Катя считала часы до плато Наска, куда они все же условились добраться, прежде чем окончательно повернуть в сторону бразильской сельвы. Пол хоть и продолжал делать вид, что с Джоном у них ничего не переменилось, они по-прежнему вместе рисуют, однако из их угла больше не слышалось веселой возни и болтовни, все ограничивалось одной только работой, по окончании которой Пол либо уходил к себе на кровать, либо отправлялся пить чай с Катей. Она не задавала ему вопросов и даже не пыталась понять, что там такого произошло, что у Пола с Джоном осталась всего лишь работа и ничего больше. Пол казался веселым и беззаботным, а Джон поначалу ходил мрачнее грозы, но он был не из тех людей, кто молчаливо и покорно принимал равнодушие и холодность. Взрыв произошел буквально на следующий же вечер, когда они уже подъезжали к шоссе, пересекавшему знаменитую пустыню с геоглифами. Дядя Валя как раз принялся вызывать аэротакси — рассмотреть огромные рисунки можно только с неба. Но едва он произнес, что вертолет будет через десять минут, как в глубине трейлера послышался грохот падения чего-то тяжелого, и, путаясь в наспех натянутых на себя вещах, на середину выбежал Джон — в не застегнутой рубашке, необутый — и, тыча пальцем в допивавшего чай и предусмотрительно одетого и собранного Пола, завопил:
— И вот ты, ты — полетишь, да?!
— Мы для этого сюда и приехали, — едва не поперхнулся тот. — А ты разве не хочешь?
— А мне надоело делать вид, будто ничего не произошло. Будто мы счастливые туристы, постигающие тайны индейских племен. Чихать я хотел на этих ваших наска и их проклятые рисунки, для чего бы они их там не наковыряли! Я тоже художник, в конце концов!
— Джон, да ты пьян, — Пол поднял на него обеспокоенный взгляд. — Может, тебе и правда не стоит лететь сейчас? Голова же закружится.
— Каким ты заботливым стал! Каким обходительным и предупредительным! Ну прямо родная мать! С чего бы вдруг, а? Жалеть меня вздумал? Может, ты и писать теперь один захочешь?
— Джон, да ты чего? Мы же договорились, что теперь рисуем вместе. Я свое слово назад не брал…
— А с ней, — ткнул пальцем в сторону старавшейся выглядеть максимально незаметно Кати, — с ней тоже рисуешь?!
— Вообще-то, мы друзья, Джон. И путешествуем все вместе в одном трейлере, который в свое время снарядила именно Катя.
— Ах, ну да. Святая Екатерина. Как я мог забыть. Прощенья просим, — картинно расшаркался и плюхнулся на диван, закрывая лицо ладонями.
Пол присел было рядом и принялся гладить его по плечу, но тот дернул головой и отодвинулся, прогоняя его.
— Полетели, а? — тихо произнес Пол. — У меня куча идей родилась, пока мы сюда ехали. Там такие рисунки… современные геодезисты так ровно линию провести не могут.
Катя помогла Полу подцепить Джона под локоть и вывести наружу к вертолету. Причина его неожиданной истерики была ей не совсем понятна, но у Пола она, казалось, как раз не вызывала вопросов. Он ласково обнимал друга, пока они взмывали вверх, отнимал ладони от его мокрого лица, приглаживал волосы. Джон, наконец, улыбнулся и посмотрел вниз сквозь прозрачный пол вертолета, где простирались бесчисленные геометрические фигуры, начерченные поверх еще более древних изображений животных — каждое в длину достигавшее около сотни метров. Рисунки поражали не только размерами и точностью пропорций, не только прямотой углов трапеций и треугольников, но и своей географией — они пересекали высохшие русла рек, взбирались на холмы и спускались в овраги, нимало не отклоняясь от своего идеально вычерченного направления.
— Кто все это сделал? — Джон моментально отвлекся от своих душевных терзаний. — Инопланетяне? Что ты там говорил про современных геодезистов?
— Современные все могут, — подал голос дядя Валя. — А вот лет 70 назад не могли. Тогда как дикари две с половиной тысячи лет назад смогли. Колышки вбили да и вычертили красоту такую. Следов даже не оставили!
— Так поди уж ветер сто раз те следы унес, — недоверчиво произнесла Катя.
