Поздний вечер 30 июня 1882 года. Москва. Тверская площадь. Кабинет московского генерал-губернатора князя Долгорукова Владимира Андреевича. Срочное совещание по произошедшей железнодорожной катастрофе на участке Чернь — Мценск, возле села Кукуевка.
Докладывал обер-полицмейстер генерал-майор Янковский Евгений Осипович. Статный сорока пяти летний мужчина с умными глазами и статью истинного шляхтича. Нездоровая бледность и покрасневшие глаза говорили, что ночь у обер-полицмейстера выдалась бессонная и тревожная:
— Владимир Андреевич, по полученным данным это действительно природная катастрофа. В тот момент был сильный ливень с грозой. Водой размыло насыпь, вот поезд и сошел с рельс. Дренажные системы просто не смогли справиться с таким количеством воды, да и насыпь как говорят путейцы была не рассчитана на такие катаклизмы. Проводник с предыдущего поезда пытался остановить движение по телеграфу на соседних станциях. Но гроза и ливень повредили телеграф, он просто не мог ничего сделать. Разгул стихии, — Янковский развел руками. — К несчастью в этом поезде ехал племянник Тургенева Ивана Сергеевича, Тургенев Николай Николаевич. Он погиб. И как доложили мне в обед, на месте катастрофы сейчас находится писатель Гиляровский Владимир Алексеевич. Так что публикаций и внимания общественности не избежать, — генерал-майор недовольно дернул щекой, — Больно уж резонансное дело получается, как бы кто из высочайшей фамилии не приехал с проверкой.
Митрополит Иоанникий, перекрестившись, прогудел:
— Надобно будет службы назначить по Москве и соседним губерниям. И обратился непосредственно к обер-полицмейстеру: — Значит Евгений Осипович козней не было и проповедей по церквям, по этому вопросу проводить нет необходимости?
— Ну почему же, проповеди все-таки не помешают. У нас проблемы не только с террористами-революционерами наблюдаются. — вместо Янковского возразил князь Долгоруков. — Наверняка были предпосылки для катастрофы, но люди внимания на них не обращали. Вот и результат. Надо бы напомнить всем о внимательности. И еще не мешало бы дать предварительные рекомендации, для лиц проверяющих по проверке железнодорожного полотна и насыпи, по всем путям зоны нашей ответственности. Вы Евгений Осипович, озаботьтесь поручить путейским предоставить материалы по особо сложным перегонам и их рекомендациям по исправлению возможных недочетов.
Обер-полицмейстер кивнул, приняв распоряжение к исполнению. В кабинет заглянул адъютант с сообщением, что прибыли посыльные со срочными донесениями. Долгоруков разрешил им войти и очень сильно удивился, когда увидел, что посыльные прибыли сразу к митрополиту и обер-полицмейстеру. Янковский первым прочел донесение и повернувшись к обоим посыльным попросил подождать в приемной дальнейших распоряжений.
— Что у вас? — подобрался генерал-губернатор.
Янковский молча передал ему донесение. Митрополит помахивая донесением спросил:
— Значит, Евгений Осипович у вас видимо то же самое?
— Утверждать не буду, но если вы позволите ознакомиться с вашим донесением: — и протянул руку митрополиту. Иоанникий передал ему донесение, и попросил Долгорукова показать ему другую часть. После ознакомления с донесениями, установилось молчание.
— И какое отношение имеет станция Ферзиково, к катастрофе? — спросил Долгоруков.
— Наверное гроза и туда дотянулась, — ответил Янковский.
Митрополит задумчиво произнес, покачав головой:
— Видимо надо ехать в Калугу, как бы ереси не было. Да и случай очень не обычный, если это не выдумки конечно. Но тогда надо будет срочно решать что с этим делать.
— Голицына Елизавета Петровна? Это она вроде была Валуева до свадьбы? — поинтересовался Долгоруков ни к кому конкретно не обращаясь. — А Петр Алексеевич значит ее сын?
— Да, ваша светлость, — ответил Янковский.
— Знаете, Евгений Осипович отдайте ка команду по сбору информации по семье Голицыных. Особое внимание обратите на Петра Алексеевича — распорядился князь — И съездите вместе с Его Высокопреосвященством в Калугу. Опросите свидетелей, да и с самими Голицыными поговорите. Особенно постарайтесь узнать их отношение к произошедшему.
— Вас что то беспокоит Владимир Андреевич? — спросил Митрополит.
