо было таким же бледным, как и мое.
Я протянула другую руку, чтобы коснуться опухшей бугристой кожи на щеках. Сколько раз кто-то еще носил эту кожу? Сколько раз роботизированные руки разрезали ее и растягивали на другом теле?
— Это не совсем так работает, — сказал Блейз, когда я спросила. — Они берут только часть тебя — только эту часть они и сохраняют. Затем они выращивают из этого твое новое тело.
— Какая это часть? — выдохнула я.
Словно в ответ, Блейз коснулся своего затылка.
Мой желудок сжался, когда всплыло еще одно воспоминание. Я видела роботизированные руки, жужжащие над распростертым трупом Ральфа. Одна из них вытащила что-то из затылка. Что-то серое и липкое. Что-то, у чего на конце закручивался короткий хвост…
Память унеслась прочь, прежде чем я смогла понять, что это значило. Я повернулась, чтобы посмотреть на Блейза, и пыталась найти причину, чтобы ему не верить. Невозможно было перевоспитать человека. Продолжать повторно использовать разум, их воспоминания — складывать их друг на друга в какую-то запутанную кучу и надеяться, что они будут прекрасно ладить друг с другом.