— Нет тут никаких ветров. Тут как на Луне — какой след однажды оставил, тот и будет здесь вечно. Тут одно время грузовики активно следили, никакие законы на них повлиять не могли. Потом, конечно, проезд закрыли, геоглифы восстановили, а загадка осталась.
— Говорю же — инопланетяне с воздуха все это выжгли! — продолжал восторженно настаивать Джон.
— Да не ожоги это. Почва вынута примерно на полметра вглубь. Это с высоты кажется, будто насыпь или цвет изменен. Оптическая иллюзия. Да и на рисунки посмотрите — примитивные они. Разве развитая цивилизация начертила бы макаку, у которой на одной лапе пять пальцев, а на другой — четыре?
— Но зато какой у нее хвост, ты посмотри! Зачем бы дикарям закручивать ей хвост в такую огромную спираль? А что пальцы так разнятся… так, может, это макака-инвалид. Или у самих инопланетян так руки устроены, а? Да что макака. Вы на ту птицу посмотрите! У нее шея — любому жирафу на зависть.
— Это, кстати, самый крупный рисунок. Составляет в длину около двухсот метров, — занудным голосом выдал дядя Валя. — Есть мнение, что дикари изобразили тут животных, которые водились в ту пору в месте их проживания.
— Паук хорош, — пробормотал Пол и тут же принялся что-то спешно зарисовывать в блокноте.
— Руки, руки нарисуй! — подхватил возбужденный Джон. — Ты глянь, а, просто ничейные кисти посреди пустыни нарисованы — без тела, без ничего! И тоже на одной пять пальцев, на другой четыре! Только на этот раз явно человеческие. Ну, железяка, что ты на это скажешь? И человек инвалидом был?
— Может, он таким родился, потому и на рисунках подобное изображал, — робко выдвинула версию Катя.
— Так он ведь не один все это тут начертил. Это же труд сотен людей! И что, все инвалидами были? Я же говорю — инопланетяне это!
— Ну хорошо, пусть инопланетяне, — не стала спорить дальше Катя. — Но зачем им это было нужно? Ну, рисунки эти.
— Чтобы с воздуха их заметить и знать, куда корабль сажать, — и Джон гордо хлопнул себя ладонью по груди.
— А зачем им здесь нужно было его сажать? Они что, в гости к дикарям заглядывали?
— А кто знает? Какая-то цель, видно, имелась. Возможно, они только часть рисунков выполнили, а остальные за них уже люди доделывали. Возможно, они их так рисовать учили или про космос рассказывали.
— Все гораздо прозаичнее, — откашлялся дядя Валя. — Одна из самых вероятных версий касательно причин появления этих геоглифов — ритуальная.
— А, ну конечно. У вас на все один ответ. Если пирамида — то непременно храм или склеп. Большое красивое здание — непременно ритуальное. Рисунки — тоже ритуальные. Вы что, думаете, у дикарей все мысли только о богах были? Столько трудов положить, чтобы показать богам, как собака или птица выглядит? А трапеции они зачем чертили? Зачем богам на трапеции сверху смотреть?
— Да кто ж поймет логику древних? — улыбнулся Пол, продолжая делать зарисовки. Может, какой правитель их так самоутверждался — у кого самая высокая пирамида, а у него самые большие рисунки. Спроси вон того же Малевича, зачем он эти квадраты и круги рисовал? Вряд ли получишь вменяемый ответ. А чего его ждать от людей, живших аж до нашей эры! Самих себя-то подчас понять не можем, — и тут же осекся, видимо, осознав, что сболтнул лишнее.
Джон побледнел, закусил губу, но все же заставил себя повернуться к Полу, подвинуться к нему чуть ближе.
— Ого! — невольно вырвалось вдруг у него. — Ты все рисунки в общее полотно объединить задумал? Классная затея. А ну-ка, давай так попробуем, дикарей сюда пририсуем, которые траншеи эти делают и ромбы чертят, а? Смотри, — и Джон выхватил у него из пальцев карандаш и принялся чертить им фигурки вокруг изображений птиц.
