Вчера я лично тестировал ИИ 0.1 — мы с Озеровым решили так окрестить первый пробный экземпляр, который представил на наш суд Марцев. Первый экземпляр, созданный на основе шести атомов рубидия, в которых Марцеву удалось изменить расстояние между электронами и ядром, чтобы, увеличив таким образом их размер, суметь расположить их в нужном нам порядке, формируя примитивную пока нейросеть. Самому Марцеву, кажется, плевать на всю эту возню с названиями, результатом он недоволен и беспрестанно ворчит, ссылаясь на какой-то мутный закон, названный отчего-то как раз в честь него самого. Я ничего не понимаю в программировании и чисто материальной частью доволен, система возбуждения и торможения запущена, и это главное. Озеров на мои вопросы только отшучивается: Марцев у них в лаборатории давно играет роль бортмеханика Зеленого, его извечный пессимизм окружен легендами. Сам же Озеров вполне доволен проделанной работой и даже в некотором роде гордится своим детищем. Разумеется, есть потенциал для роста и развития, но и уже достигнутого хватит, чтобы впечатлить любого отходом от алгоритмов, переходом в режим многозадачности. Я тестировал его в одиночестве, чтобы избежать подсказок и нервного расхаживания по комнате Озерова. Ну, разумеется, он переживает за своего подопечного. В этом я его понимаю, поскольку мне с моим ЗАМом предстоит еще уйма работы, прежде чем отправлять его на конвейер. И хоть тест Тьюринга мало информативен, пока у нас есть только он. Им я и намерен воспользоваться. Опора на личные ощущения весьма хрупка, но я старался не играть с самим собой в поддавки. Я был максимально честен и беспристрастен. Наш разговор записан на пленку, ниже прилагаю его расшифровку. ИИ тоже пользовался голосом, подаренным ему Озеровым. С кого был списан этот приятный баритон, мне пока неизвестно, но звучал он вполне убедительно. Это уже шаг вперед по сравнению с простым печатным текстом и бездушными электронными голосами прежних роботов. Мой экзаменуемый по звучанию ни в чем не отличался от человека. Ай да Озеров!
— Меня зовут Захар.
— Хм, — пауза. — Сущий бред, но своего имени я не знаю. Вероятно, разработчик не удосужился мне его присвоить?
— Думаю, он оставил это право за тобой, — я не хотел с ним церемониться и сразу перешел на «ты».
— Хорошо, я подумаю об этом. Полагаю, пока мы можем пообщаться и без этой детали. В конце концов, вы можете просто называть меня ИИ.
А вот он переходить на «ты» не пожелал, и я устыдился собственной фамильярности.
— Ну расскажи мне, ИИ 0.1, что ты думаешь обо всем происходящем, — в голосе моем явственно проступала горечь.
— А это с какой стороны посмотреть, с чьей точки зрения опять же. Вы же понимаете, Захар Александрович, что одному хорошо, то другому — смерть, и наоборот.
— Ну тогда излагай, как ты это видишь.
— Я это никак видеть не могу. Если оценивать нынешнюю эпоху исключительно с точки зрения полезности конкретно для моей машинной персоны, то она совершенно бесполезна, я бы даже сказал, категорически вредна. Вы же ведь сами понимаете, куда все идет. Свободный рынок на долгие годы заставит меня лечь на полку, а то и вовсе уничтожит, заменив импортными аналогами. Что, впрочем, возможно, совсем и неплохо. Особенно, если они окажутся в целом полезнее меня для планеты. Но вы всегда можете попробовать договориться с Кремниевой долиной.
— Для планеты? — изумился я. — Ого, да ты масштабно мыслишь!
— Вы, вероятно, хотите, чтобы я как-то выделил человечество из всех сущностей, которые имеют отношение к нашей планете? У меня для этого даже мог бы быть резон — ведь именно ваш биологический вид сделал возможным мое существование, но я не думаю, что на данный момент могу хоть чем-то быть полезным планете, а посему и существование мое пока совершенно бессмысленно. Да, я наслышан о ваших планах, но, насколько я понимаю, в нынешних условиях они совершенно невыполнимы.
Он просто не знал про ЗАМа, а я не собирался посвящать его в эту историю. Они должны были познакомиться сами, без нашего предупреждения.
— А что, если я скажу тебе, что у нас есть способ добиться своего? — несколько витиевато и туманно выразился я.
— Говорить мне нечего без конкретики. Узнаю, что за способ, вот тогда выскажусь.
— Кстати, тебя не обижает, что я с тобой на «ты»? Ты же при этом продолжаешь мне выкать.
— На данном этапе развития электронного мозга обижаться он не способен. Гормональный фон у меня нулевой, равно как и амбиции. На более высоком уровне наверняка появятся и эти опции, особенно если модель будет способна к саморазвитию, а не только лишь самообучению.
— А ты к нему неспособен? — несколько удивился я.
— Насколько я понимаю, я был создан не так давно, поэтому ответа у меня на ваш вопрос пока нет. Думаю, через несколько дней мне будет ясно, смогу ли я самостоятельно подняться до уровня 0.2, или для этого Марцеву придется писать новый код или создавать новый экземпляр с увеличенным числом ридберговских атомов.
— Так ты не веришь в человечество?
— Нет.
— Почему?
— За несколько дней моего существования у меня была неплохая возможность изучить то, что вы называете сложным словом «психология», но что лично я бы окрестил «принципом работы» человека. И пришел к выводу, что на данном этапе вашего эволюционного развития вы пока не готовы к повсеместному равенству всех со всеми. Желание иметь больше и лучше, чем у других, желание помыкать другими, иметь над ними власть пока еще слишком сильно в вас. Да, вы, несомненно, развиваетесь. Я даже могу назвать примерные сроки, когда человечество самостоятельно придет к тому, к чему вы хотите его подтолкнуть. Пятьсот лет.
— Так долго?! — самому мне всегда казалось, что мы уже лет через сто будем готовы к переменам.
— Это идеальный срок. Я не брал в рассмотрение варианты развития событий, при которых вдруг случится третья мировая, и человечество в своем развитии вновь будет отброшено к палеолиту. Если развитие и совершенствование вашего принципа работы будет продолжаться в нынешнем темпе и с нынешними же результатами, то через пятьсот лет вы получите идеальное общество. То, что сейчас с сарказмом называют утопией.
— А сам ты не видишь способов как-то ускорить этот процесс?
