У нас в имении начали происходить перемены!
Началось все с того, что сняли самоизоляцию с имения. Понимаю что звучит по-дурацки, но это именно так. В столице опубликовали каким то образом мои песни. Я понять не могу, как они могли быть приняты обществом того времени. В этих песнях, все не так! Скорее всего их воспринимают как иностранщину. Да можно сделать скидку на то что написал их пусть и номинальный, но все таки князь. И реакции от дома Романовых так и не последовало. Да и тексты вышли из канцелярии ЕИВ. Можно так же покивать на то, что ребенок как это принято сейчас говорить Благословенный. Но это же ребенок! Он ведь любую ахинею нести может, а общество достаточно грамотное, что бы это понимать. Да в обеих столицах прошла весть, что через святых отцов между Петром Алексеевичем и Марией Федоровной начинается дискуссия по правописанию и произношению русской речи. Это то как раз понятно для меня. Русский язык для нее не родной. И она как сторонний наблюдатель легко может вступить в полемику, даже с ребенком, Императрица как-никак. Но это все вместе не дает права принимать обществом напечатанные песни. Там же построение предложений, произношение и музыкальная аранжировка построены по другому. Да там даже музыка должна быть написана другая! А это значит, что и музыкальные инструменты и оркестры к ним должны быть составлены по другому. Да у меня даже тексты написаны были, как кто-то в газете выразился в новом стиле. Ну невозможно слушать новые песни из будущего, в стиле времени настоящего. В общем поговорив со святыми отцами и получив как я понял разрешение сверху, видимо Мария Федоровна персонально разрешение дала. У меня появилась подработка по урезанию собственного свободного времени. Я завел тетрадь где и записывал новые песни, правила построения малых оркестров, или трупп, ну и естественно ноты для музыкальных инструментов этих трупп. Ну и еще разве что расписал улучшения к аккордеону изобретенному Кириллом Демианом в одна тысяча восемьсот двадцать девятом году в Вене. В самой музыке я естественно ничего не понимаю, но знания по ней имею. Так что понятие имею, что замена электрооргана и электрогитары, аккордеоном и духовым оркестром даст совсем другое звучание. Потому и пользовался критериями нравится, не нравится, и пусть меня гнилыми яблоками некоторые продвинутые «знатоки» от музыки закидают. Но то, что в моем времени музыкой называют точно не буду выпускать в свет. Да и песни, и музыку старался записывать нейтральную, с минимальными переделками в словах, под реалии современного мира. Не обошлось правда без рубрики как я назвал ее в своей тетраде «хулиганской». Тут и матушка еще меня под контроль взяла, по вечерам отбирала тетрадь. Внимательно ее прочитывала и переписывала некоторые песни. Я как то мельком подглядел что она переписывала, ну что тут сказать, там были только песни которые нравились ей и мамке. И уже потом передавала святым отцам, для копирования. Дальше уже копии отправлялись в канцелярию ЕИВ. И от туда, иногда даже с развернутыми, открытыми письмами императорской семьи, попадали в периодическую печать. Кто-то то в окружении Императорской семьи слишком грамотный оказался. Для какой-то цели моим пиаром занялись. Я правда нашел для себя объяснение, не знаю верное или нет, но все таки хоть как то объясняющее все происходящее. Что-то вроде, чем революционными измышлениями заниматься, пусть народ в слове и музыке революции устраивает. Ведь серьезно, кто-то додумался что это новое слово в музыке и стал разрабатывать новое направление или школу. Там у музыкантов черт ногу сломает, если во всем этом разбираться начнет. И в переписке с Марией Федоровной, особенно после моего утверждения, что время меняется, соответственно и речь с письменностью меняться должна. Иначе мертвый язык получим. Начались баталии на страницах газет и литературных сообществ. Там правда и до реальных баталий иногда дело доходило. Кто-то, кому-то по всей физиономии лица, посторонними предметами объяснения проводил. Дело до полиции и