Дженве уводил свой крохотный караван на север. Двигались медленно, в основном из-за того, что пришлось пробираться нехоженными пролесками и полями, к тому же частые остановки не ускоряли движения. Марисса сидела в седле перед Ллойву, а Вимлин прижималась к Джевне со спины. Ни одна из дев не возражала бегству, даже Вимлин, готовая сражаться со всеми сразу, молча собралась в дорогу.
Дженве отметил себе, что с начала путешествия шнуровать штаны с каждым разом приходится всё плотнее, а Ллойву и вовсе стал походить на себя годичной давности. Путешествие заставило сбросить лишнее, так бы пошутил бывший легиотер, если бы имел желание к шуткам. Знал бы он, чем всё обернется ещё на Аст’Эллоте, ни за что бы не вытянул брата из цепких лап Валлара.
Ллойву теперь вновь быстро уставал и плохо перенёс первый, самый долгий, переход, когда они спешили отдалиться от столицы как можно дальше. Потому Дженве теперь решил передвигаться небольшими рывками, как в первые дни их путешествия. Выходить на наезженные тракты и многолюдные пространства он посчитал опасным.
Ллойву не сказал ни слова с момента, как вернулся к сознанию, совершенно замкнувшись в себе. Пока они двигались и тяготились трудностями дороги, молчание брата донимало не так сильно, но едва случалась остановка, тишина становилась невыносимой. Дженве казалось, что брат затаил обиду, что доверие между ними утрачено навсегда и никак не мог придумать, как ему восстановить потерянное.
В первую же ночь они остановились на небольшой поляне в плотной сосновой чаше, куда забрели, спасаясь от вездесущих разъездов. Дженве споро разложил костерок, расседлал кродов, отпустив их поохотиться, мельком взглянул на прикорнувшего у сосны брата. Рядом устроилась и Марисса, в этом путешествии твёрдо решившая почему-то ни на шаг от него не отходить. Грустно присела у костра Вимлин, не так представлявшее своё романтическое путешествие к славе. Дженве проверил куль с провизией. Не густо. Хлеб и сыр. На день пути для четверых. К люди всё равно придётся выйти. Зато есть целый мешок бесценных никчёмных побрякушек. В сердцах Дженве скинул драгоценности в бурьян под сосной с твердым намерением оставить их тут.
— Я завтра выйду к людям, — заявил он, появляясь перед спутниками с караваем в руках, — подождёте меня здесь…
Ллойву безразлично взглянул на него сквозь окуляры, а затем опустил взгляд снова в книгу, где Марисса стилом старательно выводила иллойские литеры.
— Не обязательно выходить, я могу охотиться, — возразила Вим, положив ладонь на свои вещи. Дженве кивнул ей и протянул каравай, чтобы она поделила на всех. Охота это хорошо.
— Ловкач, не молчи! — он присел рядом с братом, — я не могу больше так…
— Здесь не верно, посмотри на образец, — Ллойву указал девочке пальцем на ошибку, и к брату, — Как ты не можешь? Мне нечего сказать, Джев… Ты был прав, я ошибался… Это очевидно.
— Я тыщу раз был прав и ошибался тоже, но ещё ни разу не чувствовал себя таким подлецом! — Дженве пропустил волосы меж пальцев. — Мне кажется, что ты таишь обиду на меня.
— Нет, — коротко возразил Ллойву, натягивая меховой плащ на плечи. Мошкара тонко звенела в воздухе, уплотняя его, делая колючим, липким и почти съедобным. — Незачем, Джев, ты сделал, что посчитал нужным. Я бы поступил так же. Не кори себя.
— Клянёшься? — Дженве взглянул на брата. У того потемнели глаза и тени пролегли под глазами, словно они вернулись на оборот назад, когда Ллойву только отходил от своей травмы. Дженве даже не спрашивал, как он себя чувствует, опасаясь услышать ответ. Молча протянул мешок, где лежал флакон с каплями.
— Благодарю, — Ллойву, не вставая, достал флакон и начал возиться с крышкой, отмеряя нужную дозу.
Дженве сжал в кулаке волосы. Как же так? Разве этого они хотели, начиная свое путешествие? Дженве не желал брату погибнуть от угасания, и что теперь? Они вернулись к тому, с чего начали, словно во всем этом проклятом мире нет другой судьбы.