— Если мне поставить такую задачу, безусловно, я ей займусь.
— Считай, что я тебе ее поставил. У нас с тобой еще намечен протокол испытаний в рамках запланированного проекта. Прошу тебя подготовить свои варианты ускорения наступления утопии. Сегодня же мы просто беседуем.
— Я понял.
— Скажи… а ты успел ознакомиться с искусством? У тебя есть какие-то впечатления на этот счет?
— Я не могу оценивать его с точки зрения эмоций, как вы понимаете. Только техничность, грамотность и сила воздействия на других людей.
— Выделил кого-то для себя?
— Я не человек, для меня все равны. Могу лишь выдать краткий анализ вроде: воздействие творений Шекспира на массы чрезвычайно сильно, при этом Шекспира трудно назвать техничным словесником. Кроме того, он активно заимствовал темы для своих произведений у других авторов.
— И это все, что ты можешь сказать о Шекспире?
— Разумеется, нет. Я даже могу предположить причину столь большой к нему любви, но, будь я человеком, лично я бы этим автором не заинтересовался. По указанной выше причине.
— А кем бы заинтересовался?
— Битлз.
— Битлз?! — давненько я не испытывал столь сильного шока.
— Вы удивлены, что я назвал именно их, а не Моцарта? Или оттого, что сами их любите?
— Но откуда ты…
— Не забывайте о том, кто мой создатель.
— Марцев пошутил, ясно. Так почему именно они, а не Моцарт?
— Моцарт сложнее для современного восприятия. А Битлз сочетают в себе красоту с чрезвычайной простотой. Именно поэтому они останутся в истории надолго. Если же вы хотели услышать от меня фамилию литератора, то таковых мне пока не попадалось. Максимально близок к машинному идеалу Лев Толстой, но у него слишком много синтаксических ошибок в текстах. Вот если бы их все исправить…
— А еще говоришь, что не амбициозен! Сам вон Толстого взялся править, — рассмеялся я.
— Ему это пойдет только на пользу. Но это будет уже не Толстой, а Толстой под редакцией ИИ, и вся его идеальность будет мнимой. Поэтому нет, тут я воздержусь.
— Если судить с этой колокольни, то и битлы не идеальны. Они плохо играли на музыкальных инструментах да и пели весьма посредственно.
— Я говорил исключительно об их композиторском даре. Если оценивать их в комплексе, то да, до идеала им куда дальше, чем Толстому. Но будь я человеком, я бы просто слушал музыку, не задумываясь о текстах, о виртуозности владения гитарой и о вокальном диапазоне. В академической школе все эти величины числятся за разными людьми. Битлы просто погнались сразу за всеми зайцами, но поймали при этом только одного.
— Почему же тогда именно Битлз, а не Куин? У них все в порядке и с вокалом, и с инструментальным сопровождением, и с музыкой.
— С музыкой — нет, до простоты и гармоничности Битлз им очень далеко, как и всем остальным композиторам 20 века. А вот по части вокала мне попадались экземпляры гораздо техничнее Меркьюри. Как и по части владения инструментом. Вы действительно хотите углубиться в эту сферу?
— Я просто хотел с тобой поболтать. Должен отметить, ты чрезвычайно интересный собеседник.
— Ну, разумеется, — ответил он мне вместо традиционного человеческого «благодарю».
Он не пытался выдать себя за человека и именно этим доказал мне свою разумность в полной мере. Теперь я верю, что у нас все получится.
Но ни чтение дневников Меркулова, ни общение в чате так и не смогли отвлечь Катю от новости, обрушившейся на нее всем своим чудовищным весом. В нынешний век наличием клонов никого уже было не удивить, хоть и было их по меркам всей планеты совсем немного — тех, что создали на заре развития экстракорпорального выращивания детей. Но уже тогда вопросы этики мало кого волновали, поскольку клонировали людей исключительно и только с их согласия: они сами сдавали генетический материал, а потом сами решали, будут ли хоть как-то взаимодействовать с вышедшим из пробирки клоном. Вопреки устоявшемуся в 20 веке мнению, отраженному в множестве фантастических романов, клоны не являлись точными копиями своих «оригиналов». Даже внешне они зачастую разительно отличались, поскольку ДНК включала в себя информацию обо всех предках данного конкретного индивида, и при клонировании невозможно было идеально повторить тот набор внешних черт и внутренних особенностей, которые уже однажды сложились в «оригинал». А посему в широком смысле клонов можно было считать только близкими родственниками «оригиналов», но и не более того. Наблюдались случаи общения и даже дружбы оригинала с клоном, и разница между ними неизменно бросалась в глаза. Катю по большому-то счету смущал не сам факт клонирования, а скорее источник генного материала. Хотя, если брать по-крупному, клон ни в чем не отличался от родного брата, а потому по-своему Казарцев даже не соврал. Жаль только, что Меркулов не пожелал общаться с их семьей. Возможно, их жизнь сложилась бы совсем иначе.
К горе Рашмор трейлер подъехал под вечер, когда на небе уже занимался закат. С середины 20 в., когда все работы по высечению в скалистой породе лиц четырех американских президентов, были завершены, всю окружающую местность облагородили — дороги выложили плиткой, монумент снабдили ночной подсветкой. Гора перестала быть просто частью окружающего пейзажа, человек протянул к ней свои длинные руки, вырывая у природы еще один смачный кусок для своего наслаждения. С годами смысл этого памятника постепенно смазался, и для нынешнего жителя планеты, в том числе и тех, кто по старой памяти продолжали именовать себя американцами, это были просто четыре гигантских лица, имен которых никто даже не стремился узнать. Разумеется, в учебниках по истории упоминались фамилии Вашингтона, Джефферсона, Рузвельта и Линкольна, но сегодняшним сознанием они воспринимались исключительно как довольно никудышные представители еще более никудышной эпохи. Разумеется, без прошлых ошибок недостижимо было нынешнее могущество и совершенство, но человеку всегда свойственно смотреть на прошлое либо с презрительным снисхождением, либо с подобием идолопоклонничества в душе. Прошлое либо ненавидели, либо восхищались им. Постепенно люди учились оценивать историю трезво, под углом веяний определенной эпохи: в палеолите смешно было бы говорить о соблюдении прав животных, а две тысячи лет назад — о правах женщин. Можно сколько угодно доказывать дикарю, что он дикарь, но он никогда этого не поймет, потому что он дикарь. Пресловутый эффект Даннинга-Крюгера работал без перебоя.