Пол залюбовался столь сосредоточенным другом, на мгновение головы их соприкоснулись, Джон поднял глаза, и Кате снова почудилось, будто она увидела что-то запретное, не предназначенное для чужих глаз, но уже в следующий же миг Пол отпрянул и отсел подальше, демонстративно повернувшись к окну. Джон отшвырнул недоделанный рисунок в сторону и отодвинулся к противоположному краю сиденья, уставившись на мелькавшие внизу фигуры. И спустя пару минут неловкого молчания вдруг присвистнул и указал пальцем куда-то вниз к голове астронавта, над которой они ненадолго зависли. Там внизу мелькало что-то белое, Кате не сразу удалось рассмотреть, что это такое. Сперва ей почудилась какая-то крупная птица, но, когда по просьбе Джона вертолет немного снизился, они смогли отчетливо рассмотреть приличных размеров абсолютно белую палатку и сновавшую вокруг нее крошечную фигуру тоже в белом.
— Еще один приверженец культа ЗАМа? — обреченно выдохнул Пол. — Что-то они стали попадаться нам все чаще.
— Похож скорее на вандала, — мрачно выдал дядя Валя. — Кто-то решил повторить подвиг индейцев наска.
— Да! Да! — закричал вдруг Джон, вскакивая и упираясь лбом в прозрачную стену вертолета. — Посмотрите, кто-то вывел прямо над головой человечка слово «ДА».
Они подлетели чуть ближе, и вот теперь слово это стало заметнее. Размерами оно значительно уступало масштабам древних художников, но, однако же, тоже заметно было с высоты, хоть и выглядело несколько кривовато.
— Явно работал не геодезист, — проворчал дядя Валя, пока Джон продолжал радостно прыгать и хлопать в ладоши.
— Снижаемся! — кричал он. — Мы должны познакомиться с ним, кем бы он ни был! Пол, он ведь переплюнул нас. Мы просто на бумажке картиночки малюем, а человек решил ступить в вечность! Да мы у него учиться должны! — и все время, пока вертолет медленно снижался, возбужденно прижимался лбом к стеклу и бормотал себе под нос что-то восторженное.
Едва только шасси коснулись поверхности пустыни, Джон тут же спрыгнул наружу, не дожидаясь, пока лопасти остановятся, и побежал к мелькавшей возле слова «ДА» фигурки в белом. Нещадно светило солнце, и Катя старательно прикрывала глаза рукой в попытке рассмотреть, что за человек привлек такое необъяснимо пылкое внимание Джона. Пол же не спешил выходить из салона, дорисовывая начатый набросок — белая палатка и посягнувший на славу древних художник, казалось, ничуть его не заинтересовал.
Несколько минут Джон что-то обсуждал с хрупкой фигуркой в белом, которую Катя все никак не могла разглядеть, а подойти тоже не решалась, дожидаясь, пока оба они придут сами.
— Джон, ну ты где там? — не выдержал, наконец, Пол, доделавший рисунки и спрыгнувший из вертолета на поверхность плато.
Джон будто бы спохватился, схватил маленькую бесформенную фигурку в белом балахоне за руку и потащил ее за собой к аэротакси. Уже через несколько шагов стало ясно, что это женщина — совсем крошечная, зато с копной густых черных волос, в которых прятались и лицо ее, и плечи. Эдакая черно-белая шахматная фигура, семенившая вслед за радостно что-то болтавшим Джоном.
— Ее зовут Йоко! — выдал Джон, чуть подталкивая художницу вперед. — И она решила, что геоглифам просто необходимо придать современное звучание. Вот и поселилась прямо тут на плато, чтобы дорисовать древние шедевры. До нашего появления пока успела украсить только рисунок человека.
— Написала «ДА» у него над головой? — вырвалось у Кати язвительное замечание.
— Да, это символ человека, который говорит свое «да» природе, новой жизни, новому миру и счастью! Разве это не здорово?
— А что на это скажет ИИ? — нахмурилась Катя. — Эдак каждый новомодный авангардист отправится в Лувр править Джоконду на свой лад, а в итоге от знаменитой картины вообще ничего не останется.
— Мисс Оно, — послышался голос дяди Вали, и Катя вздрогнула при звуке знакомой фамилии, — уже заявлено однократное предупреждение о том, чтобы она прекратила свою деятельность и уничтожила свое многозначительное и шедевральное «да». Пока мисс Оно никак не отреагировала. На следующем этапе, вероятно, потребуется непосредственное вмешательство ИИ, если она не уймется.
— Я же уже, кажется, обещала использовать для своих рисунков исключительно незанятые площади плато, — возмущенно пискнула художница. — Если будет необходимо перенести мой манифест в сторону, я это сделаю. Но это произвол!
— Кроме того, ваша деятельность не лицензирована…
— Разве те художники, чья деятельность не получила высокой оценки машинного разума, не имеют права творить?! — с вызовом пропищала Йоко.
