— Это было неосмотрительно, — посетовал Ллойву после схватки, когда все зализывали раны и считали потери. Волчья стая осталась пировать на поле боя, доглалывая то, что не сгорело в адском пламени. Со стороны люди сражение выглядело ужасающе: и тень в небе, и огонь, извергаемый из пасти чудовища, и огромные волки, действующие слаженно, как воинское крыло. Неудивительно, что некоторые из врагов бежали с поля боя, оставив своих командиров. Теперь пойдут слухи, никак не помогающие наладить связи меж двух миров.
Брат не ответил. Они, как и все, укрылись после своей победы во дворе крепости. Дженве сел у стены и устало закрыл глаза. Столь сильно и безрезультатно он ещё не никогда уставал. Тоннель, что он хотел пробить в скале, чтобы вывести людей из-под осады, так и не был завершён, и потребовал кратно больше усилий, чем было рассчитано. Ллойву, наверняка, назовёт брата балбесом потому что тот не углядел рядом более мягкую породу. Или что-то в этом роде. А схватка… Она давала надежду на скорое завершение всего: тяжести от невозможности решить всё одним ударом, постоянного теперь голода. Но все понимали, что это только начало. Одна победа, но битва ещё не выиграна.
— Джев?
Дженве почувствовал тень на своем лице. Ллойву склонился над ним, потому пришлось открыть глаза. Им обоим не помешала бы декада крепкого сна и отдыха.
— Я в порядке, — проговорил Дженве. Как забавно, обычно он спрашивал у Ллойву о здоровье. Теперь роли поменялись. Подошёл и Джарий, раненный мечом в бою.
— Съёвл не прислал подмоги, знать что-то случилось.
— Процветай, господин Джарий. Ты так в нем уверен? — Ллойву повернулся к хозяину крепости, перевязанному через весь торс окровавленными бинтами.
— Я не могу ему не верить, — сказал тот. — Он клялся кровью…
— Жидкая, жидкая кровь, — пропел Бес рядом. Ллойву чуть повернул к нему голову. Снова его никто не видит, кроме тех, кому он желает показаться. Похоже на безумие, не будь там, за стеной, обгорелых трупов в тяжёлых доспехах. Запах и копоть на руках не позволяли думать, что все это плод воображения. Дженве и Мильен вышли невредимыми из этой схватки. В основном оттого, что их прикрывали с воздуха. У Дженве опалена рука, а Мильен потеряла часть своей прекрасной косы. Но, что ценно, воинственная дева не отступила, столкнувшись в бою с реальным противником. Ллойву поймал себя на мысли, что безмерно горд за то, как сестра показала себя в бою. И рад, что она с ними.
— У нас есть время для перегруппирования. Используем его с пользой, — только и сказал Ллойву, Джарий кивнул.
— Как твой брат, — спросил он, — он не ранен? Лекарь надобен?
— Я не ранен, — ответил Дженве сам, снова открывая глаза. — Ничего не нужно, благодарю.
— Добро… — И Джарий отошёл, чтобы справиться о благополучии у воинов справа.
— Что произошло пока меня не было? — удивился Ллойву, — чем ты так себя измотал? Я словно смотрюсь в зеркало.
— Ллойву… — Мильен осуждающе взглянула на брата, и присела рядом с Дженве.
— Пойдем, покажу тебе кое-что, — снова Бес, снова рядом, и снова он тянет в сторону от того, куда рвется сердце. Но Ллойву кивнул обоим асатрам и отошёл. Дженве в надёжных руках. Нет силы крепче, чем родственная. Она быстро поднимает на ноги.
— Пойдём, — Бес увлекал асатра вдоль стены, мимо раненых и уже почивших, на каменную лестницу с высокими ступенями, а после и на стену. Ллойву поднялся на самый верх. Отсюда все видно, и дотлевающие осадные орудия после пожара, и остатки вражеской стоянки. И зарево на горизонте. Дозорные удостоили его одним лишь взглядом и потеряли к нему интерес.
— Это горит Вальцуг, — Бес встал рядом, заложив руки за спину, — большая деревня рядом с Седой падью. А с той долины прямой ход на Змеиный перешеек. А там и Аст’Эллот.
— И что я должен сделать сейчас? — Ллойву взглянул на Беса, — из всех нас крылья есть только у тебя. Кстати, почему ты не мог снять эту осаду без меня?