докторов доходило. Ну не понимает народ, что сейчас, что в будущем, язык одномоментно неизменен. Он только по истечении большого периода времени может измениться. А все остальное происходит только волевым решением правителя или правительства, и то для этого время надо. Что бы перестроиться на новые правила речи. В общем общество обеих столиц и всей Калужской губернии довольно сильно взбудоражено было. И это только то что я точно знаю, об остальном только догадываться можно было. Даже на нашем почтамте телеграфист, взмыленный бегал, а телеграфные провода разве что не дымились. На нашем почтамте отправляли телеграммы не только от нас и к нам, но и еще и в другие имения. В общем казацкие разъезды и жандармско-солдатские посты, плюс ажиотаж вокруг музыкально-литературного слова привели к назреванию культурно-массового взрыва в отдельно взятом уезде Калужской губернии. Вот святые отцы и попытались видимо предотвратить этот взрыв. Предварительно переговорив с матушкой и заручившись ее поддержкой, мне естественно забыли сообщить об этом, затребовали из столицы инструкции и объездили вместе с высокими чинами владельцев соседних имений. И после подтверждения владельцами, что они не будут затрагивать тем связанных с происхождением и удивительными способностями Петра Алексеевича Голицына, дали добро на свободное посещение и перемещение как нашего имения, так и вблизи него. А то видите ли Петр Алексеевич слишком нервно реагирует на эти темы, может и молнией ненароком приложить. Или упаси бог вообще благословить, по своему правда. Вот так вот. Я старался самоизолироваться, а кто-то пришел и сказал не надо. А самоизоляция была необходима. Даже с учетом изначальной памяти Петра меня не всегда понимали. Слова вроде русские, и по отдельности понятные, но вместе создавали ощущение разговора иностранцев. И только со временем все в имении, и я, в том числе адаптировались в понимании речи друг друга. В общем баталии теперь и у нас в имении между гостями и святыми отцами происходят. Ладно что только словесные проводятся, без перехода на личности. Ну и соответственно концерты частым явлением были. Приходилось принимать участие в плане разъяснения правильного исполнения песен и музыки написанных мной, так как я ее слышу и как она должна звучать. В общем времени у меня почти и не осталось, буквально по минутам все для себя расписывал. А на следующий день, после случая на станции Ферзиково, казаки привезли бабку с внуками. И у нас прибавилось еще больше народу и хлопот. Мало того что бабка Марфа с внуками больными, за которыми уход требуется, прибыли. Так еще и два, три казака каждый день к ней в помощь прибывали. Вахтовый метод какой-то организовали. А их ведь так же обустраивать и кормить надо. Да и в имении народа и без того не протолкнуться стало. Особенно с ежевечерними гостями, владельцами соседних имений. А тут еще и казаки каждый день прибывают. В общем первые дни весело было. Но все как то улеглось и вошло в размеренный ритм. Младшенькая внучка бабки хоть и ослабленная была, но на месте не сидела, за мамкой с доктором как привязанная бегала. Да и за старшим братом в месте с бабкой Марфой ухаживала. Сразу видно, что будущее светило медицины растет. За среднего внука дядька с вахмистром Елисеевым и прибывавшими казаками плотно взялись. Потерянным для мирной жизни человеком он стал. А вот со старшим очень интересное дело приключилось. Тут в двух словах и не расскажешь, и мне пришлось опять отмечаться как изобретатель. Да и со святыми отцами и казаками один раз с позиций силы разговаривать. Что бы на место их поставить. А началось все с разговора через несколько дней после их прибытия. Между доктором Яном Карловичем и старшим внуком бабки Марфы, на котором присутствовали практически все живущие в имении. Старший видимо в самом раннем возрасте травму ноги получил, она у него короче стала, где-то на пару сантиметров, и вывернута чуть в сторону была. От того он быстро ходить и не мог. Да и стоять долго на месте не мог. От того в церкви на службах, на