— Имеют, — мягко осадил ее дядя Валя. — Но не в публичном поле.
— Я! Я имею право творить в публичном поле! — подал голос Джон. — Моя деятельность лицензирована, и рисовать здесь буду я, а она станет моей помощницей. Такой вариант всех устраивает?
Йоко улыбнулась, убирая с лица густые черные пряди, давая Кате возможность убедиться в том, что она азиатка.
— Хотелось бы вам напомнить, Джон, что лицензированы вы не в одиночку, а как часть творческого тандема с Полом.
— Разве это означает, что я не могу творить один, без его помощи? — возмущенно выкрикнул Джон, а глаза его сверкнули мстительным блеском.
Дядя Валя деликатно промолчал.
— Да пусть рисуют, — довольно равнодушно заявил Пол, доставая новый лист и принявшись зарисовывать стоявшую у геоглифов палатку. — Это же никак не повлияет на нашу с тобой совместную работу.
— Я останусь здесь, — упрямо изрек Джон, не глядя Полу в глаза.
— А разве это проблема? Будем общаться по голограмме. Ты же не против?
Джон насупился и сильнее сжал крошечную ладонь азиатки.
— Пойдемте лучше обедать. Устал я от этой вашей поездки. Йоко, ты с нами? Поди на сухпайке все это время сидела? Хоть нормальной пищи поешь, — и потащил ее вслед за собой к вертолету.
Обед прошел в звенящей столовыми приборами тишине, лишь Джон с Йоко изредка шушукались, склоняя лица друг к другу. Пол одной рукой держал ложку, второй — карандаш, продолжая дорисовывать палатку и затоптанные геоглифы вокруг, а посреди всего этого — обнаженную влюбленную парочку. Рисунок он назвал “MakeLove, Not Art”.
Все это время Джон периодически стрелял взглядом в творение Пола, а, когда тот закончил, вырвал листок у него из рук, несколько секунд внимательно изучал, а затем громко расхохотался и разорвал на клочки.
— Зря стараешься, — покачал головой, — я уже успел снять его со всех ракурсов. Публика все равно увидит рисунок.
— Кто бы сомневался, — прорычал Джон. — Я не хочу больше рисовать с тобой.
— Как-то ты слишком резко, — от лица Пола отхлынула краска, и Кате даже показалось, что в уголках глаз его блеснули слезы, — впрочем… если это твое окончательное решение, мы тотчас же уедем, да? — и вымученно улыбнулся Кате. — Возьми все необходимое, до распреда тут далековато, и…
— И выметаться, так что ли? — казалось, совсем не такой реакции ожидал Джон. — Да ради Ктулху! — и бросился к своему шкафчику, выгребая все свои нехитрые пожитки и набивая ими рюкзак.
— Вы уверены, что это оптимальное решение? — осторожно решил вмешаться в происходящее дядя Валя. — Вы знакомы с этой, с позволения сказать, дамой всего несколько часов, а уже предпринимаете столь радикальные шаги… — но Катя цыкнула на свой, хоть и эмпатичный, но все еще не до конца осознающий суть психов простого человека ИИ.
— Пусть остынут оба, — прошептала она.
А Джон тем временем, закончив собираться, выскочил из трейлера, громко хлопнув дверью. Йоко задержалась всего на несколько секунд, только чтобы вкрадчивым голосом произнести, глядя прямо Полу в глаза:
— Я думаю, вам лучше не возвращаться. Джону здесь будет спокойнее.
Пол же усмехнулся и принялся восстанавливать уничтоженный Джоном рисунок.
