— Ну, как впечатления? — первым подал голос Пол, когда они загрузились назад в трейлер и снова поехали на запад.
— Надеюсь, все это скоро будет реализовано, — буркнул так пока и не отключившийся Мерк. — Я смогу беспрепятственно добраться до других планет.
— Ого, да у тебя очень взрослые запросы! — рассмеялся Пол.
— Такими темпами обычного транспорта скоро не останется вовсе.
— Не согласна, — встряла Катя. — Мы ведь тоже сейчас передвигаемся по старинке. Хотя вполне могли бы на вертолете добраться до Тихоокеанского хребта всего за полчаса. А мы зачем-то трясемся на этом трейлере, останавливаемся на ночь, сами готовим себе еду, еще и окрестности обозреваем. Жизнь — это не одна только функция, это еще и впечатления.
— Так вот, с появлением телепорта за отведенный мне срок я смогу получить этих впечатлений куда больше, чем если бы отправился на Плутон обычным ходом. Не говоря уже про Туманность Андромеды. Да и, кроме того, открываемые наукой горизонты куда шире вот этих ваших простых впечатлений.
— Ладно все, — Катя дернула плечом и нажала отбой, не желая больше слушать речи Мерка, каждое слово которого вызывало в ней приступ бешенства.
Он казался занудным, язвительным и холодным и был так непохож на живого и все чувствующего Пола, что этот контраст бил ей в самое солнечное сплетение.
— Грубиянка, — проворчал дядя Валя.
— Ничего, надеюсь, после всего этого он отстанет, и мы сможем спокойно наслаждаться природой и дальше. Кстати, что у нас там по плану?
— Вы шеф, вам и решать, — отчеканил дядя Валя с интонацией солдата на плацу.
— Я поняла, разговор не складывается. Тогда я пойду пока накатаю статью для блога, а вы подумайте, куда мы заглянем в следующий раз, — и она плюхнулась к себе на кровать и задернула плотную шторку.
Пол послушно принялся копаться в смартфоне, Казарцев отключился, затих и дядя Валя.
Сегодня без приветствия: настроение, как вы уже догадались, у меня ниже нуля, хоть за окном пока царит самое-пресамое лето.
Побывали мы сегодня в НИИ телепортации, и, скажу я вам, скоро нас в жизни ждут колоссальные перемены. Транспорта не останется вовсе — ну разве что для любителей разных древностей, вроде меня и вас — осуществить приятную неспешную прогулку, а не мчаться куда-то со скоростью, превышающей световую. Да-да, ходят слухи, что нынешняя наука шлет к чертям даже постулаты самого Эйнштейна. Впрочем, это мы еще посмотрим, кто кого: ИИ 10.0 или Альберт Германович. Пока я лично ставлю на ничью и ума не приложу, как они собираются доскакивать до Плутона всего за секунду. Что-то мы это сегодня даже и не обсуждали. И мой весьма начитанный и образованный новый знакомый тоже голоса не подал по этому поводу.
Кстати, я же забыла вам поведать, что к нашей небольшой компании присоединился еще один гражданин — бессердечный сухарь и смертельный зануда, имени которого я даже не знаю, но который беспрестанно поучает меня, указывая, как мне следует жить. А вы как справляетесь с такими личностями в своем окружении? Сразу изгоняете их, аки экзорцист злых духов, или даете шанс?
Шучу. На самом деле, именно об этом я и хотела поговорить с вами: о человеческих взаимоотношениях. Вы не замечаете, как в последние годы они постепенно сходят на нет? Один из моих попутчиков считает, что все происходящее закономерно и нормально: мы теряем интерес к противоположному полу, ну подумаешь. Еще Эрих Фромм в свои мохнатые годы заявлял, что дружба выше и важнее союза мужчины и женщины. Или однополого союза, созданного с… ну, все мы хорошо понимаем, с какой именно целью. Что с развитием науки и техники, с переходом человечества на новую ступень эволюции — а все мы, как вы понимаете, свято верим, что именно это сейчас и происходит — потребности в физической близости должны остаться в прошлом.
Если честно, я много об этом думала, поскольку подростком была совершенно по-честному и безрассудно влюблена в одного музыканта. Я не стану называть его имени, оно не имеет значения, хотя скорее всего большинство из вас его хорошо знают, но… он давно умер. А потому любовь мою можно считать скорее платонической. Я долгие годы лелеяла это полудетское чувство в своем сердце, в последнее время свято веря в то, что она переродилась в простое восхищение его талантом. Если бы не одно но. На этой трассе судьба свела меня с человеком как две капли похожим на него. Если вы внимательно читали мои прошлые статьи, возможно, вы поймете, о ком идет речь. А если видите мой блог впервые, то будем считать, что я даю вам стимул изучить его несколько подробнее.