— Я прихожу в мир людей бесплотным призраком, благородный асатр дома Лир. Я ничто, пока в меня не начинают верить, позволяя обрести плоть. Твоя воля достаточно сильна, чтобы дать мне сил на эту битву. Мышка не видит меня таким, и твой брат тоже. Один ты зришь в мою истинную суть. Следуя твоим желаниям, я не нарушаю своего запрета на вмешательство в дела людей.
— То есть, все разрушения, причиненные тобой, это моя воля? — Ллойву поднял голову чуть выше, отрицая сказанное. — Это чушь!
— Как скажешь. Знаешь, — Бес сделал пару шагов в сторону, — среди вас ходила поговорка…
— Поговорка? — скривился Ллойву. Что это за новое слово?
— Присказка, не знаю, как назвать. Среди твоего народа. «Из всех домов только дом Лита не может летать», слышал её?
— Отчасти, — Ллойву улыбнулся, погружаясь в воспоминания об ушедших навсегда временах, — отцу она не нравилась, и он всячески пытался её избегать. Я полагал, она имеет происхождение от геральдистов.
— Верно, — кивнул Бес, — у дома Гайева на гербе парящая ламелия, у дома Урда крылатый грифон, даже дом Эниди выбрал своим покровителем крылатого морского дракона. Не знаю, что там было у ушедших домов. И лишь дом Лита всегда приземлен. Василиск. Камень.
— К чему ты это говоришь? — недовольно спросил Ллойву.
— Я дарую тебе крылья, благородный асатр дома Лир, — усмехнулся Бес. — Пусть твой василиск обратится в дракона.
— Не думал, что ты позвал меня поговорить о геральдике, — Ллойву нетерпеливо переступил ногами, — что ты хочешь сказать на самом деле?
— Отправляемся утром… Отдохните как следует…
К поздней ночи Мельин затих. Перевязали раны пострадавшим в бою воинам, собрали поминальные костры павшим. Ллойву проводил Мильен в комнату, отведённую ей хозяйкой и зашёл к брату. Отчего-то казалось сейчас важным быть на ногах, хотя сам он валился от усталости и произошедших событий. Дженве не спал, но уже готовился отключиться. Напряжение последних дней отпустило его и сейчас он держался лишь на собственном упрямстве.
— Завтра нас ждут у Седой пади, — сказал Ллойву сидящему на кровати брату. — Бес нас доставит туда. Кажется, завтра всё решится.
Дженве устало прикрыл потемневшие глаза ладонью. Сколько разговоров было о нём. Девчонка, Марисса вместе с Вимлин пропели все уши про этого господина.
— Я боюсь его всё больше, всё чаще наша с ним сделка походит на сделку с дьяволом.
— Не думай об этом, так и есть, — усмехнулся Ллойву, прошел к узкому оконцу, похожему больше на бойницу, закрытому в поздний час ставней. Приоткрыл створку, скрипнув проржавевшей петлёй. Ночь щедро дарила прохладу, давая надежду на новый день.
— И ты так спокоен? — Дженве с размаху опустился на кровать, — я чертовски устал за эти дни. Не знаю, готов ли я к завтрашнему дню.
— Не сомневаюсь, что готов. Мы все готовы. Я оценил размах твоей мысли. Ты проделал огромную работу, братец, — согласился Ллойву. — Не без недочётов, разумеется…
— Чтоб тебя, Ловкач, скажешь, я не туда повёл тоннель? Скажешь, я дурак? — возмутился Дженве, приподнимаясь на локтях. — Тебе легко говорить, умник! Ты всю жизнь чувствовал лучше! Мне не угнаться за тобой, но я хотя бы старался…
— Не скажу и судить не стану, — Ллойву чуть улыбнулся, — но тоннель ты спроектировал неверно, это же очевидно, Джев… — в ответ прямо в руки прилетело скатанное в клубок покрывало.
— Зануда, — выдохнул Дженве, — как ты съездил? Они там хорошо устроились?
— Недурно, — Ллойву подошёл к кровати и аккуратно положил куль, — но они, как я и ожидал, ничего не хотят менять. Мне отказали.
— Значит, без толку?
— Я бы не сказал, Мильен отправилась со мной, а Меоке обещал собрать для нас команду. Так что, я считаю, всё не так плохо. У нас в семье довольно бунтарей, отцу не понравится этот выпад.