задворках стоял, что бы внимание не привлекать. И то о нем разговоры в деревне где жил нехорошие шли, а парень то не виноват. А тут еще и травма руки на работах у зажиточного крестьянина произошла. Рука явно короче будет из-за того что неправильно срастаться начала, и усохла. Как только не загнила. Да и работать в полную силу он ей уже не сможет. В общем пропащий человек для того времени, смертник, а через него и всей семье смертный приговор уже подписан деревенским обществом был. Голодом и долгами уморить их готовы были. Вот из-за этого и не было у меня сострадания к той деревне, когда она разбежалась. Я в порыве ярости, как узнал у бабки из ее мыслей как они жили, готов был сам туда поехать. И сжечь всю деревню, да и еще и солью место сожжения засыпать, чтобы и не росло ничего. Вот тут точно казаки правильно поступили, что сами разъяснительные беседы с деревенскими провели. Гнилая деревня, по всем статьям гнилая. Старший сказал доктору, что ему уже ничем не поможешь. И он если даже выздоровеет, то уйдет в монастырь. Так как работником быть уже не сможет, а значит и семью создать не получится. И на шее у своей семьи сидеть не собирается. Потому и возиться с ним смысла нет. Вот доктор и устроил ему выговор. Сказал что бы планировать что-то, для начала выздороветь надо. А для него сейчас главное лекарство это питание и сон. И только потом уже о полном лечении разговор вести возможно будет. Ну а я рассмеялся и сказал — Это какой же монастырь согласится взять на попечение закоренелого самоубийцу и грешника? Я ведь и лично могу проследить что бы такого не произошло. Работать ты не сможешь, сам сказал. Значит даже истопником работать не будешь, да и таких истопников там трое на десяток будет. А они истинные верующие, о самоубийстве не думают, за жизнь борются. Службы стоять ты тоже не сможешь. Да и кому нужны службы от грешника? Ты же своими мыслями других заражать будешь.
— Неправда! Я не самоубийца. — возмутился Федор. — Но кому нужен калека от рождения? Я же только свою семью в долговую яму вгоняю. И в бегунки не пойдешь, если только из Калужской губернии сразу бежать. А я даже этого не смогу, вы же сами Петр Алексеевич сказали что всю крамолу выжжете. Так что только монастырь и остается.
— Значит не самоубийца? — задал вопрос. И помолчав продолжил. — А кто сейчас отказывался от рекомендаций доктора? Это ли не самоубийство? И ты правда считаешь что монастыри предназначены для содержания только сирых и убогих? Что они вообще более не для чего, непригодны? Там вообще-то хлеб, кров и крыша над головой своим трудом и мозгами добывается, ученые и писатели так же в монастырях жить могут. А ты, трудиться уже заранее отказываешься, а знаний у тебя нет. Это разве не грех?
— Не правда ваша Петр Алексеевич, — заступилась бабка Марфа за внука. Вот ведь Марфа Заступница — Феденька постоянно, с малых лет в трудах был, хоть и тяжело ему было. А после последнего случая совсем плохо ему стало, из-за того что он нам помогать уже не мог.
Я выпустил немного энергии и придавил Бабушку. Несильно, но так что бы окружающие почувствовали что происходит и на кого оказывается давление поняли. Казаки взявшие шефство над ней сразу набычились, нет они реально бесстрашные, а молодой казачок с которым я уже третий раз встречаюсь сразу вперед вышел, бабку загораживая. — Делайте что хотите Петр Алексеевич, но Бабушку мы в обиду не дадим!
— Вот как. — проговорил, покрывая руку сеткой молний — Значит решили против Бури пойти. Это бабка Марфа исключение из правил. Только она на эмоциях Бурю остановить смогла. За что ей низкий поклон. А вообще против ярости Бури только непоколебимое спокойствие может выстоять. — и приложил казачка несильным разрядом молнии. Не так что бы у него от судороги тело свело, но что бы парализовало. Казачок и осел со стоном, а я шагнул к нему. И пригнувшись стал смотреть на него выжидая.
— Вот ведь, непутевый Николка. — заговорил один из казаков — Петр Алексеевич пожалейте дурака. Непутевый, молодой еще он, вечно в передряги встревает.