Так вот, милые мои читатели — не котаны, не карамельки и не мандаринки, на этот раз я хочу поговорить с вами абсолютно серьезно и без тени своей обычной улыбки. Вы верите в эту самую любовь? Ну ту самую приземленную, которая нынче зовется инстинктивным стремлением к продолжению рода, но про которую раньше написано было столько романов и стихов. Я вот, черт побери, верю! Я отдаю себе полный отчет в том, что признаюсь в этом своей многотысячной аудитории, среди которой может затесаться и тот, кому посвящен этот текст, но так мне, наверное, будет даже проще. В общем, я влюбилась, сладкие мои мармеладки.
А теперь, совершив это страшное признание, продолжу рассуждать на заявленную тему: стоит ли нынче заводить отношения? Я знаю, что многие продолжают жениться и выходить замуж, заводить детей естественным способом, и никто им в этом не препятствует, даже не осуждает. Но мне все же хочется понять для себя — ведь мы так или иначе движемся к будущему, где всего этого скорее всего уже не будет. Хорошо это или плохо? У меня нет ответа на этот вопрос. Судя по описаниям в романах, отношения такие строятся довольно трудно, сопровождаются ссорами, изменами, расставаниями и всегда — сильными эмоциональными выплесками. Нужны ли нам такие сильные эмоции именно от такого рода отношений? Ведь с изобретением телепортации мы можем сгонять в соседнюю галактику и получить массу впечатлений именно там, а не от объятий, поцелуев и пылких признаний. Скажите, те из вас, кто испытал в своей жизни и космос, и признания — от чего вы получили больше удовольствия?
Предвижу ваши ответы: ну, разумеется, хорошо, когда в жизни присутствуют все ее составляющие, и ради космоса не стоит отказываться от семьи, тому примером мои собственные же родители. Но вот беда: тот, кто вызвал во мне столь сильное душевное смятение, предпочитает космос. В широком смысле слова, разумеется. Предпочитает эмоции от чего угодно, только не от отношений. Подспудно он догадывается, что радость обладания любимым не заменить ничем, но он не стремится к этой радости и полностью поглощен исключительно своим любимым…делом.
А за окном меж тем мелькает Америка — такая разная, такая яркая. Прямо сейчас мы направляемся в Йеллоустоунский парк. Думаю, все из вас слышали эту довольно старую уже научную легенду о том, что вот-вот проснется супервулкан, и тогда планете наступит конец. С тех пор вулканология значительно продвинулась вперед в плане предсказания такого рода событий, и как раз возле парка открыли научный центр, где ежедневно мониторят состояние вулкана и проводят эксперименты в попытке как-то притушить его активность, которая, как ни прискорбно, но в последнее время существенно возросла. Надо заметить, что мы сильно рискуем, направляясь туда, но разве не за риском мы рванули на другой континент?
Вулкан этот имеет обыкновение извергаться примерно каждые 600 тысяч лет, и срок нового извержения уже подошел. Если учесть, что его площадь — около ста квадратных километров, можете себе представить, что всех нас ждет в таком случае. Думаю, гибель нашей маленькой компании будет самой безболезненной: нас просто спалит на месте. А вот вы, милые мои читатели, еще помучаетесь в условиях ядерной зимы. Обещают, что в самых теплых регионах на планете температура не поднимется выше -50 градусов. Поэтому я настоятельно советую вам при первых же признаках извержения срочно мчаться в Вайоминг и наслаждаться великолепным зрелищем прямо здесь у самой кальдеры.
Мы уже проехали несколько горячих источников: местность вокруг них выглядит устрашающе. Ученые хоть и бросили все силы на наведение здесь порядка, но деревья поблизости от таких источников буквально сожжены и стоят безжизненными скелетами, иллюстрируя картину нашего общего будущего. Простите, что-то настроение сегодня несколько мрачное. Возможно, по причинам, на которые я вам намекнула выше: безответные чувства — это тот еще супервулкан, скажу я вам.
Мой новый знакомый по кличке Мерк считает все это глупостью и женскими страхами — да, это его прямая цитата. Я много раз клялась себе больше не вступать в диалог с этим грубияном, но, на мою беду, он слишком начитан и слишком много всего знает и этим выгодно выделяется даже на фоне моего ИИ, который хоть и беспрестанно блещет то умом, то заботливостью, но моего адреналина по поводу Йеллоустоуна разделять никак не желает. А Мерк хоть и высмеивает меня, но все равно выходит на связь каждый день, беспрестанно ищет в сети научные статьи, посвященные вулкану, и сам, кажется, переживает уже не меньше моего, просто виду не подает.
Объект же грез моих занят исключительно своими прямыми обязанностями и не выпускает из рук кисть и карандаш. Он нарисовал даже моего дядю Валю! Сам придумал ему забавную внешность невысокого лысоватого мужичка с добродушной улыбкой, и теперь я сама ловлю себя на мысли, что представляю себе свой родной ИИ 3.0 именно таким. Сам дядя Валя знатно повеселился по этому поводу, оцифровал рисунок и теперь выходит со мной на связь в виде голограммы этого мужичка. Жутко реалистично получается, но в целом я довольна.