Долгоруков задумался:
— Вот соберете данные, тогда и поймем что беспокоит. А пока, Господа, очень Вас прошу, сделайте все возможное чтобы окружающие не узнали о нашем интересе к этой семье. А то начнут рыскать, греха потом не оберешься.
— Но ваша светлость я обязан доложить обо всем туда, — сказал Янковский и посмотрел в потолок.
— Да и моя обязанность в том же состоит. Такие вещи от Синода не утаишь, — подтвердил Митрополит.
— А вы и докладывайте, но по существу дела, хитро посмотрел на них Долгоруков, — Тут я думаю и без нас докладчиков будет много. И в основном это будут слухи и прочие выдумки. А вот мы по остальному, после обсуждения собранных данных и примем решение. И на всякий случай слухи тоже соберите. Видимо все-таки придется с личным докладом нам ехать в столицу, — князь полными перстней холеными пальцами нервно пробарабанил по столу.
— Неужели все настолько серьезно? — спросил Янковский.
Митрополит помахивая донесением ответил вместо князя:
— Если судить по этому, и если это правда, то только у нас представители всех конфессий вцепятся в Петра Алексеевича. Начнется борьба за влияние на него и его семью. Ему сколько, двенадцать? Значит давить будут не только на него, но и на Елизавету Петровну. Лишь бы добиться влияния на Петра Алексеевича. А ведь есть еще и Католическая Церковь! Но вы ведь, Владимир Андреевич, совсем не это имели в виду, так ведь? — митрополит испытующе посмотрел на князя.
Долгоруков немного помедлив ответил:
— Знаете, мужа Елизаветы Петровны, звали Александр Васильевич. Мы с ним знакомы были, да и с Елизаветой Петровной я не раз встречался. И умер князь Голицын в 1869 году. Но Петра все равно записали как Князя Голицына. Просто так, по собственному желанию, такого никто сделать не сможет. И живет он хоть и не афишируя себя, но и не скрываясь. Да и имя с отчеством меня пугает. А уж в месте с данными донесениями, то тут поневоле задумаешься.
— Это какой же змеиный клубок может здесь развернуться? — проговорил Янковский — Похлеще иных столиц! Но тогда тем более нужен срочный доклад!
— Потому и говорю, докладываем только по существу дела! — проговорил Долгоруков — Обо всем остальном только тщательно проверив материал. Еще бы знать кому докладывать надобно, а кому нет необходимости знать об этом.
Митрополит покачал головой и заявил:
— Тут видимо вопрос стоять будет не так. А кому первому доклад пойдет. Все и так на виду находится. Осталось только посмотреть и нужные вопросы задать. Голицына ведь тоже не скрывается, открыто живет и сына воспитывает.
— А ведь кто-то же скоро обязательно приедет с высочайшей проверкой, — заметил Янковский, — Тот же обер-прокурор Священного Синода Победоносцев Константин Петрович. В тайне, не привлекая внимания, полную информацию собрать не получится.
— Соберем что сможем. Обдумаем. Сделаем выводы, — закончил совещание Долгоруков, — Тогда и пойдем на доклад.
Утро 1 июля 1882 года. Имение Жарка.
Проснулся я хоть и не с первыми петухами, но рано. Рассвет едва-едва наступал, окрашивая горизонт светло-розовыми тонами. Селянки только на скотный двор пошли. Кстати, а возможно ли организовать что-то в виде колхозов в это время? Хотя, нет, не думаю. Скотные и птичьи фермы, еще куда ни шло, ну сады, наверное, а вот с полями будет беда. Тягловая сила стоит дорого, и уход за ней тоже стоит не малых денег. Сами по себе лошади тихоходы и требуют периодического отдыха. Так что для деревни такое хозяйство будет смерти подобно. А организация крупного хозяйства с обработкой земли по принципу МТС нашего времени, приведет к отставанию в обработке земли. В общем или землю не успеют вспахать, или засеять не успеют. А если и засеют, то уже поздно будет. И как ни крути, а голод обеспечен. Но все-таки задумка интересная. Потому какие-нибудь промежуточные варианты отработать надо, до появления средств механизации. В своем имении и не в ущерб селянам. Пусть люди потихоньку привыкают к новым видам хозяйствования. Правда здесь еще не очень хорошие моменты есть. Реакция перекупщиков хлеба и опять таки царской семьи. Ну с перекупщиками я справлюсь. А вот с Романовыми воевать, это рубить сук на котором будешь сидеть, или висеть, это по обстоятельствам. Они то как раз и являются основными продавцами сельскохозяйственной продукции, а мне родственниками будут. Так что как ни крути, а обо мне Романовы все равно узнают. У Государя Императора в советниках не дураки сидят, до истины докопаются. Ладно, это дело не сегодняшнего дня, время еще есть. Да и побочное направление это, попутно решать буду.