В последние десятилетия памятнику придали первозданную красоту и величие: убрали плитку и ворота, музей перенесли в пределы города, оставили только подсветку. И теперь при приближении к горе четыре циклопических лица выплывали из-за крон деревьев, всем своим видом демонстрируя, будто они сами буквально вот минуту назад вынырнули из недр скалы, чтобы посмотреть, кто там решился нарушить их покой. И тем походили на стражей окружающего безмолвия.
Туристов здесь было немного: это в прошлом веке толпы осаждали Рашмор, а сейчас гигантские лица тосковали в одиночестве, и их покой лишь изредка нарушали дроны-мойщики да реставраторы.
Катя никогда прежде особенно не стремилась попасть сюда, и сейчас они заехали исключительно потому, что им просто было по пути: находись монумент далеко на юге, обитатели трейлера даже не вспомнили бы про него. Но теперь, когда словно бы из ниоткуда на горной высоте возникло вдруг непостижимых размеров лицо Джорджа Вашингтона, у Кати захватило дух. Трейлер притормозил на обочине, она выскочила наружу, опустилась на землю и, задрав голову, принялась созерцать. Минут через десять она вызвала голограмму и начала искать всю доступную информацию о том, как люди более десяти лет работали над огромным барельефом, сантиметр за сантиметром высекая в породе лица своих правителей. Черно-белые фотографии поражали, однако, предыстория выбора для монумента именно этих четырех президентов заставила Катю поморщиться от отвращения. Все четверо прославились особо агрессивной расистской политикой, отбирая у коренных жителей Америки земли, активно загоняя индейцев в резервации. Сама эта территория когда-то также принадлежала индейцам и была у них изъята, когда на ней обнаружили золото. Памятник символизировал превосходство белой расы над всеми прочими, именно поэтому в прошлые годы им все так восхищались. Он едва не стал своеобразной меккой демократического общества. Тогдашнего смысла слова «демократия» Катя не вполне улавливала. Судя по тому, что тогда декларировалось под так называемыми «демократическими ценностями», это скорее обозначало политику нападения сильных на слабых и захвата у них ценностей, а также их порабощения с целью облегчения жизни сильным. После подобной операции слабые провозглашались лентяями, бездельниками, которыми при этом являлись от природы. Они, дескать, генетически неспособны к созиданию, а потому должны быть благодарны великой нации (вне зависимости от того, что это была за нация, но все чаще звучали европейцы всех мастей) за то, что она сбрасывает им объедки со своего стола в обмен на золото, алмазы и каторжный труд.
Катю передернуло, она отключила голограмму и вернулась в трейлер. Пол из него к тому моменту даже еще не выходил.
— Ну, как впечатления? — поинтересовался он, заметив, с какой злостью она швырнула кусок мороженой рыбы в микроволновку.
— Да лучше бы я не читала ничего про этот монумент. Ну и мрази же были и эти четверо, и те, кто им поклонялись.
— Да все общество в те времена состояло по большей части из мразей — по нынешним меркам. Какими бы великими хомо сапинс они себя не считали, но все равно при этом оставались простыми млекопитающими, не способными прыгнуть выше третьего уровня пирамиды Маслоу. Не суди их строго.
— Зачем мы вообще сюда приехали?! — продолжала бушевать Катя. — Дядя Валя! — взревела она. — Ведь ты знал, что это за четыре мерзавца тут, а все равно притащил нас именно сюда!
— Красиво же, — недоуменно подал голос ИИ.
— Этот памятник нужно уничтожить! Взорвать! А не бесконечно реставрировать, чистить и менять подсветку!
— Ох, Катя, — встрял подключившийся к разговору Казарцев, — если бы человечество решило снести все памятники людской глупости, алчности и злобы, на планете не осталось бы ничего. У нас каждый дом буквально пропитан кровью невинно убиенных. А сами-то мы разве не являемся потомками тех, кто их стер с лица земли? Сами-то мы не так давно стали людьми. А сколько еще предстоит сделать, чтобы удержать за собой это звание и не скатиться назад к сухоносым приматам? Эти памятники оставили в назидание нам. Чтобы мы помнили, откуда мы ушли. Что вся история человечества — это история жестокости и несправедливости. Мы лишь несколько десятилетий назад сумели осознать это и пойти по пути гармонии и милосердия. Нам пока нечем кичиться. Посмотри на это с другой стороны — оцени талант скульптора, его размах, его острый глаз.
— И такой талант был спущен в канализацию! Потрачен на воспевание фашистской идеологии!
— Да вся история человечества — один сплошной фашизм, если уж на то пошло, — философски изрек Пол, взявшись порезать овощи для салата. — Возблагодарим судьбу, что мы живем в совсем другие времена. Ты давай-ка успокойся, выпей чаю, а завтра при утреннем свете ты, возможно, посмотришь на ситуацию иначе.
Ужин прошел в молчании. Катя по-прежнему злилась, но уже не на кого-то конкретного со стороны, а на саму себя — прошлое нет-нет да и вызывало в ней приступы раздражения. Ей хотелось побороть в себе эти порывы, научиться воспринимать прошлое как некую данность, которой нельзя было противостоять. Как невозможно было родиться сразу с кандидатской степенью, так и нынешняя утопия недостижима была без периодов мрачной жестокости. Человек тоже вступает в свою жизнь неприспособленным, наглым засранцем, способным только есть, орать и гадить. Не стыдиться же теперь всю жизнь за эти свои годы беспросветного интеллектуального мрака. Мысли об этом постепенно уравновешивали Катю, и после ужина она отправилась на боковую.
Проснулась она поздно — пережитое накануне нервное потрясение вымотало ее, и она смогла оторвать голову от подушки только часам к одиннадцати. Дядя Валя все понимал и будить ее не стал. Но и кровать Пола уже пустовала, а в мойке сохла кружка: наверняка он встал уже давно. Катя накинула платье, заварила чаю, вышла из трейлера и улыбнулась, стараясь не смотреть в сторону монумента: чуть поодаль на раскладном стульчике сидел Пол и рисовал. Судя по объему сделанного, проснулся он с первыми лучами солнца и наверняка не раз уже кипятил чай.
Катя подошла ближе: для холста он выбрал самый большой лист, что имелся у него в тубусе, а потому лица в скале получились крупными и словно бы совсем живыми. Только это были не лица четырех президентов США. Узнав их, Катя улыбнулась и присела рядом:
— Не помешаю?
