Чего вы ждете? Что вам позвонят, или пришлют открытку?
Плюньте. О вас давно забыли. Ступайте к эшафоту, кладите
голову на плаху и наблюдайте. Скоро о вас заговорят.
Я давлю на глазные яблоки. Пульс уменьшается. Это называется рефлексом Ашнера. Все дело в связи тройничного и блуждающего нервов парасимпатической нервной системы. Раньше, чтобы успокоить, Талинда вкалывала мне инсулин. Небольшие дозы, сопровождавшиеся не самыми приятными ощущениями, но позволявшие мне видеть нечто особенное. Тошнота, обильное потоотделение. А я садился напротив стены и смотрел. Мутное пятно принимало форму того, в чем нуждалось мое подсознание.
Я разговаривал с Ван Гогом. Он протягивал свое сжатое в руке ухо, наклонялся ко мне и шептал: "Тэд, послушай меня. Послушай же. Тебе снится тот же сон. В нем солнце и луна, и одиннадцать звезд, и все кланяются тебе". Он заглядывал в меня. Целовал мои глаза и плакал.
Инсулиновый шок примечателен тем, что на фоне страшного дискомфорта ты испытываешь некоторое восхищение теми образами, которые видишь в состоянии близком к коматозному. Тонкая грань между страданиями и просветлением становится твоим домом на несколько минут. Ты в состоянии очутиться на той самой линии, разделяющей два события, знаменующих собственное "существую" и чужеродное "отсутствую".
Там, где смерть, меня нет.
Там, где жизнь, нет смерти.
Мы познакомились с Талиндой в клинике. Я обратился туда за помощью, после первого в жизни перенесенного приступа гипергликемии. Моя будущая супруга была старше на восемь лет и работала эндокринологом. Так иногда случается: люди, которые являются или становятся твоими родственниками, первыми сообщают тебе о неприятностях.
– Diabetes mellitus.
– Не хотите сходить со мной в кино, Талинда?
Разговор глухого со слепым. Мне толкуют о смертельном заболевании, а я ударился во флирт. И тогда это мне не показалось такой уж странной затеей.
Пульс в норме. Левая рука намертво привязана к подлокотнику. На предплечье нанесены всевозможные пометки и контуры, которые значительно облегчат мне работу. Наши нейроны устроены так, что и у них есть проводники. Аксоны. Их покрывает миелиновая оболочка, служащая своеобразным изоляционным материалом. И эта изоляция тоже со временем разрушается, особенно если вы страдаете частыми мощными приступами повышения уровня глюкозы в организме. Но как такое возможно, учитывая, что Талинда постоянно вкалывала мне инсулин, главная функция которого снижать уровень той самой глюкозы? Феномен Сомоджи.
Выброс кортизола, адреналина и глюкогана.
Следом за инсулиновым шоком – приступ гипергликемии.
Полиневропатия как итог "утраты изоляции". У вас начинают неметь конечности, горячее может показаться холодным, и вы заработаете ожог второй степени. Как вы поймете, что любимый человек держит вас за руку в трудную минуту, если сигнал, передаваемый ее трепетными пальцами, так и останется на вашей ладони?
Я видел Чарли Чаплина. Он ходил из стороны в сторону, потом резко вскидывал руку и начинал что-то говорить. Но я не слышал его. По тому, как шевелились его губы, я мог лишь разобрать: "Одно убийство делает человека преступником, Тэдди! Миллион – героем! Все дело в масштабах". Он приходил не единожды. Иногда он бил меня тростью и крупными буквами писал на стене: "ПРЕСТУПНИК".
Уничтожая свое тело регулярными инъекциями, начинаешь понимать: ты такой же набор смертных клеток. Тебя угнетает мысль о том, что все, что ты нажил непосильным трудом, будет забыто, осмеяно, сожжено. То, что ты считал идеальным, будет оплевано и выкинуто за ненадобностью.
Там, где смерть, есть надежда.
Там, где жизнь, о тебе забыли.
Талинда постоянно рассказывала о боли. Той, что отравляла ее существование.
Психогенная боль всегда имеет хронический характер.