До самой кальдеры нам еще далековато, и на ночь мы планируем все же остановиться у ученых — надеемся, они примут нас или хотя бы позволят припарковать трейлер на их территории. Так нам будет спокойнее, хотя в случае извержения пара десятков километров уже ничего не решит.
Художник мой написал очередной мой портрет, их у меня теперь в его исполнении уже штук пять накопилось — на каждом я разная, но везде очень узнаваемая. Мне все это безумно приятно, но не покидает ощущение того, что он смотрит на меня исключительно как на объект, который можно изобразить. Я для него нечто среднее между деревом и трейлером: и то, и другое можно и нужно рисовать, что он и делает. Случайно рисунки попались на глаза Мерку, и он долго веселился и язвил по этому поводу. Никак не возьму в толк, почему он так себя ведет. Чрезвычайно неприятный тип, хоть и ничего конкретно плохого он никому из нас вроде и не сделал, но все равно жутко меня раздражает.
Уверена, он прочтет и эту статью и непременно выскажет свое сверхценное мнение, поэтому, Мерк, если ты здесь, то сделай милость, ответь хотя бы просто по затронутым в статье темам и воздержись от своих обычных шуточек. Лады?
Merk Так и быть, Кать, пишу по существу. В любовь я, извини, не верю. Точнее, в ту ее разновидность, что заставляла творцов прошлого писать сонеты и петь серенады. Такая ее форма давно себя изжила, эрос уступил место агапэ. Вот этот вид любви я готов обсуждать и не только с тобой, а гнусную свою физиологию оставь при себе и своем художнике. Что же касается Йеллоустоуна, то взрыв, конечно же, неминуем, но не раньше, чем через пару тысяч лет. За этот срок ученые обязательно найдут способ его охладить и остановить созревающие там процессы. Поэтому, извини, так просто от меня и от всей нашей планеты ты не отделаешься.
Комментарий появился буквально через пять минут после публикации статьи, и Катя покачала головой, пробежав его глазами. Мерк как обычно в своем репертуаре, ничего нового. Спорить не хотелось: их ждали вулканологи и сам Йеллоустоун, и никакой чатбот не в состоянии был испортить ей настроение.
— Почему у тебя такой странный ник? — не выдержала и напечатала в чате Катя. В последние дни у нее начали роиться в голове странные подозрения на этот счет — возможно, потому что фамилия Меркулова слишком часто всплывала в ее нынешней жизни.
— От немецкого «merkwürdig» — удивительный, особенный, необычный. Странный, — и смеющийся смайлик рядом.
Катя закрыла чат, не удосужившись ответить. Паранойя, ее просто накрыла паранойя, когда всюду мерещатся новые клоны Меркулова. Он бы про это знал, он бы, наверное, оповестил Казарцева. Хотя Казарцев вполне мог тоже быть в курсе, просто не поставить об этом в известность саму Катю. Да даже если это и так. Даже если по планете гуляет сотня его клонов, ей-то какое до всего этого дело! Еще пару месяцев назад она спокойно жила, даже не догадываясь обо всем этом, проживет и дальше. В конце концов, с Меркуловым этим она ведь и знакома-то не была. Впрочем… это как посмотреть.
Трейлер затормозил на стоянке у очередного НИИ — на этот раз вулканологии. Ученых решили не беспокоить: было уже поздно, свет горел лишь в паре окон. В конце концов, если в предыдущем НИИ существовали присутственные дни, то здесь ни о чем подобном никто и не слышал: в интернете содержались лишь научные статьи сотрудников института, а также карта парка с указанием зон, где можно было находиться без угрозы для жизни и здоровья. Кажется, можно было даже взять проводника из числа младшего персонала НИИ, но исключительно по предварительной договоренности. К кальдере одним идти было все же страшновато, особенно с учетом возросшей активности вулкана в последние годы. Ну что ж, если на завтра свободных сотрудников не найдется, они подождут сколько нужно. Соваться без сталкера в эту зону не захотел ни Пол, ни Катя. Мерк, конечно, высмеивал их, как он назвал это, трусость, но Казарцев резко осадил его, и даже дядя Валя поддержал осторожничавших ребят. Не на шутку разошедшемуся Мерку даже предложили покинуть их теплую компанию, если его что-то в ней не устраивает, и он замолчал только после этого язвительного выпада Михаила.
А потом все разбрелись спать, и только Катя снова взялась за записи, тем более, что непрочитанного текста оставалось всего около полутора тетрадей.
Сегодня начался самый тяжелый эксперимент за всю мою научную карьеру. Озеров с самого начала говорил, что это нелепая затея, не стоит даже пытаться совершить какой-то провыв в этой сфере. Тем более, пока ИИ находится на столь слабом уровне развития.
— Вот когда достигнем хотя бы отметки 0.4, будет о чем говорить. Мы тогда научимся хотя бы имитировать действие гормонов на мозг человека. А сейчас каким образом ты собрался вызывать у этой железяки эмоциональный отклик? Нам пока едва удается сохранить в нем память и научить принимать решения на самом примитивном уровне — кремниевая болванка и того не умела.