— Годится… — Дженве закрыл глаза. — Какая разница, что ему там нравиться, а что нет. Давно надо было послать его к ч-рт-у… — голос становился всё тише и тише, пока последние слова не превратились в кашу из звуков.
— Отдыхай, — Ллойву присел на другую сторону широкого ложа. Из-за недостатка места в крепости для всех желающих укрыться от опасности Висметия определила обоим гостям одну комнату на двоих, так как вторую гостевую пришлось пожертвовать Мильен.
В дверь аккуратно поскребли.
— Входи, дитя, — Ллойву обернулся к двери, уже зная, кто за ней, — тебе страшно? Почему ты не спишь?
— Немного страшно. Там, снаружи что-то воет, — Марисса, закутавшись в тёплую шаль, сжавшаяся ещё больше скользнула в комнату серой мышкой. — Можно мне с тобой?
— Дженве может храпеть, если ты сможешь заснуть и его храп напугает тебя меньше воя волков, то я не против, — рассмеялся Ллойву. Насколько его изменила эта земля, что он с удовольствием протянул руки навстречу людской девочке? Марисса с видимой радостью забралась на колени и прижалась к груди.
— Тебе было больно? — прошептала она, взглянув в лицо. Ллойву лишь различил два бездонно-серых омута на белоснежном овале лица. — Умирать?
— Откуда ты знаешь? — прошептал он в ответ, склоняясь к самому уху своей гостьи.
— Папа сказал мне, что пришлось позвать маму… Чтобы она вылечила тебя…
— Так это была она? — вспомнился неземной свет и чуткие руки, чужое и вместе с тем что-то смутно знакомое. — Только Дженве не говори, пожалуйста.
— Он расстроится? — Марисса прижалась ухом к груди. — Всё же хорошо закончилось… Папа сказал, тебя нельзя вылечить, но подлечить можно…
— Хорошо закончилось, — эхом повторил Ллойву. Подумал, и устроился на кровати так, чтобы девочка полулежала у него на руках. — Благодаря ей… А ты? Как ты тут? Было страшно?
— Было, — согласилась Марисса, — но я знала, что ты придёшь! Я всем сказала! И Дженве!
— А он? — чувствовать тяжесть детской головы на груди было приятно. И словно весь мир успокаивался вместе с ребёнком.
— Он мне поверил, а остальные нет… Глупые…, — сонно пробормотала девочка.
— Да… глупые… — Ллойву закрыл глаза и тотчас открыл их, услышав справа раскатистый рык. Марисса завозилась на руках. Не желая тревожить сон девочки, асатр поднялся, чтобы отнести ребёнка к Мильен в комнату.
Хитрец ждал. Ему обещали власть и богатство. Хитрец верил, что Магистр не обманет. Где-то в глубине сердца он желал бы понять, что это за человек и откуда он, но умом понимал, что не будет рад открывшейся истине. Восток и юг прислали своих послов и было заключено перемирие. И выросли новые договоренности. Даже непокорный север прислал гонца. Они ждут терпения и милости от нового тьярда. Просят о пощаде. Дать им её и прослыть миротворцем? Вкусно, вкусно звучит. С покорившихся врагов можно взять много больше, чем за один набег. Хитрец размышлял. И был готов ответить своим северным вассалам о помиловании. Однако, что делать с Магистром? Он желал новую землю, и Хитрец в дурмане пообещал её. Теперь отступить — значит отказаться от поддержки этого колдуна. А в том, что он колдун, сомнений нет. Поддержать его — потерять Девовых рыцарей. Они всяко начнут науськивать народ против нового тьярда. Их слово и сейчас очень ставит на грань войны весь танъёрд. Пресветлый магистр ордена, Лукерий Аларис, прислал письмо, в котором просил нового тьярда оказать содействие в уничтожении демонитской заразы. А то значит, свалить четыре башни возведённые по сторонам света. Прогнать от себя Магистра Иса, наплевать на договоренности. А как же та земля, что обещала богатства и славу? Может, и нет никакой земли, есть только миф? Как поступить?
Прилетела птица с Седой пади, где собиралось войско. Пишут, земля та сокрыта колдовским туманом. А ну как натравить туда девовых рыцарей? И Хитрецу выгода и истинникам слава. Что до башен, то говорят, нельзя их разрушить. Пытались, да не вышло. А ну, как и правда, старые боги вернулись на землю людей? В пророчествах говорилось о конце мира, кто знает, о конце старого мира, аль начале нового? Новое — это хорошо, коли принесёт славу.