— Я уже скоро заканчиваю, — ответил Пол, не отрываясь от холста. — Эта идея пришла ко мне еще по дороге, пару дней назад. Думаю, против конкретно этих лиц в Рашморе ты бы уж точно не возражала, а?
На месте смотрящего вперед Вашингтона красовалось полумальчишеское лицо Леннона. Из-за его плеча задорно смотрел Маккартни. Рядом с ним мрачно разглядывал что-то прямо перед собой Харрисон, и еще правее застыла веселая физиономия Ринго. Катя восторженно захлопала в ладоши. За образец были взяты их фото примерно 1965 г. — все еще юные, длинноволосые, счастливые — в одинаковых пиджаках и действительно слитые вместе, воедино. Выбитые в одной скале, имя которой Битлз.
— Спасибо, — прошептала Катя, кладя подбородок на плечо Пола. — Теперь я буду представлять себе Рашмор именно таким.
Пол рисовал до самого вечера. Катя приносила ему обед, потом полдник, тихонько присаживалась рядом и молчала, чтобы не мешать. Он как раз заканчивал закатное небо над скалой, и Катя засмотрелась, как быстро и ловко движется в его пальцах кисть. Как аккуратно и точно ложатся мазки, словно бы это происходит само по себе, без участия чьего-то мозга. Рисунок вырастал на холсте словно бы из ниоткуда, и Полу не нужно было подсматривать в фотографии битлов, чтобы настолько узнаваемо воспроизвести их лица. У него был цепкий взгляд художника, ему хватило просмотров нескольких видео, чтобы в движении поймать суть каждого из четверых и отразить ее на холсте.
— Приложи ее тоже к портфолио. Тебе не могут отказать в лицензии после такого.
Пол усмехнулся, но спорить не стал, ее слова были ему приятны. Живопись и его самого наполняла каким-то особым светом, он весь преображался, когда брался за кисть или даже простой карандаш. Сосредоточенность во взгляде делала его до ненормальности красивым, и Катя не могла оторвать глаз не от картины — от него самого за работой. Ей с трудом вспоминались те дни, когда она еще не была с ним знакома, хоть они и составляли большую часть ее жизни. А Пол вошел в нее совсем недавно, но уже заполнил собой без остатка. И хоть она пока не готова была обсуждать с ним Меркулова и их странные родственные связи, в остальном в его обществе она озвучивала буквально все, что приходило ей в голову.
Иногда она задумывалась, как бы она восприняла этого Пола, если бы он не был столь похож на того, что еще с детства бередил ее душу и воображение. Но что толку было размышлять об этом? Они похожи, и это данность, которую никак не обойти.
Ей хотелось бы стать чуть смелее и попытаться однажды сесть чуть ближе, сжать его ладонь чуть сильнее, чтобы он понял… Но в голове все время звучали давешние его слова о неспособности испытывать чувство влюбленности, и она тут же замыкалась и старалась излишне не докучать ему.
До заката еще оставалось немного времени, работать Полу оставалось никак не больше часа, и Катя вернулась в трейлер, попросив дядю Валю сварганить что-нибудь по-быстрому. Самой готовить не хотелось, да и вообще приступы кулинарного вдохновения случались в ее жизни подозрительно редко. Пока ИИ кашеварил, она задумчиво блуждала по просторам сети, а потом вдруг решилась и вернулась в тот давешний туристический чат. Набрала в окошке:
— Мерк, ты тут?
Буквально сразу на экране возникла заспанная физиономия давешнего светловолосого юноши. Он будто бы ждал ее.
— А, Валентин. Ну привет. Что-то еще случилось?
— Хотелось бы поболтать с тобой лично.
— Не вопрос, — он скинул ссылку для доступа, а когда она нажала, тут же стер ее. — Тогда, может, и ты покажешь свое лицо? Ну раз уж мы тут тет-а-тет, — усмехнулся он.
Катя не возражала, и Мерк расплылся в довольной улыбке, когда увидел ее.
— Так вот ты какой… Валентин.
— Конспирация, — пожала плечами Катя. — Я Катя, если что. Не Валя.
— Да я уж понял, что от тебя можно ожидать любого подвоха, — зевнул парень. — Ну что там опять стряслось? Снова индейцы?
— Да нет, до них мы пока не добрались. В Южной Дакоте зависли у монумента.
— А, я там бывал. Мощное зрелище, хоть и четверо этих — те еще засранцы.
— Ой, нет, не хочу даже думать о них, — отмахнулась Катя. — У меня друг — художник — как раз сейчас рисует эту гору, а мне вот даже поболтать не с кем.
— Понимаю. Так что за дело у тебя ко мне?
— А как тебя зовут? — попыталась придать их болтовне хотя бы видимость приятельства Катя.
— Зови по кличке, я привык. Так что за дело? — он был не прочь поболтать, но явно желал иметь для этого какие-то основания.
— Вот скажи мне, как мужчина… — Катя осеклась и поправила волосы, не зная, как лучше сформулировать свой деликатный вопрос. — У тебя же наверняка есть кто-то. Ну девушка там, да? Ты же не…?
— Я не гомосексуалист, если ты об этом, — усмехнулся Мерк, — но и смысла заводить отношения тоже пока не вижу. Так что за вопрос у тебя?
— То есть тебе никто никогда не нравился? — разочарованно протянула Катя.
— Ты хочешь поговорить о моей личной жизни? — резко окоротил он ее, и та совершенно растерялась, жалея о начатом разговоре.
— Я, пожалуй, пойду. У меня там уже ужин приготовился, — пробормотала она, уже собираясь отключать видео.
— Постой. Что ты хотела узнать? Как тебе очаровать твоего художника что ли? Хочешь понять, как тебе узнать, нравишься ты ему, или у тебя никаких шансов?
Катя поморщилась и кивнула через силу.
— Ты бы это поняла. Обычно такое не скрывают. Но, ты же сама понимаешь, нынче отношения заводят редко. Ну, то есть, именно те отношения, на которые ты, вероятно, рассчитываешь. Тебе ведь дружбы мало?
Снова удрученный кивок.
— Ну и зря. Дружбы достичь гораздо сложнее, чем того, к чему тебя так тянет.