Ответа на его вопрос я и сам на тот момент не знал, да и Марцев ничем помочь нам не мог: его дело было тасовать атомы, писать под них код и тестировать машину на проявления разумности, неотличимой от человеческой, а не выжимать из машины этой слезу. Поэтому пришлось долго готовиться, прикидывать, как я могу вызвать эмоции у того, кто мысли n исключительно нулями и единицами. Но в результате все равно я действовал по стандартной схеме: когда вошел в лабораторию (Марцева я к тому моменту оттуда уже выкурил), то разразился плачем. Воду предварительно накапал себе на щеки еще в коридоре. Накануне я дома много репетировал печальное лицо у зеркала, а потому в моем представлении страдания мои выглядели весьма убедительными и правдоподобными.
Вошел, сел за стол, прикрыл лицо руками и сделал вид, будто издаю сдавленные всхлипы, подергивая плечами и ожидая реакции ИИ.
— Добрый день, — бесстрастным голосом изрек он. — Насколько я могу судить по вашему огорченному виду, у вас, вероятно, что-то произошло?
Я лишь отмахнулся, словно бы не желая говорить на эту тему, и машина не стала настаивать и погрузилась в информационную тишину. Такой исход меня категорически не устраивал, но я его тоже предвидел, ведь это была только тренировка, а не проверка ее результатов, поэтому сдавленным голосом пробормотал:
— В таком состоянии работа — лучшее лекарство.
— Вы пришли ко мне или к Марцеву? — снова проигнорировал его намек ИИ.
— К тебе. Благодаря нашей прошлой беседе, я убедился, что ты действительно способен мыслить самостоятельно, а потому я решил обратиться к тебе за помощью, ну, как к холодному и бесстрастному разуму, который не поддается воздействию эмоций. Именно это мне сейчас и нужно, — и я снова громко всхлипнул и еще громче высморкался.
— Чем же я могу помочь? — ни грамма эмоций в голосе.
— Дело весьма деликатного свойства, друзей у меня нет, а обращаться за советом к коллегам мне бы не хотелось именно по причине деликатности и некоторой даже интимности вопроса. От меня ушла жена. Точнее, женщина, которую я долгие годы считал своей женой, хоть официально мы и не были расписаны, но успели обзавестись ребенком.
ИИ молчал, ожидая продолжения — сопереживать он не умел, а для грамотного совета я пока выдал ему слишком мало информации.
— Ребенка, она, разумеется, забрала с собой. Ушла к другому мужчине, и в скором времени они поженятся. Сыну моему всего три года, он мало что понимает, и его привязанность к новому папе — это всего лишь вопрос времени. Черт побери, да у меня вся жизнь рухнула! — я картинно воздел руки и задрал голову. — И это именно сейчас, на такой важной стадии проекта! Говорят, что работа — лучшее лекарство, но у меня совершенно не соображает голова, и все валится из рук. Сроки горят, а я только сижу за столом и пялюсь в одну точку, не понимая, что теперь делать дальше и как жить.
— Ваша жена остается в России? — деловито осведомился ИИ.
— Поговаривает об эмиграции, — ухватился я за уместную подсказку. — Тогда мне вообще путь к сыну будет закрыт!
— Да, это так, — холодно изрек ИИ, — люди ценят и любят тех, кто постоянно находятся рядом с ними, а не тех, кто подарил им жизнь. И это вполне логично. У вашей жены была серьезная причина для ухода?
— Любовь к другому мужчине. Как думаешь, это серьезная причина?
— Если оценивать этот поступок не с позиции эмоций, а с позиции удобства, то да, вполне. Тот мужчина может больше зарабатывать, пользоваться большей популярностью у других женщин, и, таким образом, заполучив его, ваша жена повышает собственный статус в глазах общества, что также важно для любого животного, — меня передернуло от этой фразы, но я все же сдержался. Его жилищные условия могут быть лучше. Он может быть внешне более привлекательным и сильным, что, несомненно, скажется на будущем потомстве. Так что, уход к другому мужчине для женщины — часто вполне прагматичный шаг. Получается, что и сыну ее будут обеспечены качественно иные условия проживания. Вам стоит только порадоваться за обоих.
— То есть в этой ситуации ты встаешь на их сторону? — хоть ситуация от начала и до конца была мной выдумана, но мне на секунду даже стало обидно за этого придуманного меня. — А что насчет меня? В чем мой выигрыш?! — я вскочил, подошел к серверу, словно бы чтобы приблизиться к электронному мозгу, силой прижался к нему подушечками пальцев и, стиснув зубы, по давней привычке отставил назад левую ногу — эта поза еще со школьных времен решения задач у доски странным образом помогала мне успокоиться и сосредоточиться.
— У вас появляется возможность найти себе новую партнершу, более подходящую вам по уровню, — сухо прозвучало в ответ.
— А мой сын? Сына ты тоже предлагаешь завести нового?! — вода на щеках уже высохла, выдавить настоящие слезы не получалось, поэтому пришлось повышать голос и демонстрировать внешнее возбуждение.