— Будь проклята эта земля… — прошипел он в сердцах.
Вимлин сдавленно вскрикнула. Дженве угрюмо поднял на неё взгляд и тоже замер. К костру, не боясь, вышли волки. Один, огромный, с седой косматой шкурой, и второй, поменьше, но от этого не менее опасный. Дженве взялся за кимейр, а Ллойву снова безразлично поднял голову, словно речь шла о чем то обыденном, и каждый день к ужину к ним заявляются дикие звери.
— Это оборотни, Джев, — буднично сказал он, — не трогай их.
— Десять проклятых богов! — выругался бывший легиотер, вспоминая старые ругательства, — какого ляра им тут надо?
Волки, тяжело дыша и вывалив розовые в бурых пятнах языки, легли у костра, как ни в чем не бывало.
— Угостить нечем! — громко, как для слабослышащих сказал Дженве. На это седой оборотень лишь одарил асатра взглядом, полным достоинства.
— Они что, останутся? — со страхом спросила Вимлин.
— Похоже, что так, — безразлично согласился Ллойву, опуская взгляд в книгу. Марисса отложила стило и подобрала ноги.
— Они воняют, — заявила девочка громким, повсюду слышимым шёпотом.
— Ты можешь сказать об этом, если желаешь обидеть гостя, но если хочешь быть гостеприимной, лучше промолчать, — наставительно проговорил Ллойву. Дженве улыбнулся. Слава богам, если у братца есть силы читать нотации, значит, все не так плохо.
— Что ж, надо поискать, нет ли здесь воды, — Дженве поднялся, и серый волчище встал тоже, приглашая следовать за собой. Они пришли помогать? Это радует.
— Надеюсь, их братья не разорвут нас во сне, — проворчал Дженве.
— Они одни, — Ллойву завернулся сильнее в одеяло, — похоже, на посольство от них… Может мы опять зашли в сакральный лес?
— У них каждый пень сакральный, — буркнул Дженве и подцепил котелок. — Скоро буду.
Ордену выделили целый этаж в здании городской стражи. Сэр Лаклид сразу велел набирать добровольцев и весьма преуспел. Теперь город патрулировали с полторы сотни человек, наделённых полномочиями смотрящих. Те трое несчастных, что были растерзаны на улицах в Чёрную ночь были перенесены в подвал здесь же и их останки тщательно изучены. Одного сэр Лаклид отмел сразу, следы на его теле оказались от собачьих зубов. Кто-то свёл счёты с надоевшим соседом. Это к городским стражам и мирскому правосудию. Второй был так растерзан, что было неясно, мужчина это или женщина. Но прибывший тайно господин Ривельсон опознал по кольцу на большом пальце своего человека. Третий, ровно как и второй, растерзанный неизвестным зверем, не поддавался опознанию, и был занесён в хронику, как неизвестный.
Кое-как удалось восстановить хронологию событий. Рискуя жизнью господин Ривельсон выследил по поручению ордена белоголовых чародеев. Удалось выявить пособников. Некая Сальверсина Ступка, держащая гостевые комнаты, призналась, что дала приют двум девам. А платили за постой те самые белоголовые чужаки. В ту самую ночь все четверо убыли в неизвестном направлении. Тогда их и заприметил человек господина Ривельсона, сопроводил по городу, где решено было взять малыми силами. Однако, не удалось. Чужаки оказались не по зубам господину Ривельсона, оставили после себя несколько трупов и вновь призвали тех, что нельзя называть в ночи. Поговаривают, чародеи исчезли из города, как и появились. Зато появился повод вспомнить пророчества, изрекаемые всякими шарлатанами.
Некая дева Алтурна, прокаженная, изрекла во время очередного припадка, что Призрачный Жнец вернётся, что восстанут мертвецы, и после того мир опрокинется в очередные усобицы. Брат пойдет на брата, а земля так напитается кровью, что поднимет спящих чудовищ, и те возьмут свою дань. Кто-то имел неосторожность записать сии бредни и теперь из уст в уста, обрастая новыми подробностями, пророчество мутило умы горожан. Даже тьярд имел в покоях книжонку с записями.