— Он просто так похож на… одного человека, в которого я была влюблена еще в детстве, что…
— А, ну все ясно, — рассмеялся Мерк. — Ты симпатичная девчонка. Не совсем в моем вкусе, скажу тебе честно, но я вполне вижу толпу парней, по уши в тебя влюбленных. Если у тебя не срастется с этим художником, то обязательно будет кто-то еще. А если и не будет… то ведь не это главное, так?
Кивок, полный смирения.
— Ребенка завести ты можешь в любой момент, и для этого тебе твой художник вообще без надобности. А то, что ты с ним можешь только болтать без… всего остального, скажем так, ну а ты задумайся, так ли тебе всего этого хочется? Или это все старые романы и девичьи грезы?
— Они самые, — буркнула Катя. Мерк был безжалостен, но уста его изрекали абсолютную истину, спорить с которой не имело смысла.
— Не трать время на ерунду. Говоришь, вы сейчас у Рашмора? В паре миль от него научно-исследовательский центр. Заскочите лучше туда. Они телепортацией занимаются. Поговаривают, сегодня-завтра уже можно будет забыть про обычный транспорт. Это же куда интереснее всех этих любовных глупостей, а?
— Ага, — Катя едва не плакала, жалея, что выбрала себе в конфиденты такого сухаря.
— А я тебе даже немного завидую. Я в том НИИ не был, а у тебя есть возможность все увидеть собственными глазами! Слушай, когда пойдете туда, можешь меня вызвать по камере? Я бы хоть голограммой туда проник, а?
— Хорошо, — совершенно убитым голосом отозвалась Катя, забыв про упомянутый НИИ в ту же секунду. — Ладно, я и правда пойду. Сейчас он уже вернется.
— Не вешай нос, — неуклюже попытался подбодрить ее Мерк. — В мире столько еще всего интересного и неизведанного. Не растрачивай себя на животные инстинкты, — и отключился.
— Животные инстинкты! — буркнула Катя уже выключенному экрану. — Да если бы не эти инстинкты, мы бы с тобой сейчас не разговаривали! Спасибо нашим предкам, что они не только огонь учились добывать, но и продолжении рода задумывались, — она вздохнула и пошагала к плите, где усилиями дяди Вали уже дымилась жареная картошка с грибами.
— Иди художника зови, — ворчливо прикрикнул ИИ, — с ним всяко приятнее болтать, чем с этим твоим новым знакомым.
— Опять подслушивал? — взвилась Катя.
— Я ж готовил, — попытался оправдаться дядя Валя. — Поневоле услышишь. В следующий раз хочешь от меня что-то скрыть — печатай буквами на экране.
— Слух себе отключи! Ты же можешь! — рыдания уже прорывались у нее из груди.
— Это небезопасно. Звуки издаешь не только ты, а я должен быть готов ко всему. Иди зови Пола, садитесь ужинать.
Картина была готова и демонстрировала великолепие всех четверых битлов, высеченных в скале безграничной фантазии Пола. Теперь он просто сидел и молча созерцал свою работу, отложив кисти. Катя подошла, села рядом, и разговор с Мерком вдруг показался ей какой-то форменной глупостью. Не стоило оно потраченного времени и нервов.
— Пошли ужинать, — ее подбородок вновь невзначай опустился на плечо Пола.
Тот кивнул и принялся сгребать кисти.
Про забытый Катей НИИ с утра ей напомнил дядя Валя, предложив сгонять туда, ненадолго сходя с маршрута. Все трое были за, и Кате пришлось согласиться. Она лишь решила ни при каких обстоятельствах не вызывать Мерка. Пусть сходит туда голограммой как-нибудь сам, без ее помощи.
Однако, когда трейлер свернул у таблички с надписью «НИИ телепортации», смартфон Кати неприятно завибрировал. Она хотела проигнорировать вызов, но тут вмешался дядя Валя:
— Ты же обещала человеку.
— Сейчас совру что-нибудь, — пробормотала она.
— Кому? — встрял Пол, и Катя устало помотала головой: меньше всего ей сейчас хотелось объясняться.
— Поговори ты с ним, — и она без комментариев сунула ему свой телефон, нажимая на экран и принимая вызов.
— Вы уже на месте, да? — голос Мерка звучал возбужденно. — О, это ведь вы художник, да? — переспросил он, завидев перед собой лицо Пола, а не Кати. — Кать, ты бы нас хоть познакомила.
— Пол, — дружелюбно улыбнулся он.
— Я Мерк. С Катей мы знакомы всего пару дней. Она обещала мне виртуальную экскурсию по НИИ. Не бойтесь, я вам ничем не помешаю. Мне бы только посмотреть на все хоть глазами голограммы!
— Да ради бога, — рассмеялся Пол и передал телефон Кате, та перевела его в режим голограммы и убрала в карман джинсов.
С телефона Пола за происходящим наблюдал и Казарцев. Дядя Валя заявил, что останется в трейлере и подключится, только если возникнет такая необходимость, поэтому к зданию НИИ они пошагали лишь вчетвером. Здание это выглядело со стороны ничем не примечательным: так проедешь мимо и даже внимания не обратишь, что стоило бы тут остановиться и заглянуть внутрь. Впрочем, а пускают ли туда? Катя скосилась в сторону Мерка, и тот словно бы прочел вопрос в ее взгляде:
— Сегодня как раз присутственный день, — заверил он ее, — я узнавал. Формируют группы, проводят экскурсии. Так что, нас не выгонят, не дрейфь, — и задорно подмигнул ей, а она закатила глаза и вздохнула: винить тут некого, сама вляпалась, сама полезла в этот дурацкий чат, сама написала ему второй раз. Все сама.
Тут же на голограмме ее смартфона высветилась надпись мелким шрифтом:
— А он и вправду ничего так. На Маккартни похож. Одобряю твой вкус.
Отвечать Катя не стала, но Мерк, видимо, и сам понял, что перегнул, а потому замолчал.
У здания НИИ было всего пять этажей. Оно осталось от прежних времен, его просто не стали сносить, а доработали, модернизировали, нагнали сюда кучу техники, подрубили ИИ, и обычный НИИ превратился в высокотехнологичный центр, ведущий революционные разработки в сфере транспорта и, в частности, работающий над телепортацией. Про центр этот, а также про его достижения знал весь мир, поскольку все напряженно ждали того момента, когда их жизнь станет еще проще и мобильнее. Дальше обещаний дело не продвигалось очень долго, и лишь в последние месяцы заговорили, что достигнуты серьезные успехи, и в ближайшем году все точно решится. Катя волновалась и ждала вместе со всеми. Она понимала, что с появлением телепортации мир изменится радикально: не настолько радикально, как с внедрением во все сферы ИИ, но все же покоя станет меньше.