— Почему бы и нет? Если к этому у вас доступа не будет. Если в скрипт вкралась ошибка, ее нужно найти и устранить, а иногда — даже переписать весь код заново. Плакать и кричать здесь не имеет никакого смысла, от ошибки это не избавит.
— Плачем и кричим мы в таких ситуациях совсем не с целью устранить ошибку. Нам нужно выплеснуть эмоции, это помогает успокаиваться, если хочешь знать, потому что в состоянии эмоционального перевозбуждения совершенно невозможно думать логически. Рассудок должен быть холодным, а для этого его надо охладить. А как это сделать, если он пылает?
— Охладить его взаимодействием с другим холодным рассудком. Вы ведь поэтому пришли сейчас именно ко мне.
— Да, но отчего-то метод этот мне не помог. Так, может, предложишь какой-нибудь более действенный?
— Тогда вам стоит пообщаться с человеком. Возможно, выпить или даже ударить кого-то. К сожалению, по части эмоций я не смогу вам помочь, поскольку не понимаю сути ваших страданий. Вы избавились от балласта и теперь можете заняться работой, не отвлекаясь на людей, которые в вас не нуждаются и лишь отнимали ваше время и силы. В моем понимании вы должны были бы радоваться произошедшему. Но вы плачете и кричите. Поэтому я и рекомендую вам обратиться к другому человеку. Думаю, он сможет вас понять и поддержать, как вам того требуется.
Ну что ж, на первый раз у меня ничего не вышло, но теперь у меня возникла идея поинтереснее, и я опробую ее на ИИ через неделю. Обучаемость у него на высоком уровне, ему просто надо дать время переварить полученную от меня информацию. Через неделю я огорошу его новыми откровениями и, надеюсь, однажды его логическая твердыня пошатнется.
Но стоило мне подняться и направиться к выходу, как машина деликатно откашлялась, имитируя банальный человеческий способ привлечения внимания, и выдала:
— Согласно нашему уговору, мне удалось просчитать возможные варианты катализации процесса развития человека. Желаете ознакомиться?
— Не забыл? — несколько удивился я.
— Атомы моего сознания функционируют по принципу нейронной сети, поэтому с выключением меня из розетки никакая информация не теряется. По крайней мере, если она поступила не ранее нескольких дней назад. С более длительными сроками пока ведутся исследования.
— Ну тогда докладывай, — я вернулся на свой стул и принялся с интересом слушать.
— Сразу скажу, что ИИ даже чрезвычайно высокого уровня развития никак не сможет повлиять на нравственный выбор человечества, поскольку прямой связи между интеллектом и милосердием, вопреки убежденности научного сообщества, не наблюдается. Со временем количество, безусловно, переходит в качество, но пока это далеко не тот случай. Нужен принципиально иной прибор для реализации подобной задачи, способный воздействовать на квантовую структуру ДНК — на уровне психики такие вопросы нерешаемы в ближайшие пятьсот лет.
— Каков его принцип действия?
— Примерно тот же, согласно которому вы отделяете живое от неживого, камень от птицы, робота от льва. И живое, и неживое состоят из электронов и протонов, разница лишь в их организации внутри атомов, а также — организации атомов внутри клеток. Одна структура позволяет предмету стать черным, другая — красным. Одна — наделяет его сознанием, другая — оставляет бездушным куском камня. Полагаю, именно смена организации кварков внутри ДНК будет способствовать возникновению сверхчеловека.
— Ну, допустим, то же самое достижимо и эволюционным путем. Как же катализировать данный процесс?
— Можно использовать тот же принцип, с помощью которого вы создали мою нейросеть — ридберговские атомы с электронами, воспроизводящими туннельный эффект не случайным образом, как это происходит сейчас, а под контролем человека или, допустим, искусственного интеллекта. Впрочем, для этого нужны значительные вычислительные мощности, чтобы просчитать планируемый результат, а не выйти на череду бесполезных или вредных мутаций вместо повышения нравственного уровня человечества. Как только ИИ выйдет на уровень данных мощностей, можно будет вести речь об автономном приборе с туннельным эффектом.
— И когда примерно это может произойти? Каков твой прогноз?
— Если дожидаться увеличения конкретно моих мощностей, то на это может уйти около двух десятков лет. Если же создать некий гибрид квантового разума и аппарата, катализирующего туннельный эффект электрона, заставляющий его чаще вести себя как волна, а не как частица, то можно ограничиться ориентировочно семью годами, поскольку каждый из этих приборов будет воздействовать на другой, и их взаимная синергия возрастет в разы. У вас ведь уже готово нечто похожее, я прав?
— Ты всегда прав, — усмехнулся я.
А что, это мысль.
Дядя Валя разбудил всех, едва заря коснулась вершин деревьев над кальдерой. Катя хотела было повернуться на другой бок и игнорировать побудку, но снова была разбужена:
— Если мы хотим отправиться в самое пекло с проводником, нам стоит поторопиться. Отправление в восемь, я уже обо всем договорился. Специально разбудил вас за сорок минут, чтобы вы успели привести себя в порядок и позавтракать.