Путешествие до Бразилии заняло несколько томительных дней: они словно бы вернулись в дни их преодоления МТХ. Все, что произошло после, больше не упоминалось ни ими самими, ни даже дядей Валей. Они вспоминали, как плавали к кипарисам и ночевали в продуваемой всеми ветрами избушке, как купались в ледяном озере и гоняли к Йеллоустоуну. При этом Катя часто натыкалась на стену безысходности в зрачках Пола, но старалась не потакать ей. И если Пол чуть дольше залеживался по утрам в кровати, то бодро звала его пить чай, восторженно хвалила картины, а во время остановок тащила за собой прочь из трейлера, чтобы вдохнуть душную тропическую влагу и вместе послушать согласное гуденье насекомых. Он не стал меньше рисовать, скорее даже наоборот, и по этой причине остановки пришлось делать еще чаще. Катя вздыхала, что так до племени ЗАМа они не доберутся еще не одну неделю. А в их общем с Джоном художественном блоге, где они прежде выкладывали совместные работы, теперь разрозненно появлялись их сольные творения — по-прежнему радостные и сюрреалистичные пейзажи Пола и язвительные карикатуры, неизменно подписанные «Джон-и-Йоко». Эти двое переместились вглубь плато подальше от рисунков и геометрических фигур и принялись создавать там собственное искусство в самом странном значении этого слова. Большинство работ представляли собой все те же карикатуры, и в них Катя всегда с болью узнавала одно и то же лицо — скривившееся от отвращения и подпись «Пол посетил выставку своих работ»; злобно хохочущее и надпись «Пола спросили, любит ли он свою невесту»; и даже свое собственное — с глупо выпученными глазами и высунутым от усердия языком, традиционная надпись гласила «За работой».
Им обоим объявили предупреждение, что если они не прекратят подобные издевательства над природой и своими товарищами, то художества их будут уничтожены, а самим им — выдан пожизненный запрет на занятие творчеством. Они сделали громкую запись в блоге на тему ущемления художника в правах, однако же, псевдогеоглифы свои потерли и отныне сидели тише воды и ниже травы. Плато Наска они, вероятно, тоже покинули, а вот куда отправились — оставалось загадкой.
Катя не надоедала Полу разговорами про его бывшего соавтора, лишь иногда обсуждала все произошедшее с дядей Валей, который глубокомысленно изрек, что понимает причины поведения всех троих, но не одобряет их.
В Порту-Велью, где планировалась встреча с проводником и пересадка в лодку, они прибыли через полторы недели после того, как покинули плато. Трейлер решено было оставить прямо там и далее двигаться по маршруту, проложенному туземцем, который и сам всего только несколько месяцев назад покинул остатки своего племени, решив познать блага цивилизации. По его рассказам, племя их доживало свои последние дни, сдаваясь под натиском ИИ. Да и, по слухам, только приютившие того самого ЗАМа упорно отказывались окультуриваться, десятилетие за десятилетием делая выбор в пользу сельвы. Еще полвека назад не один десяток племен соседствовал там друг с другом, теперь же остались одни ЗАМовцы, как прозвали их в Порту-Велью. Ничего про таинственного ЗАМа проводник не знал — по крайней мере, не больше того, что путешественникам уже поведали ранее приверженцы его культа или, как они сами предпочитали называть это, философии. Он просто возил туристов по притокам Амазонки, обеспечивая их безопасность. И желающих побывать в гостях у последнего по сути полноценного племени дикарей современного мира было не так много. В последний раз на его памяти он провожал туда кого-то несколько лет назад.
Крытая лодка, которую он к их прибытию уже подготовил, снарядил и затарил всем необходимым, выглядела совсем уж ветхой — явно родом из прошлого века, но в ответ на несколько разочарованно вытянувшиеся лица Кати и Пола Алваро авторитетно заявил, что доверяет этой посудине больше, чем самому себе, что она не раз его выручала, что она надежнее любого ИИ (тут дядя Валя слегка откашлялся, но спорить не стал, лишь молча кивнул в ответ на незаданный Катин вопрос — дескать, да, можно верить, сбита лодка и вправду крепко да и недавно перенесла капитальный ремонт). Отплытие назначили на раннее утро следующего дня, и, пока Пол устроился на берегу рисовать мутные воды Амазонки, Катя отправилась в трейлер дочитывать последнюю статью из арсенала Кремниевой долины, которой завершался весь тот ворох информации о Меркулове и его деятельности, свалившейся на нее столь неожиданно.
* * *
2000 год. Тайна ИИ, преодолевающего закон Марцева, наконец, полностью раскрыта. Да только какой в этом прок? Произошло это слишком поздно, необратимые изменения человеческой психики уже вступили в силу.