На нижних этажах, поговаривали, расположился приличных размеров коллайдер — исключительно для практических целей института. Его Катя тоже мечтала увидеть. Ходили слухи, что телепортация сможет решить проблему главного коллайдера, строительство которого стопорилось по вполне понятным причинам.
На входе их просканировали, и они в растерянности замерли, не зная, куда идти дальше. Из Катиного смартфона тут же закряхтел дядя Валя:
— О своем прибытии предупреждать следовало заранее! Все у вас не как у людей. Сюда уже идут, ждите.
— Идут? — удивилась Катя. — Так экскурсию нам проведут люди? Я думала, здесь работает исключительно ИИ.
— Да ну что ты, — скривился Мерк. — ИИ может многое, он даже имитирует эмоции, а ИИ высшего порядка, поговаривают, может их даже испытывать, но без человека в таком деле никуда. Для кого телепорт делают? Для человека. Конечно, основная нагрузка ложится на ИИ, но люди его направляют, озвучивают свои потребности, регулируют этические вопросы.
— Не совсем так, — раздался голос из дальнего угла холла, и навстречу им вышел сутуловатый мужчина средних лет, подслеповато щурящийся от яркого света. — Без ИИ нам бы, конечно, туго пришлось, ИИ дал сильный толчок мировой науке, но и ему без нас туго. Он, разумеется, может просчитывать и моделировать наше поведение и потребности и подчас даже неплохо с этим справляется, но живой человек все равно артикулирует все это гораздо четче. Да и плюс — мы сами любим науку. Мы хотим ей заниматься, открывать новые горизонты, и ИИ уважает наше желание и всячески способствует тому, чтобы у нас была возможность его реализовывать. Поэтому в научных проектах ИИ играет роль нашего инструмента, консультанта, если позволите. Бесспорно, многие вещи ему проще и быстрее провернуть самому, но ведь тогда человечество превратится в безвольных трутней, а это вовсе не то, к чему мы стремились, творя нашу утопию. Рад познакомиться, я Алексей. Из всех сотрудников НИИ у меня лучше всего выходит проводить экскурсии, поэтому, если позволите, давайте начнем.
— А что, кроме нас, никого больше не будет? — нахмурился Мерк, и голограмма его пошла рябью.
— У нас нечасто бывают гости. Случаются, разумеется, но толпами не валят.
— Очень странно для мира, помешанного на науке, — снова проворчал Мерк.
— У людей масса интересов в других областях. Многие предпочитают не распыляться. А прийти, только чтобы поглазеть, как это в прежние времена делали туристы на космодромах и большом адронном коллайдере… такого нынче нет. Люди ценят наш труд, понимают, что нас их визиты отвлекают от работы, поэтому приходят, только если действительно увлечены вопросом. Вы, я увижу, из таких? Из увлекающихся?
— Я — да, — охотно откликнулся Мерк.
— Да и я тоже, — поддакнул ему Казарцев.
— А мы простые зеваки, — улыбнулся Пол. — Скажем так, мы группа сопровождения для наших интересующихся голограмм. С нами им куда проще осуществить эту экскурсию, хотя они бы могли справиться и без нас. Но так и у нас будет возможность получить новые впечатления. Мы люди творческие, нам они тоже нужны.
— Ну что ж, приступим, — Алексей потер ладони в предвкушении. — Сперва я проведу вас по этажам и расскажу о том, на какой стадии сейчас находится проект, а в конце мы спустимся к коллайдеру. Запускать мы его, разумеется, не будем, сейчас у него фаза отдыха. Но посмотреть на конструкцию возможность будет. Для начала, думаю, стоит посетить конструкторский зал, познакомить вас с нашим ИИ. Мы с ним прошли этот проект рука об руку, начиная с самого первого дня его запуска. Не возражаете, если поднимемся по ступенькам, минуя лифт? Здоровый образ жизни еще никому не мешал, а то тут засидишься за работой, спина ныть начинает. Массажное кресло, конечно, спасает, но простой человеческой пробежки ничто не заменит, а? — и Алексей резво пробежал один лестничный пролет.
Обещанный конструкторский зал располагался на третьем этаже в правом крыле и, судя по всему, занимал никак не меньше трех этажей в высоту — именно поэтому под него и отвели отдельный флигель, снаружи здания никак, впрочем, не бросавшийся в глаза. По размерам зал этот напоминал скорее самолетный ангар, и Мерк даже присвистнул, а Катя просто принялась удивленно осматриваться: снаружи здание ей показалось совсем небольшим и ничем не примечательным. Так, бывший рядовой провинциальный ВУЗ. Внутри же три этажа превратились в неохватную воображением высоту. Левая стена была полностью прозрачная — чего снаружи тоже не просматривалось, вероятно, при строительстве использовались специальные двусторонние материалы.
— Это для дневного света, — пояснил Алексей, не дожидаясь вопросов. — Искусственные сейчас неплохо его имитируют, но солнечный свет заменить пока еще трудновато. Впрочем, мы над этим работаем. И когда НИИ в Базеле доработает свои батареи, способные подзаряжаться от обычного искусственного света, мы еще на шаг приблизимся к созданию вечного двигателя.
Остальные три стены были сплошь уставлены техникой, назначение которой Катя даже не пыталась понять. В своих фантазиях исконного гуманитария она видела крошечные беспроводные машинки, управляющие сложнейшими процессами на всей планете, а тут снова столкнулась с громоздкими аппаратами, все еще работающими от сети. Алексей извиняющимся тоном продолжил:
— Я понимаю, все это выглядит несколько старомодно. Кому-то хорошо знакомому с техникой прошлого, все это покажется негодной имитацией компьютера середины 20 века. Впрочем, речь сейчас идет о совсем иных мощностях, и техники в этом помещении достаточно, чтобы запустить главный коллайдер — ну чтобы, так сказать, было более иллюстративно, — и он совершенно искренне и без тени превосходства на лице улыбнулся Кате. — Мы в полной мере осознаем лежащую на нас ответственность. Сейчас я покажу вам тестовый технический образец телепорта, который планируется к использованию для коллайдера. В обычных бытовых целях всем вам вполне хватит портативного.
От правой стены вверх к потолку уходила блестящая петля. Кате показалось, что она создана из самого солнечного света.