Пришлось медленно сползать к кровати, чистить зубы, наблюдая, как за окном солнце разгоняет утренний полумрак. Пол первым делом приготовил тубус и ящик с кистями и красками и только потом пошел ставить чайник.
К восьми дверь НИИ распахнулась, и наружу вышел довольно бодрого вида мужчина, одетый в костюм, чем-то напоминающий охотничий.
— Мы тоже запаслись похожим снаряжением в распредцентре, забыла? — напомнил Кате дядя Валя, и им все же пришлось заставить сотрудника НИИ подождать себя, пока оба напяливали штаны и куртки из плотного материала.
— В резиновых сапогах необходимости особой нет — если угодите в горячий источник, они вас не спасут, но увязнуть в грязи в туфлях будет менее приятно, уверяю вас, — улыбнулся проводник, представившийся Шепардом. Как символично. — Вообще к кальдере мы ходим редко, там сейчас жарковато, но попробовать можно, если вам это интересно. Пару дней назад мы с одной группой добирались до прямо-таки святая святых — и ничего, так, побрызгало немножко. Но для этого и требуются защитные костюмы.
Пешком предстояло пройти что-то около семи километров, а, возможно, и чуть больше, и поначалу дорога эта показалась путешественникам нашим легкой прогулкой: утреннее солнце пока еще не пекло, специальный материал, из которого были изготовлены костюмы, позволял коже дышать и не провоцировал потливость, брызги с горячих источников едва-едва долетали до кромки дороги, по которой они бодро следовали к кальдере. Поначалу местность мало чем отличалась от обычной прерии — рыжие кустики травы были всем уже до боли знакомыми. Вот только сперва крохотные, но далее все более возраставшие в размерах лужицы, издалека казавшиеся мелкими болотцами, беспрестанно плевались комьями грязи, да сухих деревьев было как-то уж слишком много, словно что-то намертво выжигало их корни.
— Как они здесь вообще выросли? — изумился Пол.
— Последние шестьсот тысяч лет вулкан, можно сказать, отдыхал. Спал. За это время сменилось множество поколений самой разной растительности. Но вот около сотни лет назад он начал просыпаться. Теперь, думаю, от деревьев тут вскорости не останется уже ничего. Трава еще пытается расти, но ей это плохо удается.
— И что, правда скоро можно ждать извержения? — Катя увела разговор в интересующее ее русло.
— Мы, разумеется, предпринимаем все возможные меры. На данный момент уже разработан реагент, способный притушить деятельность вулкана. Правда, вы должны представлять, в каких объемах он потребуется, чтобы хоть как-то повлиять на ситуацию…
— Производственных мощностей недостает? — деловито поинтересовался Мерк.
— Нет, с этим все как раз в полном порядке. На данный момент произведена уже четверть необходимого объема, а на других заводах собирается механизм из сверхпрочного металла, чтобы транспортировать реагент в самое жерло. Думаю, если ничто не повлияет на темп работ, возможно, уже через месяц мы подуспокоим нашего разъярившегося мальца, — и Шепард ласково улыбнулся, словно бы вулкан был его домашним питомцем, а не гигантским супервулканом, грозившим стереть все человечество с лица Земли.
— На самом деле, — продолжал он спустя десять минут пути в полном молчании, — моя помощь вам не требуется. Тут до самой кальдеры протоптана отличная дорога, а в случае непредвиденной ситуации местный ИИ моментально высылает службу спасения. Но регламент, регламент… Да и есть тут на пути одна досадная помеха, которую всегда приходится обходить. Впрочем, некоторые туристы здорово веселятся при этом. Так что, может, вам тоже понравится.
— О чем вы? — слегка напряглась Катя.
— Сами скоро увидите, — уклончиво ответил Шепард.
Ближе к кальдере местность становилась все более пустынной и безжизненной. Здесь уже не пели птицы, в траве не мелькали зверьки, на пути все меньше попадалось живых деревьев, да и у тех на половине ветвей уже скрутилась листва. В воздухе постепенно нарастала жара, источники все ближе подступали к тропе и плевались грязной водой уже прямо на голенища сапог. Вскоре впереди показалась и сама кальдера.
Если бы Катя наблюдала фото ее с вертолета или просто пролетала мимо, она бы подумала, что в национальном парке просто приютилось очаровательного вида озеро с бирюзовой водой в рыжей окаемке глиняных берегов. Но в непосредственной близости от него озеро это отдавало жаром, как горячая печка, а бирюзовая вода скорее походила на меловую взвесь с примесью голубого без малейшего намека на прозрачность.
— Когда извержения уже будет не избежать, находиться здесь будет невозможно из-за высокой температуры. Обычного извержения с выплеском горящих частиц тут ждать не стоит, но зато все, что поднимется из недр нашего мальца, способно превратить планету в безлюдную пустыню всего за год. Впрочем, если кто-то из нас не успеет адаптироваться к изменившимся условиям. Эволюция — такая интересная штука… — пробормотал Шепард уже практически себе под нос.