Фантомная – неизменно связана с ампутацией или параличом.
Невропатическая боль может возникнуть в результате неправильной интерпретации стимулов.
Тали рассказывала мне о многом. Даже о направленном разрушении миелиновой оболочки.
– Мы будем жить вечно. Только в другой форме. Потерпи немного.
– Ты о чем? – И если я не понимал, она просто разворачивалась и шла работать. А я оставался в компании своих верных друзей-художников, музыкантов или актеров. Я знал, что это лишь галлюцинации, реакция на запредельно низкий уровень глюкозы. Шесть атомов углерода.
Двенадцать атомов водорода.
И шесть – кислорода.
Как будто, больше ничего и не было.
Я убил свою жену не потому, что я испугался за результаты ее экспериментов. А потому, что она никогда не говорила о душевной боли. Острая, внутренняя, хроническая. Но не душевная. Талинда считала, что все в этом мире зависит от страданий. Чем больше ты подвержен мучениям, тем меньшую социальную значимость ты представляешь. Играешь роли второго плана, теряешься в массовках, а в конце фильма твое имя мелькает где-то в титрах. И все. Забвение. Такой исход ее пугал и не устраивал. Страх – мощнейший допинг в поиске ответа на вопросы, порожденные им же самим. Страх – это независимый микромир. Замкнутая система, идеальная с точки зрения аутентичности.
А я чувствую лишь левое предплечье.
Лабораторная крыса, загнанная в клетку собственной супругой. Когда ее не стало, я почувствовал себя недоработанной моделью. Вторым местом в соревновании по бессмертию. Мнимой и недоказанной бесконечностью. Что мне оставалось?
Беседы с Сократом.
– Что такое одиночество, Тэд?
Наверное, отсутствие близких людей. Физически близких.
– Когда есть ветер – и пламя не одиноко.
Я не мог ему ответить. Это не имело смысла.
Там, где жизнь, есть ветер.
Там, где смерть, есть пламя.
Однажды мы поссорились, и Талинда ушла на работу, оставив одну из своих многочисленных папок на прикроватной тумбочке. Знаете, что в ней хранилось?
А) Разрушение миелиновой оболочки путем введения инсулина в организм испытуемого.
– Регистрация шока.
– Феномен Сомоджи.
– Резкое повышение уровня глюкозы в крови испытуемого.
– Полиневропатия.
Б) Восстановление функций нейронов.
1) HP-184. Усилитель проводимости аксонов без лечения последних.
2) Вместе с инсулином в организм испытуемого вводится витамин B12, обладающий противовоспалительным эффектом.
В) Нормализация метаболизма в нейронах, потерявших миелиновую оболочку.
Полная потеря чувствительности.
На данный момент у испытуемого наблюдается чувствительность в левом предплечье.
Последняя инъекция инсулина, B12 и HP-184.
Наша ученая забыла о том, что у "испытуемого" есть сердце.
Все, что у меня осталось – несколько квадратных сантиметров плоти, подтверждающих мое физическое одиночество. Я вколол себе двойную дозу HP-184. Аксоны проводят сигналы с максимальной частотой. В правой руке скальпель.
Смерть наступит в результате "абсолютного" болевого шока, пока я буду резать до самой кости собственную руку и вспоминать о том, как мы были счастливы с Талиндой. Меня разорвет от болевых ощущений. Внутренних, кожных, острых, душевных. Подождите меня.
AfterShock*
– И все же мне интересно, Винс. О каких звездах ты говорил?
– Тэдди, тьму производит лишение света. Но и ночью ты видишь луну и звезды. Так будет всегда. Нет сейчас, или потом. Все это – игра света.
– Хорошо. Но Чарли мне говорил о чем-то совершенно несвязанном с этим.
– Нет, друг. Ты – преступник. Убил свою жену. Поменял местами день и ночь. Когда последний раз солнечный луч слепил твои глаза, Тэд? Ты не герой, поэтому находишься здесь.
– Я не понимаю…
– И не нужно. У солнца есть один недостаток: оно не видит самого себя.
AfterShock – повторные толчки.