— Позволишь? — в створку двери Скорнь просунул свою шелудивую рожу. Не был бы полезен, давно бы погнал его взашей. Уж очень мерзок.
— Заходи, — милостиво кивнул Хитрец.
— Поговаривают, ты на с-север с-снарядил целую армию?
— Снарядил её Старг, а я лишь продолжаю его начинания, — Олаф переложил на своем столе одну бумагу, потом вторую.
— Я хотел с-сказать тебе… — Скорнь потянул шею в мерзких, сочащихся сукровицей патнах, — про с-северную землю…
— Что? — Олаф подпёр щёку кулаком. — Она будет нашей.
— Ес-сть возможнос-сть договоритс-ся с-с ними. Они дадут тебе знания…
— Опять ты за своё! Какие знания они могут нам дать?
— Я говорил с-с одним из них… Он назвалс-с-ся Ллойву Лиром…
— И ты молчишь? — Олаф грохнул кулаком о стол, с удовольствием отметив, как вздрогнул гордарец. Боится. Раньше не боялся, пёс.
— Я опас-салс-ся, что новос-сть лишит меня с-свободы, — усмехнулся кривой улыбкой смертника Скорнь, — он говорил, они готовы к миру. Пошли птицу, пус-сть с-случитьс-ся союз.
— Ты печёшься о собственной шкуре, — улыбнулся Олаф, — я же думаю обо всех.
— Что толку ес-сли ты сожжёшь эту землю?
— Не твоё дело! — Олаф впервые повысил голос на гордарца, и тот отступил в страхе. — Не твоё дело, — добавил
тише. — Будут тебе знания. Они сами принесут их нам, и будут умолять взять ещё… а мы подумаем…
Скорнь дёрнул головой и скривился. Подлец только и думает, как ухватить для себя побольше. Хотя, он здорово помог тогда с рыцарями девовыми и Вакровым йормандом.
— Я решу, что делать, — успокоил Олаф гордарца.
— С-смотри не прогадай, — прошипел тот, — смотри не прогадай.
Дозорные Мельина вряд ли могли подумать, что в эту ночь на смотровых площадках они были не одни. Кто-то вздрогнул от дуновения ледяного ветра, кто-то услышал краем уха чей-то вздох и только. Никто не заметил гибкой едва видной в полумраке фигуры, следующей по периметру стен следом за постовыми. Едва слышно перекликался ветер в крышах, а на верху самой высокой башни, прямо на черепицу опустился человек, или что-то на него похожее. Никто не смог бы его опознать в нем живое существо. Многие сказали бы: «тень легла от луны» и отвели бы взгляд, не ведая, что чужая воля не даёт им увидеть сокровенного. А луна привечала эту тень, протянув к ней невесомые руки, не смея коснуться, лишь играя рядом своими отсветами.
— Я сделал, что мог, — прошептала тень, обращаясь к луне, — основная цепь событий запуститься завтра…
Луна шептала в ответ, умоляла, упрашивала, но тень была непреклонна.
— Нет другого пути, ты и сама это знаешь… Я видел все возможные исходы, этот — лучший.
Луна грустила, опускаясь на плечи волшебной пыльцой и тень клонила голову, чтобы впитать больше.
— Я буду скучать… — вздохнула тень, отступая от серебряного света под ногами, — боги ведают, как я буду скучать… Но мы же встретимся…
Луна тихо вздохнула, и тень эхом повторила этот вздох.
— Будь завтра рядом, и всё получится… Я постараюсь быть мягче…
Лёгкое дуновение ветра, поднявшее серебристую пыльцу в воздух стало ей ответом.
— Со мной всё будет в порядке, я справлюсь, только не оставляй их…
Луна заплакала, уронив капли росы на черепицу.
— Не рви мне душу, я не отступлю…
И луна уступила сама, тихо, чтобы не тревожить покой обитателей крепости, скрылась за облаком, погасив свой печальный взор, оставляя землю людей перед одной ей известным будущим.
— Прощай, моё сокровище, — прошелестел ветер, стирая тень с крыши. Дозорные, почуяв смутную тревогу, перекликнулись, и убедившись, что всё в порядке, снова замолчали.