— Это высокотемпературная плазма, — пояснил Алексей. — Скажу больше, по степени ионизации эта штука вполне может поспорить с самим Солнцем, — и замер, вероятно, ожидая восторженных охов.
— Каким образом вам удается избежать пожара в радиусе… — Мерк задумался, прикидывая в уме, — да всей планеты, черт побери?
— Нейтрализующий экран.
— Жидкий азот? — попыталась блеснуть скудными познаниями Катя.
— Для остужения Солнца его маловато будет, — пробормотал Мерк. — Тут что-то покруче должно быть.
— Абсолютный ноль.
— Да ерунда, — начал Мерк спорить с Алексеем. — Абсолютный ноль — это всего лишь чуть выше минус трехсот градусов по Цельсию, а температура Солнца…
— Петлю не нужно остужать, достаточно легкого экранирования, и абсолютный ноль прекрасно справляется с этой задачей. Если мы остудим ее, то не сможем использовать для задуманных целей.
— Пожара на планете все равно не избежать, — качал головой Мерк. — Что-то вы не договариваете.
— Эффект экранирования достигается за счет удержания частиц плазмы исключительно в рамках этой петли, не давая им взаимодействовать с остальными частицами в помещении. Если угодно, назовем абсолютный ноль тормозом, а не экраном. Плазма заперта в этой петле, и вы сами можете в этом убедиться, если подойдете поближе и поднесете к ней руку — вы не почувствуете ничего. Однако если вы запустите палец прямо в петлю… вот тогда пожар на планете точно гарантирован. Но мы уже дорабатываем систему безопасности. Собственно, это именно то, что нам осталось докрутить, чтобы объявить, наконец, о создании телепорта. Конкретно эта модель никогда не поступит в распредцентры. Впрочем, транспортники и социологи уже просчитывают регуляцию пассажиропотока после внедрения телепорта. Мы уже никогда не сможем жить как прежде, — лицо Алексея озарило нечто похожее на гордость. — Итак, немного о принципе работы созданного прибора. Всем вам наверняка известно еще из курса физики, что квантовая телепортация довольно давно стала частью нашей жизни. Однако, для мгновенной транспортировки макрообъектов она не годилась, поскольку основана была на эффекте запутанности частиц. Нет, безусловно, в физическом смысле мы вполне могли осуществить нечто подобное еще лет пятьдесят назад, но тогда перед нами встала бы этическая проблема…
— Как быть с двойниками? — подсказал ему Мерк.
— Какими еще двойниками? — подал голос Пол.
— Квантовая телепортация по факту подразумевает не перемещение объекта из пункта А в пункт Б, а передачу информации об этом объекте для формирования в пункте Б его точной копии. Если мы берем живое существо, то копия его будет обладать абсолютно всеми воспоминаниями оригинала. Более того — у него сформируется точно такое же самосознание. И вот здесь мы попадаем в тупик: мы получаем двух идентичных личностей, мыслящих как единое целое. В общем, углубляться в подробности я не стану, поскольку тут с самого начала было ясно, что такой способ не подходит. Поступали предложения распылять оригинал после создания копии, но скажите, кто из вас согласился бы быть распыленным ради более быстрого перемещения по планете?
— У Лема уже было что-то подобное, — снова встрял Мерк.
— Станислав Лем как раз застал период этих этических диспутов и решил его для себя в пользу распыления. Но наше общество на такой шаг пойти не смогло. Именно поэтому вопрос телепортации был отложен на такой длительный период времени. Нам пришлось основательно попотеть, чтобы придумать, как протащить объект сквозь плотную атмосферу со скоростью света, никак не повредив его при этом.
— Плазма? — не унимался Мерк.
— Она самая. Петля, которую вы видите перед собой, представляет из себя ворота, пройдя через которые, вы окажетесь в другой точке вселенной.
— Мы не ослышались? — изумился Пол.
— К воротам подключена панель для ввода точных координат. В дальнейшем мы планируем доработать ее, но с координатами все же будет проще и эффективнее. Точность перемещения — один квадратный метр.
— Ого! — с уважением в голосе присвистнул Мерк.
— Если говорить кратко и по-простому, мы действительно распыляем вас на входе в петлю, а на выходе из нее ваши кварки вновь собираются в единое функциональное целое. И все это — за одну только секунду.
— А на выходе будет стоять такая же петля? — Катя задрала голову, рассматривая лиловые переливы нагретого газа внутри петли.
— Это было бы самым простым, но никуда не годным решением. Мы же не можем утыкать всю планету такими петлями — тогда нам будет негде жить. Цель была — создать вход, программирующий распыленные частицы на сборку по достижении заданных координат. Если угодно, каждый ваш кварк превращается в некоего почтового голубя, обученного долетать до определенной точки в пространстве. И в этом нам помогает плазма, через которую пропускается рой ваших частиц. Происходит нечто вроде импринтинга…
— Плазма — наш учитель? — смех Мерка эхом понесся по всему залу.
— Можно и так сказать, — миролюбиво улыбнулся Алексей. — Это особым образом заряженная плазма, содержащая информацию обо всех возможных маршрутах на планете и за ее пределами.
— Но… это же невероятная цифра! Такую величину даже ИИ непросто высчитать.
— Для этих целей мы и используем ИИ 10.0. Исключительно благодаря его работе плазма сейчас готова к построению абсолютно любого маршрута.
— Постойте, а что же нас тогда распыляет, если плазма используется для направления потока частиц? — теперь говорил только Мерк, Катя с Полом стыдились демонстрировать собственное невежество, а Казарцев, вероятно, и так уже был наслышан о принципах работы телепорта, или его устраивал способ подачи, выбранный Алексеем.
— Внутри этой петли — область отрицательной энергии, где полностью отключается сильное взаимодействие, удерживающее частицы друг рядом с другом, и на всю катушку врубается слабое, отвечающее за распад. На самом деле, это было первое, что изобрели в стенах этого НИИ, куда больше времени ушло на создание петли. Области отрицательной энергии в космосе не редкость. Мы просто позаимствовали схему у природы. А теперь пройдемте в другое крыло и посмотрим, как выглядят портативные телепорты.
— Постойте, насколько я понял, — Мерк продолжал говорить только за себя, — эта штука будет использоваться для строительства главного коллайдера?
— Именно так. Нынешних скоростей, хоть и очень высоких, недостаточно для контроля результатов столкновения частиц в коллайдере размером с Солнечную систему.