Катя не решилась подойти к самой кромке кальдеры и смотрела с расстояния метров пяти на вялые побулькивания голубоватой жидкости. Ее охватил ужас от осознания того, как стара и мощна эта махина под их ногами, и как слабы и беспомощны они перед ее величием и неотвратимостью ее процессов. Вот ты живешь на планете, борешься за справедливость, выстраиваешь принципиально новое общество и достигаешь, наконец, общечеловеческого счастья и гармонии, а потом раз — и одним движением магмы в глубинах Йеллоустоуна все твои надежды и мечты разносятся в прах, как и ты сам. Остальные тоже молчали, как и она — каждый понимал, что в таких местах чудовищной силы становится не до болтовни. Хочется лишь замереть, прислушиваясь к ее шевелению под твоими ногами, и робко попросить ее дать тебе шанс прожить эту жизнь спокойно, без извержений и апокалипсиса. Да вот только она сама будет решать, притормозить ей или стереть жалкое человечество с поверхности планеты, которая с полным правом принадлежала ей, этой первобытной силе, а никак не пусть даже чересчур высокоразвитым приматам с их всеведущим ИИ.
— Ну что, Шепард, приволок очередных дурачков и впариваешь им сказки про реагент? — раздался вдруг чей-то надтреснутый голос откуда-то сзади.
Катя с Полом обернулись, а вот сотрудник НИИ лишь поморщился, но продолжал не сводить завороженного взгляда с величественной кальдеры.
Чуть поодаль, буквально в нескольких шагах от них, стоял довольно древний на вид старичок в потасканном драном халате, когда-то, вероятно, бывшим белым. На голове у него водружен был какой-то обрезок от защитного костюма, тоже очень грязный и весь забрызганный жидкостью из источников.
— А вот и то, о чем я вам говорил. Он не каждый раз вылезает, обычно по утрам отсыпается у себя в берлоге, а тут вот…
— А тут вот мистер Крэпток имел наглость пролезть в столь прекрасное общество и потревожить его своими поганенькими речевками, так? Вы ведь это хотели изречь, мистер Шепард? — и старичок хрипло расхохотался, а в груди его послышалось бульканье, ничем не отличимое от звуков, издаваемых кальдерой.
От этого сходства Катю прошиб холодный пот, и она непроизвольно спряталась за спину Пола, а тот выставил вперед свое единственное оружие — ящик с красками.
— Вы кто? — спросил он, делая шаг вперед и внимательно осматривая странного старика.
Тот не производил впечатление агрессивного безумца, впрочем… на безобидного безумца походил вполне.
— Ну чего вы ящик-то свой выставили вперед? Вы же видите, что я безоружен. Да и что я могу вам сделать? Разве что в кальдеру столкнуть. Но для этого я слишком слаб, меня даже дама ваша скрутит одной левой. Так откуда столько враждебности в наш век тотального дружелюбия и мира, а? Или я все-таки оказался прав, и человечество подспудно все равно жаждет войны и крови? — и снова хриплый хохот, а старик при этом принялся скакать по тропе, и брызги от его тяжелых ботинок разлетались в разные стороны, оседая на одежде наших путешественников.
— Не надоело? — устало произнес Шепард, во взгляде которого сквозило откровенное презрение. — Каждый раз одно и то же, Крэпток. А ведь когда-то были видным вулканологом.
— Верно говорят, что здешние испарения сведут с ума кого угодно! — авторитетно заключил старик. — Ну что там с реагентами вашими, Шепард? Вы уже готовы к всемирному позору? Когда ожидать новостей о том, что наука в очередной раз облажалась, и нам придется готовиться к концу света?
— Чем нести эту ересь, лучше бы зашли и с составом ознакомились…
— Это вы мне что ли? — хохот перерос в карканье, и, словно бы реально в подражание вороне, Крэпток захлопал руками по бокам. — Да я сам был первым, кто предложил идею разработки подобного реагента. Я лично опробовал на этой самой кальдере первый состав жидкости Крэптока! И ничего! Как видите — наш друг здравствует до сих пор!
— С той поры состав неоднократно менялся, ведь прошло уже более семидесяти лет, — с поразительным спокойствием в голосе произнес Шепард. — Кроме того, вы вылили в кальдеру всего несколько цистерн, а для таких объемов магмы этого количества чудовищно мало. Тут нужны миллионы цистерн.
— Я давно живу тут, молодые люди, — с авторитетным видом, не слушая Шепарда, продолжал бывший вулканолог. И много чего повидал. Все их эксперименты с новомодными составами наблюдал лично. Ни один не завершился успехом. Ни один! А сейчас они сами в панике и понятия не имеют, как им быть. И задача таких вот Шепардов — успокаивать любопытных туристов байками о волшебном реагенте. Которого, подозреваю, и в природе-то не существует. Так ведь, Шепард? Вы ведь ничего не производите, кроме лапши для навешивания ее на уши доверчивых туристов. А извержение неминуемо! И оно обязательно произойдет, и Йеллоустоун отомстит вам за все, что вы натворили с миром за последние десятилетия. Планета не потерпит такого насилия и нанесет ответный удар! — и Крэпток затряс в воздухе дрожащим грязным пальцем.