Посмотрев на казака заговорившего со мной, проговорил — Я вроде ничего и не делаю. — и присев стал смотреть на казачка — Вот скажи мне, зачем ты в посторонний разговор вмешался. Это ведь не твой разговор, и не с тобой говорили. Бабка Марфа понятно, она за внуков заступилась, этот разговор хоть как то ее касался. Да и заступница она у нас. На площади за народ заступилась Бури не испугавшись. А ты здесь с какого бока? Я с Федором говорил, что бы понять, что он за человек такой. Бабка Марфа за внука переживала, и заступилась. Но мне то она беседу испортила. А ты здесь причем? Кто ты им? — помолчав и подумав, продолжил — Как думаешь если накажу тебя, будет польза? Нет, ты не думай. Калечить и молниями кидаться, я не собираюсь. Но ведь и наказать можно по-разному. Ты у нас казак молодой и видный, но один остался в семье. Завидным женихом должен стать, что бы семью восстановить. Амбициозный и максималист первостатейный, все поперек других норовишь делать. Видно знаний и опыта тебе не хватает, не живут такие долго. Вот это дело я и исправлю. Здоровье и знания тебе нужно дать, и долгожителем, женихом завидным и плодовитым сделать.
— Это что за наказание такое! — удивленно уставился на меня дядька — Где это видано, что бы знаниями и здоровьем, и плодовитостью наказывали? И как ты это собираешься делать?
А казаки утвердительно зашумели. Только некоторые, кто уже в возрасте был головами закачали и страдальчески вздохнули. И девки, которые присутствовали при беседе и сразу сообразившие к чему дело идет, бочком, бочком стали потихоньку к нам с казачком подбираться.
Один из старых казаков не выдержал и сняв папаху заговорил — Петр Алексеевич пожалейте мальчишку. — ага мальчишку, ему под двадцать, а мне только двенадцать скоро исполнится. Но ведь уважительно обращаются, без подобострастия, видно есть что-то во мне, что показывает совсем иной статус, чем малолетний недоросль. — Ему же, только по кустам и оврагам прятаться придется. Он даже из имения вашего теперь не на коне, не пешком, на своих двоих не уйдет. — и кивнул на девок, которые уже близко к нам подобрались.
— А вот он и расскажет потом, — сообщил я дядьке и окружающим — что это за наказание такое. Когда в селения его калачом заманивать как телка будут, за спиной дубье пряча. Это что бы не сбежал ненароком. И когда не по дороге ходить придется, а все перелесками пробираться. Зато завидный жених. Ну а как это оформить, тут как раз все просто. Я недавно одно благословение спонтанно учудил, вон святые отцы до сих пор как вспомнят, так крестятся с испугом. Мне бы его отработать. Что бы правильно применять в любое время сам мог. Скоро целый Академический городок придется благословлять надеюсь, с высокопоставленными гостями. Нельзя нам там оплошать. А тут гляньте доброволец появился. Грех ведь на нем не потренироваться.
— Петр, — заговорила мамка возмущенно — прекрати народ пугать. А то ведь смотри, не посмотрю что благословенный, в миг полотенцем отхожу. А ты Николай куда смотришь? Дитё от безделья дурью мается, а ты и ухом не ведешь. Погонял бы его что ли на тренировках своих. — и приложила его этим самым полотенцем по спине — Ишь чего удумал, такими силами баловаться и народ запугивать.
— Николаевна, — хохотнул дядька — у него же силы не меренные. Мы до сих пор пределов силы его не выявили. И как тут его гонять тогда?
Я же вздохнув взял стул стоявший у стены и устроился напротив Федора. — Не дали нам конструктивно с тобой поговорить. Ладно, проблемы и страхи твои мне понятны. Боишься ты, что долгами твою семью задушат после лечения. Вот только ошибка твоя в том, что не ты долги определяешь, а я. А вы и так перед нашей семьей в долгу. И долг ваш я определяю в учебе. Как выучитесь, так и долг спишется. Ну а учиться не будете, то тут уж не взыщи, по полной спрошу. Наверное, я только перед бабкой твоей в долгу. Ну и еще перед казаками. Она ярость Бури остановить не побоялась, а казаки уже моей собственной ярости на деревню твою выплеснуться не позволили. За то и поклон и поддержка моя им. А с Бабушкой Марфой твоей даже и не знаю как расплатиться теперь. Разве что песню ей посвященную написать?