В прошлой статье мы, кажется, предупреждали вас не приобретать ЗАМы ни при каких условиях. И нам даже удалось тиснуть ту статейку в печать. И, бьюсь об заклад, ни один из наших читателей не потратил бы на этот прибор ни цента, если бы… если бы мистер Меркулов и примкнувшее к нему руководство Кремниевой долины не оказались хитрыми чертями. Во-первых, приборы эти принялись распространять почти бесплатно — за какие-то символические, даже смешные деньги. А местами и бесплатно вовсе. Ну а, во-вторых, и в нашем случае в-главных: его поставляли не как какой-то там морализаторствующий прибор ЗАМ-1 и 2. Нет, на выходе с нашего конвейера он имел вид самого обыкновенного зеркала. Даже не было никакой нужды его включать: достаточно встать перед ним, посмотреть в свое отражение несколько секунд, и вуаля, туннельный эффект запущен, и ты никогда уже не станешь прежним.
Да, господа, виной всему пресловутый контролируемый туннельный эффект, когда электроны способны менять цепь ДНК, постоянно поддерживаясь в состоянии волны и преодолевая барьеры, недоступные для простой частицы с ее низким энергетическим потенциалом. ЗАМ всего лишь стабилизирует электрон в состоянии волны и на этом все, дальше электрон все делает самостоятельно. И на выходе мы имеем чрезвычайно поумневший ИИ, перескочивший закон Марцева, словно по волшебству, и сделавшееся вдруг таким высоко моральным человечество. Результаты этого чудовищного эксперимента со всей планетой даже предсказать трудно. Поговаривают, ЗАМы хотят расставить даже в лесах, чтобы и дикие звери повысили свой культурный уровень и затем, вероятно, вымерли от невозможности добыть себе пропитание — как же тигр теперь станет ловить себе добычу, если лишать антилопу жизни аморально?! Да только нынешние мудрецы-революционеры вряд ли о том задумываются. У них началось головокружение от успехов, настигшее когда-то и их предков по схожему поводу.
Ходит упорный слух (которому я не хотел бы, да все же вынужден верить) об успехах в области клонирования, а также создания тел на неорганической основе. То бишь андроидов, если уж по-простому. Хотят населить человечество машинами, внешне неотличимыми от простых людей, да вот только мозг у них все равно будет рубидиевый! Цели подобных экспериментов нам пока неясны: телесная оболочка сковывает ИИ, снижает его производительность, в отличие от состояния чистого и незамутненного разума. Скорее всего, тут дело в сглаживании последствий шока, который нынче переживает человечество в связи с переходом на новую ступень эволюции, где ему больше не придется бороться за выживание, где, вероятно, не будет власти в прежнем понимании. Где будет царствовать один лишь непогрешимый ИИ. Уже сейчас у каждого простого смертного появляется возможность завести себе портативного робота, но никто не торопится, а вот когда робот этот будет являться к ним в облике простого человека — горничной Рэйчел, допустим, или дворецкого Стивена, люди включатся в процесс перехода гораздо активнее. А когда привыкнут, нужда в андроидах, вероятно, отпадет, и их заменят чем-то еще — голограммами, чипами в мозге или… синергетическим слиянием человека и машины. Это всего лишь наши бредовые догадки, но и от них нам становится жутко: мы даже представить себе не можем, что за монстром обернется это слияние. И есть ли предел развития ИИ в таком случае. Кто сказал, что он ограничится уровнем всего только 10.0 и не скакнет еще выше? Да здравствует ИИ 100.0!
Мистер Казарцев, наконец, все же почтил Кремниевую долину своим присутствием: ну теперь-то его теории на коне, как и он сам, впрочем. Вполне себе обыкновенный человек — не урод и не инвалид. Никак не возьму в толк, чего было скрываться от нас столько лет. Все-таки советские ученые — те еще безумцы с маниакально-депрессивным психозом. Его экономические теории встречают нынче с восторгом, а он уступает пальму первенства своему старшему товарищу — Меркулову. Видно, и над его мозгом уже основательно поработал ЗАМ.
Мы же пока еще сопротивляемся и не смотрим в зеркала, но это становится все сложнее. Наши ряды стремительно редеют. Некоторые сбегают в леса подальше от массового сумасшествия, и нам, возможно, придется сделать то же самое. Поговаривают, даже сам создатель ИИ поселился где-то у нас в Мохаве. Черт побери, мне придется отправиться туда и найти его во что бы то ни стало, при этом по пути не заглянув ни в одно зеркало, даже самое безобидное. Задачка не из легких. Может, хоть он объяснит мне, что происходит с этим миром. А с читателями нашими я прощаюсь, на этот раз уже навсегда. Надеюсь, вы обретете счастье в этой стремительно обрушивающейся на нас утопии, а я, пожалуй, предпочту остаться при своем.
Сэм Рэддингтон.