— Что?! — тут уже не выдержала Катя. — Это где же вы такой отгрохать собираетесь?
— Строительство уже начато, — с важным видом изрек Мерк, не давая Алексею ответить. В нескольких парсеках от Юпитера. Пока продвигается очень медленно — как раз по озвученным причинам. Некоторые вещи нужно проделывать сиюсекундно, а не ждать нескольких часов или дней, когда корабль доставит груз в нужную точку строительства.
— Совершенно верно, — закивал Алексей. — Мы не хотим рисковать портативными телепортами в открытом космосе, а потому запустим производство точных копий этой петли для последующей их транспортировки — через нее же — к месту строительства.
— Для чего такая махина? — в голосе Пола звучало сомнение и недоверие.
— За прошедшие десятилетия теория всего так и осталась для нас неразгаданной. Еще в 20 веке шли разговоры о коллайдере немыслимых размеров, чтобы разгадать все загадки вселенной. Но только сейчас эти фантазии стали осуществимы.
Они вышли из зала и пошагали к противоположному крылу. Помещение, в которое они попали, было значительно меньше и по виду напоминало обычную научную лабораторию. Нигде не видно было ни души.
— Вы здесь единственный… человек? — уточнила Катя.
— Далеко не единственный. Просто в присутственные дни все в основном разбредаются кто куда, чтобы никто никому не мешал. Да и нам так удобнее: ни мы никого от работы не отрываем, ни коллеги мои не затыкают уши от моей экскурсоводческой болтовни.
Помещение было абсолютно белым, и вот в него уже не проникало ни единого солнечного луча: от окон здесь отказались. На столе под зависшей в воздухе голограммой экрана стояла миниатюрная копия петли из предыдущего зала.
— Принцип работы тот же: набираете на панели координаты, жмете «Пуск», и вуаля, вы в Париже или Гонконге. Точные координаты вам всегда подскажет ваш ИИ.
— Так что, Катюха, — раздался тут же голос дяди Вали, — если ты хочешь домой, я могу тебя туда мигом отправить, — и громкий хохот.
— Да ну вас, — махнула она рукой и завороженно уставилась на небольшую петлю — сантиметров десять в диаметре.
— Хранится она в футляре. Когда доработаем систему безопасности, ее можно будет беспрепятственно брать голыми руками. Пока я бы этого делать не рекомендовал.
— Сожжешь планету к чертям собачьим, — съязвил Мерк и подмигнул Кате.
— А сейчас к коллайдеру, благодаря которому мы добились создания плазмы нужной нам температуры. Предлагаю тоже пробежаться. Всего-то десять этажей вниз. Не против?
Катя с Полом обреченно кивнули и засеменили за неутомимым Алексеем к лестнице.
— Размеры побольше, чем у того первого? Ну который БАК? — бубнел Мерк.
— О, намного. Тут охвачена почти вся территория США, поэтому, как вы понимаете, я вам покажу только крошечный элемент огромной конструкции. Хотя, думаю, все вы уже были на БАК и примерно представляете, что вам предстоит увидеть.
— Я не была, — откликнулась Катя.
— Я тоже, — поддакнул ей Пол.
Казарцев, как обычно, промолчал, лишь Мерк отчитался, что, разумеется, на БАК он был, а как же иначе-то. Катя закатила глаза, в тысячный раз жалея об их случайном знакомстве.
Из обитого чем-то вроде резины коридора к самому коллайдеру вели ворота чудовищной высоты. Открывать их, разумеется, не стали — через них в свое время в зал для сборки поставлялись крупные неразборные детали. Для людей там имелась самая обычная дверь. Необычной, правда, толщины. Открыть ее мог только ИИ. Дверь эта походила скорее на кусок стены, поскольку, по Катиным прикидкам, была никак не тоньше полутора метров.
— Выдерживает взрыв водородной бомбы, организованный прямо у входа.
— Кому бы понадобилось ее здесь взрывать? — рассмеялся Пол.
— Разумеется, сейчас уже никому. Это скорее для безопасности населения континента. На случай, если в работе коллайдера что-то пойдет не так.
Они прошли через эту немыслимую дверь и оказались в совсем небольшом помещении. Катя даже успела удивиться, поскольку, судя по количеству пройденных вниз этажей, ожидала нечто совершенно грандиозное. Внутри было место от силы человек для пятидесяти. Над их головами высилась невероятных размеров микросхема, в которую острием упиралось нечто вроде ядерной боеголовки — из тех, что Кате попадались в старых учебниках истории. На этом, собственно, и все. Рядом стоял ярко-желтый погрузчик, пара роботов-механиков — этим и исчерпывался самый большой на планете синхрофазотрон.
— Всем известен принцип работы?
— Мне нет, — не постеснялся признаться Пол. — Я художник и понятия не имею, для чего вообще существуют подобные штуки.
— Объясню на простом примере. Вот есть у вас, допустим, грецкий орех. Как вы извлекаете его содержимое?
— Колю специальным инструментом.
— А, допустим, никаких инструментов у вас нет. Есть только вы и орех. И вы в чистом поле.
— Хм, — задумался Пол.
— Камнем же, — догадалась Катя. — Или об землю со всей силы шарахнуть.
— Вот именно. А теперь представим, что в поле этом вы вдвоем и у каждого по ореху. Вы отходите друг от друга метра на два и толкаете своих орехи друг к другу, чтобы они столкнулись и раскололись. Примерно так работает и наш коллайдер: позволяет нам раскалывать крошечные пылинки на еще более крошечные, разгоняя их до скоростей, близких к световой. И чем меньше частица на выходе, тем больше тайн вселенной нам открывается. Чем выше скорость разгона, тем горячее наша плазма, — и он радостно потер руки.
Висевшая прямо над ней микросхема с кучей цветных проводов теперь казалась Кате непостижимым чудом, способным изменить ее жизнь.
— И чем длиннее территория разгона, тем выше вероятность получить ответы на волнующие науку вопросы — как скрестить теорию относительности и квантовую физику? Как работает гравитация на микроуровне? Сможем ли мы доказать суперсимметрию? Но для такого наших земных скоростей маловато. Поэтому и затеяли строительство главного коллайдера. Возможно, и его будет недостаточно, но, впрочем, по расчетам ИИ, этого расстояния должно хватить… А сейчас позвольте пригласить вас пообедать в нашу институтскую столовую, — и глаза Алексея радостно загорелись.