Что ж, Призрачный Жнец был изгнан один раз из мира людей, будет изгнан и второй. Важно, чтобы он не получил последователей, что укрепят его присутствие на земле. А белоголовая чудь очень похожа на вновь растущий культ. Взять живыми, выяснить, много ль в шайке народу, откуда взялись. Во все концы танъерда разосланы посыльные. В каждой деревне, в каждом городе будут знать, что укрывать их — значит идти против тьярда и привычного миропорядка. Все пособники будут подвергнуты допросу, и в зависимости от степени вины, наказанию. Не уйдут. И не спрячутся. Даже на той далёкой, пока непонятной и чужой земле.
Господин Скорнь размышлял. С той самой ночи, когда Хитрец приходил к нему, не давала покоя мысль, что он что-то упускает. Господин, назвавшийся Ллойву Лиром, говорил разумные вещи с точки зрения государственной выгоды. Сотрудничество с новым народом иллоев или иллиев могло бы быть выгодным. Недаром многие из учёных мужей задавались вопросом, отчего прогресс обходит Тангору стороной. И, кажется, господин Скорнь нашёл ответ. Вновь обретённая земля могла бы дать толчок к развитию, но судьба поворачивается странной гранью. Тьярд готов выжечь все, что выше его понимания, и он это сделает. Господина Скорня мало волновала судьба белоголовых чужаков, если бы не многие преимущества, что может подарить… наука. Так он сказал. Ллойву Лир не выглядел безумцем, а господин Скорнь не считал себя дураком. Гордарские институты практиковали то же, но во многих вопросах ещё не достигли высот, куда поднялись иллии. Следовало как-то убедить Хитреца, что уничтожение это не выход, а тот убедит своего брата. Возможно. Если сумеет. Дело осложнилось с появлением всей этой чертовщины: драконы, демоны… чушь собачья.
Господин Скорнь почесал зудящую шею, сдирая ногтями наросшую корку. Этот странный иллий говорил о медицине… Может, они умеют лечить и экзему? Чтобы навсегда. Вот это был бы божий дар. Ради такого господин Скорнь был готов даже обратиться в новую веру. Верхом безумства было бы уничтожить собственное спасение своими же руками. Должен быть выход.
Господин Скорнь поправил шейный платок и подхватил свою учётную книгу. Самое время прогуляться.
— Ты больше не пишешь? — Дженве, чтобы хоть как-то отвлечься от огромных лохматых туш неподалёку, подсел к брату, уютно устроившегося у костра.
— У бумаги много предназначений, Джев, — меланхолично заметил Ллойву, — можно написать книгу, можно донос, а можно научить кого-то грамоте. Я предпочёл последнее…
— И как она? Быстро схватывает? — Дженве достал трубку, отметив себе, что табак на исходе.
— Как и любое другое дитя, она непоседлива, — Ллойву кивнул на девочку у лохматых туш. Марисса почти оседлала огромного седого волка, оттягивая ему ухо. — А учение требует усидчивости.
— С ней ничего не случится, я надеюсь… — заметил Дженве, — она так на них пляшет, словно перед ней домашние ягнята.
— Думаю, нет, — Ллойву зевнул в кулак, — её отец проследит, чтобы с ней ничего не случилось.
— Я думал, эта ноша легла на наши с тобой плечи.
— Не обманывай себя, он всегда рядом, — Ллойву накинул одеяло плотнее.
— Думаю, мы вернёмся домой, — проговорил Дженве, прикуривая от горящей веточки. — Что скажешь?
Ответом ему стало молчание, только Вимлин переговаривалась с Мариссой. Волки милостиво позволяли девочке сидеть на спине, дёргать за уши и даже залезать в пасть, чтобы посмотреть на большие желтоватые зубы.
— Ловкач?
— Мы не завершили своей задачи, Джев, — сказал Ллойву тихо.
— Не вижу смысла нам её завершать сейчас. Тебе надо показаться Валлару.
— Вот это как раз лишено смысла, не делай вида, что всё может быть как раньше, — раздалось тихое, едва различимое.
Дженве задумчиво пошевелил веткой дрова в костре, подняв столб искр. Эти слова ранили его сильнее клинка, сильнее осознания последствий собственного поступка. Перед внутренним взором стояло угасающее лицо ушедшей к прародителю жены. Пусть они не были близки, но эта потеря стала для него чувствительной и знаковой. Уход брата станет во сто крат сильнее, в тысячу. К этому он не был готов.