— Что за песня? — вмешалась сама непосредственность, мелкая внучка Бабки Марфы — А мы ее послушаем?
Да какого черта я прячусь, в своих тренировках себя ограничиваю. Боюсь что силы мои узнают? Да не будет никаких сил, если тренироваться не буду! А значит, что в любой скрытности меру знать надо. Я хочу с резонансом поэкспериментировать. Вот и поэкспериментирую. И на основе полученного опыта, буду дальше пробовать. Сегодня очередной концерт в имении собираются устроить, так почему бы и мне лично участие не принять? И поманил мелкую к себе. Когда она подошла, поднял и усадил ее к себе на колени. — Думаешь песня твоей бабушке понравится?
— Да! — авторитетно заявила она, и усиленно закивала головой.
— А ты значит у нас тоже песни любишь? — со смехом спросил ее — А сама спеть не побоишься?
— Нет! — ответила мелкая — Чего там бояться. Это же песни! Там бывает весело и немножечко грустно.
— Понимаешь, — пришлось объяснять мне — там придется вместе с бурей петь. И ты будешь солисткой.
— А что это? — Непонимающе спросила она меня.
— Что, что? — переспросил я.
— Ну это, солистка. — по буквам, произнесла сложное и непонятное слово будущая певица.
— Это когда кто-то ведет песню, — пришлось объяснять ей — а буря будет тебе помогать и подпевать.
— А, ну тогда ладно — махнула рукой мелкая — спою.
— Ну вот и прекрасно. — сказал ей — Сегодня вечером и споете. А сейчас беги, мне еще с Федором поговорить надо.
— Но я же слов не знаю! — возмущению юной певицы не было предела — Как я петь буду, то чего не знаю?
— А ты главное ничего не бойся. — со смехом ответил я — И самое главное не сопротивляйся когда будешь петь. И тогда слова и действия сами появятся у тебя в голове.
И повернувшись к Федору, продолжил в который уже раз прерванный разговор.
— Федор, скажи, если я помогу тебе вернуть здоровье. Чем ты собираешься заниматься?
— В монастырь пойду. — ответил он.
— Нет Федор, ты не понял. — заговорил я — Я собираюсь, не вернуть все как было. А полностью излечить тебя. То есть сделать так как оно должно было быть.
— Все равно в монастырь пойду после лечения и обучения. — стал объяснять Федор — Я с отцом Александром говорил. Он сказал что времена тяжелые наступают. И церкви ученые нужны, что бы предотвратить наступление темных веков. Вот по научному делу и пойду туда.
— Ну что же, решение достойное. — сказал я — Так тому и быть, будем тебя восстанавливать до того состояния, в каком ты должен был быть.
— Это что же, — спросил доктор — опять благословением приложишь?
— Нет, Ян Карлович. — стал объяснять ему — Тут будете вы с мамкой работать, практически полностью. Моя работа самая малая будет. Я давно уже думаю как свой дар без вреда для окружающих использовать. И ведь иногда даже получается у меня. Вон пример в себя приходит — и указал на казачка — жив, здоров и даже подпалин нет и не дымится.
И стал смотреть на него долгим и задумчивым взглядом. Девки вспомнив что рядом бесхозное добро лежит, кинулись помогать казачку. Кто водички подаст, а кто и полотенцем утрет. В общем знатную толкотню устроили. Старшие казаки шуганув девок, стали помогать сами. Как бы невзначай прикрыв его от моего взгляда. Кто его знает, вдруг действительно на нем свои благословения использовать буду? А так глядишь и забуду о нем, за делами и заботами. Я же продолжил — Мой дар слишком мощный и искрометный. Очень быстрый он в общем. Не получится у меня долгое время по чуть-чуть его использовать, спалю быстрее чем, вылечу. Да и другие соображения тоже есть, и все не в пользу использования дара. Будем нарабатывать методику лечения таких случаев. Федор не один такой, многим лечение понадобится. Значит и лечить нужно всех. И лечить будут доктора. Надо будет поговорить с кузнецом, дядькой Ефимом. Дам задание одну конструкцию изготовить. К сожалению, руки у меня еще не дошли до изготовления специальных сплавов, для медицинских инструментов пригодных. Так что придется потрясти мошну святых отцов, на предмет драгоценных металлов. Но это даже к лучшему. Все таки первая операция с нововведениями. Ах, да забыл совсем, надо сказать дядьке Ефиму, что бы два аппарата изготовил. Один из простого железа, он хоть и не годен ни для чего, но как образец нашему купцу в лавку в самый раз будет. Уж его то казаки у него точно не отберут.