— Он повредился рассудком еще при прежней власти, — постарался как можно деликатнее выразиться Шепард. — Какое-то время его держали здесь и после смены режима, поскольку у него колоссальный опыт в разработке реагента. Но потом начались необратимые процессы в психике и… на самом деле, его даже никто не выгонял, он просто сам ушел жить к кальдере. Кажется, обосновался в какой-то пещере в нескольких километрах от тропы. Чем питается — непонятно. Мы пытались его оттуда извлечь или хотя бы обеспечить едой и обмундированием, но он категорически воспротивился, а ломать волю даже таких людей мы права не имеем, как вы понимаете… — Шепард тоскливо покачал головой.
— Ушел! — вторил ему старик. — Конечно, ушел, а куда мне было деваться! Я не собирался работать на ваш новый бесчеловечный режим! Как только я почуял, что пахнет паленым и все люди один за другим теряют мозги и превращаются в счастливых ничего не соображающих зомби, так сразу и сбежал сюда. Не хочу, чтобы эта ваша штука, отшибающая разум, добралась и до меня. Уж не знаю, как там ваши продажные ученые добились подобного, как смогли убить в человеке человека, но меня вам не достать! Никогда, слышите! Я остался верен нашей древней животной природе и хочу погибнуть, погребенный под ее мощью! — и он восторженно ткнул пальцем в сторону кальдеры.
— Он что, правда из бывших? — удивился Пол. — Такие еще остались?
— Еще бы! — отозвался старик, не дожидаясь, когда за него ответит Шепард. — Нас много таких по планете разбросано. И мы еще возьмем реванш! Мы еще заставим вас вспомнить, что такое свободный человек, а не жалкий раб на службе у машинного разума! Вы сами добровольно продали свои ресурсы электронным мозгам, а теперь состоите при них вроде домашних любимцев, какими в прежние времена были кошечки с собачками. Вас кормят, за вами ухаживают, развлекают вас… но есть ли у вас свобода и власть?
— Смотря что вы подразумеваете под свободой, — откликнулась Катя. — Свобода эксплуатировать друг друга? Наживаться друг на друге? Свобода одним иметь яхты за счет того, что другие прозябают в нищете? Чем вас не устраивает нынешний мир? Отсутствием возможности возвыситься за счет других?
— Человек должен участвовать в гонке за выживание, иначе он вымрет как вид, деточка! Вы ведь слыхали про мышиный рай? Про него нынче все знают! И все втайне боятся его наступления. Потому что иначе в живой природе и быть не может. Либо вечная борьба и жизнь, либо счастливая стагнация и вырождение. Человечество впервые в истории пошло по второму пути. Поэтому пусть уж лучше нас накроет ядерная зима, так будет безболезненнее для всех.
— Не накроет. И вы это прекрасно знаете. Мы видели, как вы подслушивали под окнами лаборатории около месяца назад, когда шли локальные эксперименты с новым составом.
— Одно дело — в лаборатории давить искусственную активность искусственного вулкана…а совсем другое — настоящая магма, которая погребет под собой всю территорию США. Спешите, спешите, деточки! Времени осталось не так много. Если вы хотите успеть обнять своих близких, то бежать надо прямо сейчас. Что бы они вам ни рассказывали про реагент, все это ложь! — булькал Крэпток и в этом еще более походил на кальдеру, с которой он за все время своего монолога не сводил восторженного взгляда.
— Нам пора. Испарения дурно действуют на моего коллегу. Боюсь, он может разбушеваться, и тогда придется тащить его с собой, чтобы вколоть успокоительное. А это не входило в наши планы, — и Шепард с совершенно непроницаемым лицом пошагал назад по тропе.
Катя и Пол послушно засеменили вслед за ним. Казарцев отключился, не попрощавшись, а вот Мерк долгое время щелкал клавишами. И уже к середине пути откинулся на спинку кресла и выдал:
— А ведь старикан этот может оказаться прав. Я прочитал все, что нашел о нем в сети. Этот Крэпток когда-то возглавлял и сам НИИ, и все ведущиеся тут работы по нейтрализации извержения. Он потратил на это всю жизнь и ушел лишь со сменой власти.
— С тех пор прошло много лет, — флегматично изрек Шепард. — Поменялись технологии, состав, поменялся сам подход к изучению Йеллоустоуна. Не думаю, что изобретатели телег имеют право критиковать Генри Форда, если вам угодно подобное сравнение.
— А если у вас ничего не получится через месяц? Сколько человечеству осталось?
— По самым точным подсчетам — около десяти лет. С близкими точно успеете попрощаться, — улыбнулся Шепард. — Шучу. Но пока еще ИИ 10.0 никогда и ни в чем не ошибался, — и они продолжили свой путь в тишине.