— То есть, ты сдался? — спросил он. — Просто сдался? После пройденного? Я тебя не узнаю.
Ллойву помолчал, наблюдая, как Марисса играет с волками.
— Этот мир меняет нас всех. Разве мы могли подумать оборот назад, что возле тебя оборотень будет играть с малым ребёнком? Ты будешь смеяться, но я говорил об этом Совету самолично, и теперь сам же вынужден признать, что перемены не всегда к лучшему. Хотя мне жаловаться не на что.
— Тогда что теперь? — Дженве повернулся к брату, переходя на илои, — что теперь?
— Ты сказал недавно, что по первому зову мы должны отдать жизнь за Аст’Эллот. Что по праву крови мы — избранные. Что мы избраны жертвовать свои жизни, помнишь? — Ллойву взглянул в глаза.
— Я поспешил… — улыбнулся Дженве. — Не уверен, что готов пожертвовать свою жизнь за эту землю…
— Сейчас речь не о ней, сейчас существование Аст’Эллота под угрозой… и мы невольно стали катализатором для этого. Надо всё исправить. — Ллойву вздохнул и уронил голову на ладонь. — Но я пока не знаю, как.
— Магистр Ис… — Олаф чуть поклонился фигуре в полумраке. Встречу пришлось провести в строгой секретности в доме верного Олафу человечка. Мало того, хозяин был выгнан из дому со всей семьёй и прислугой, дабы не видеть, с кем встретился Хитрец.
— Слушаю…, — прошуршал тихий, глубокий голос
— Ты говорил, что нам нужен союз с орденом, но они предали нас.
— Тебя… — уточнил Магистр. О том, что он движется, Олаф узнал лишь по голосу. В комнате без окон не горели даже свечи.
— Они перешли на сторону тьярда. Готовы изгонять нечистого отовсюду. Они пойдут на север. Говорят, там поднялась новая земля.
— Говорят… Для тебя это будет лучше…
— Что именно? — уточнил Олаф с замиранием сердца.
— Земля на севере обширна и хорошо защищена. Она принесёт тьярду славу. Его армии буду заняты до следующей весны.
— И?
— Твой ход, Олаф Хитрец, возьми, что хочешь.
Олаф задумался.
— Орден оставляет здесь своих воинов…
— Они похожи на натасканных псов. Дай им повод, и они растерзают добычу. У тьярда есть слабости…
Старг склонен верить всяким шарлатанам, это верно. А Орден не терпит скверны на своей территории. Олаф чуть улыбнулся.
— Скажи, ты что-то знаешь про ту землю на севере?
— Многое… Что ты хочешь услышать? — голос Магистра шуршал, как песок в часах.
— Правду говорят, что она поднялась со дна океана? — Олаф сжал пальцы на собственном запястье.
— Отчасти, — Олаф услышал шаги, Магистр прошел мимо. — Эта земля эллотов, он богата и полна чудес. Страждущий богатства найдёт его там, ищущий знаний обретёт мудрость, мечтающий о чуде получит его.
— Звучит словно боги спустились на землю, — усмехнулся Хитрец.
— Ты проницателен, Олаф Хитрый…
Повисла тяжёлая плотная пауза. Магистр не может говорить всерьёз. Магики и чародеи исчезли с лица земли пару сотен лет назад вместе с последним порождением ада. Выходит, истинники были правы? Неужели это правда?
— А правда, что на Валдарской равнине выросла башня? Ты видел?
— Видел, — подумав, согласился Магистр.
— Она чёрная? — с лёгким трепетом спросил Олаф. — Говорят, она чёрная.
— Темнее ночи, словно чёрный клинок пронзающий небо, — в голосе Магистра послышалась ирония, — не от неё вам ждать беды. Смотрите на север, ветер принесёт её с океана.
— Новая земля, — догадался Олаф, — нам надо усмирить её…
— Прежде тьярд… остальное после.
— Но я понял правильно?
— Правильно, кто заберёт землю эллотов себе, станет править миром. Поспеши сделать это прежде брата.
Звучит вкусно, даже слишком.
— Я понял тебя, — Олаф кивнул, — благодарю за совет.
— Пользуйся, Олаф Хитрый, и не забудь тех, кто помог тебе на пути к величию.