Как же я ошибался. Отобрали, прямо в пути и отобрали. Правда заплатили за эти железки втридорога. Попутно еще и писарчуков наших застращав. Они по поводу лечения мои дневники в двух экземплярах переписывать стали. И подход к дядьке Ефиму нашли, все про сплавы медицинских сталей вызнали. И отправили все это добро в Екатеринодарскую войсковую больницу. Я долго смеялся, как узнал от казаков, какую аферу они провернули. Да что я, тут хохот стаял над Калугой и обеими столицами, но уже из-за незадачливого купца. Правда как я еще позже узнал, Боткин рвал и метал. Ни у кого такого аппарата нет, полных испытаний не проведено, а у казаков в войсковой больнице уже есть и специалиста успели у нас подготовить. Ну а купца успокоил тем, что дядька Ефим еще один комплект сделает, и казаки сами ему его и привезут. И еще казаков предупредил, что бы немедленно прислали к нам доктора для учебы, который этим аппаратом пользоваться будет. Я ведь решил внедрить аппарат Илизарова на семьдесят лет раньше. А там он хоть и простой, но сопутствующих трудностей много. Это и доскональное знание анатомии, что бы нервы и сосуды не повредить. И специальные дрели и сверла нужны, да и сплавы для аппарата специально изготавливать в то время надо было. И все это на ощупь и интуиции делать, рентген еще не скоро появится в общем доступе.
— И что же это за аппарат такой чудодейственный? — заинтересовалась мамка.
— Да аппарат то самый простой. — рассмеялся я — А вот подготовка к работе и само использование думаю серьезного отношения потребует. У меня тут возникла мысль одна, на основе знаний какие мы все имеем. Все мы знаем что человек растет, а так же видим что раны достаточно быстро заживают. Значит мы можем использовать эти моменты. Тут ведь по идее буквально можно пересадками сердца и других органов на этом моменте пользоваться. А не только оторванные руки и ноги приращивать. Но все упирается в совместимость и своевременность. Все также как с кровью получилось. Опять институты нужны и многие годы исследований.
— Петр Алексеевич! — возмущенно заговорил отец Александр — Бога побойтесь, такие кощунственные вещи говорить. Как это можно, от людей другим руки ноги приставлять!
Опять пришлось силу выпускать и на этот раз голосом бури говорить — Все возможно! И кто говорит про других? Я говорю про возможности выращивать нужное нам. И только потом пересаживать. Что-то вы не считаете кощунством когда коров и свиней на мясо выращиваете. Вы лучше вот о чем подумайте. Мы дети его, потому и создал он нас по образу и подобию своему. И я не знаю таких родителей, которые не желают что бы дети их дальше росли и развивались. Что бы радовали их подвигами и открытиями. Потому и дана нам свобода воли для развития. Мне сила дана, пусть и разрушительная, но я как раз для этого ее и хочу использовать. Доктору с мамкой знания даны и они смогут с помощью моей силы нужное направление в науке найти. Вам возможности даны, и вы с помощью меня и доктора сможете развить данное направление. Вот сейчас мы все вместе и будем прокладывать дорогу к этим знаниям. А Федору тут как раз и не угрожает ничего. Для того я рядом со своей силой всегда находиться буду.
Помолчав и успокоившись, я продолжил — В общем появилась у меня идея аппарата одного, который и будет помогать людям недостатки тела исправлять. Но вот беда сам аппарат бесполезен без комплекса мер дополнительных. Придется мне поработать эти дни в полную силу, и свой дар использовать для этого. Федору я конечно тоже помогать буду, но там это разовые действия будут. Так что пока Федора откармливаем и в норму приводим, а я к тому времени все приготовлю. А нужно нам следующее. У Федора сейчас сердце ослаблено, а мы ведь операции будем проводить. Буквально ему руки и ноги ломать будем, что бы нормально их сложить. Мамка тут больше по твоей части работа будет, может подскажешь что путное. Да и думаю лекарства которые я тебе дам, ты сможешь получше меня применить. Я точно знаю, что согласно проводимым исследованиям в мире, нитроглицерин в этом деле хороший помощник. Я тут на днях с ним поработал немного и составил дозировку безопасную, так что под моим контролем его можно использовать. У меня все таки взгляд особый. Я больше других вижу. — заметив что дядька аж покраснел весь, и сейчас начнет мне выговаривать за взрывчатку, которую я в лаборатории варю. Сразу ему и высказался. — И дядька не зли меня, меры безопасности у меня получше чем у других организованы. Ничего с нашим имением не случится. Взрывов не будет. И вообще что вы все взялись меня через слово перебивать. Вот точно сейчас на всех попробую благословение наложить. — помолчав, спросил — Мне можно продолжать?
— Да! — ответил дядька — Но по поводу взрывчатки мы еще поговорим. Это же надо! Тут по имению ходишь и не знаешь, что живая молния рядом с тобой гуляющая по пороховой бочке, тебя уверять будет что все в полном порядке будет. Это где, на небесах? Ты же не только имение, всю округу разнесешь.
— Да нет у меня сейчас больше взрывчатки. Только нитроглицерин в малых дозах, для исследований. Эти дозы безопасны, так как в смесях уже находятся. — ответив ему, продолжил — Все не перебивайте. А то так и объяснить ничего не смогу. Еще нужны нам обезболивающие. К сожалению, наркотик придется использовать при операции, ну и я еще приложу Федора своей силой. Не сильно, но отключится он гарантированно. Не придумал я пока больше ничего. Но вот дальше есть у меня средства от боли, правда опять их исследовать надо будет. Снова институты нужны. Но как я уже говорил, сейчас под моим контролем, их смело использовать можно. И остаются у нас жаропонижающие и противовоспалительные. За эти дни я их до ума доведу с помощью своих сил.
И повернувшись к Федору, который лежал тихо как мышь слушая наши разговоры, сказал — А от тебя самая малость требуется. Согласие дать на операцию, сил набраться и ничего не бояться. Ну и боль хоть и терпеть придется, но все таки не сильную, легче ее переносить будет. Ты главное не молчи, а сразу говори когда больно. Все остальное мы и так увидим и исправим.
— Согласен я, Петр Алексеевич. — проговорил Федор — чем всю жизнь мучится, лучше один раз муки перетерпеть.
— А вот муки нам не нужны. — ответил ему — Мы не в чистилище, что бы муки испытывать. Боль, ну тут никуда не денешься, придется потерпеть. И ведь у нас и лекарство от нее будет. Значит и она не сильная будет.
Я же решил ввести в эксплуатацию Димедрол, Анальгин, Аспирин, Стрептоцид и Но-Шпу. Литические смеси на основе этих препаратов использовали на протяжении многих десятилетий. В том числе и после операционных больных для обезболивания, и как жаропонижающее и противовоспалительные средства. А Димедрол использовали даже в так любимой всеми Америке в плоть до моего переноса. И только в нашей стране благодаря проходимцам от медицины были запрещены целые группы лекарственных средств. Я так подозреваю, что и после моего ухода война с лекарствами нескоро закончится. Если вообще возможно остановить это действие при таком уровне образования и коррупции. И как я не хотел притормозить свое участие в развитии электроприборов, но придется в срочном порядке с использованием своих способностей, создавать ветрогенератор, свинцовый аккумулятор и медицинскую дрель со сверлами из специальных сплавов, а ладно, тогда уж и сварочными аппаратами заодно займусь.