А сегодня у меня по плану церковь. Вот и надо подготовиться. Правда гарантии нет, что задуманное на сто процентов получится, но готовиться надо.
Итак, я знаю, что любые действия у меня получаются только в своем энергетическом поле. Так что и начнем с поля. Нужно определить, смогу ли я его выпускать, и какую площадь оно занимает. Начнем с медитации. Уйдя в себя, стал искать энергию, которая и была мной до моего вселения в тело Петра. Энергия есть, плотность ее запредельная, а ведь еще и в оболочках запас находится. Но она жестко ограничена телом, а значит бесполезна. Но вокруг тела есть другая энергия, назовем ее аурой. И занимает она площадь буквально сантиметры от тела. Надо запомнить на будущее, что с аурой можно политические бонусы получить. Если правильно преподнести ее общественности. Только подождать придется, примерно до 1890 — 1900 годов. А сейчас надо любыми путями вывести свою энергию за пределы тела. Вот только как?
А что у нас делает молния? Ну не может она сама по себе быть, я бы уже давно сгорел. Значит я сам ее формирую. Вот только с глупостью, типа пулять ей во все подряд, как из пистолета, надо разобраться. Итак клетки тела вырабатывают энергию, какую не важно. Эта энергия и создает своеобразное облако, или поле вокруг клеток. Суммарные поля и создают ауру вокруг тела. Теперь вопрос, а где же электроэнергия для молнии? Она у меня была на момент прихода в себя, и была заперта полем моей души. Частично я ее потратил во время экспериментов. Но так же добавив энергию души к энергии тела, электроэнергия восстановилась. А так ли это? И опять же, в нашем времени электроэнергию могут замерять приборами у людей. Простейший пример электрокардиограф, он выдает показания работы сердца. То есть электроэнергия в теле есть всегда. Но не в таких же значениях, чтобы кидаться молниями как снарядами.
Что тогда происходит? Надо попробовать понять весь процесс. Иначе не смогу развернуть свое истинное поле. А если и смогу, то выпаду из тела. Самоубиться я всегда успею, а нужно научиться жить. Вот ведь проблема на ровном месте образовалась. Я же вроде живым считался, а теперь надо заново учиться. И ни чему-нибудь, а именно жить в физическом воплощении. А то появилось отношение к собственному телу, как костюму. Истерся, ну и ладно — новый надену. Реально демонизмом и одержимостью попахивает.
Итак, смотрим с помощью медитации, что происходит. Вижу границу тела и условную границу ауры. Хочу пустить молнию с какого-нибудь участка тела. И вижу малюсенькую молнию, точнее разряд, который бьет от тела к границе ауры. Это радует. Тонкие манипуляции буду разрабатывать не с нуля, навык сохранился. Так получается, что имея большой объем духовного тела и смешивая его с материальной энергией тела, я получаю большую мощь электроэнергии. Но только при желании ее куда то направить. А в спокойном состоянии этого не происходит. Ну вот кажется и разобрался. Желание пустить молнию, электроэнергия тела бьет в нужном направлении. Но сила настолько смехотворна что ее никто не замечает, она и бьет то от тела до границы ауры. Но когда вмешивается духовное тело, то тут все выглядит совсем по другому. Достаточно создать сильную разницу потенциалов что бы ударила молния большой силы. А это значит я могу вывести свое поле за границу тела, смешав свою энергию с аурой.
Тогда приступим. При смешивании энергий увеличивается аура. Не значительно, но достаточно чтобы заметить собственным зрением. Значит я воздействую на сами клетки, и уже они вырабатывают больше энергии ауры. Это прекрасная тренировка. Тело становится крепче и быстрее. А уж избежать эффекта быстрого старения можно полноценной едой и тренировками. На крайний случай можно использовать матрицы обновления клеток и метаморфизма. Все, смешивание в теле прошло успешно. Я чувствую собственное тело в плоть до границы кожных покровов.
Пора потихоньку начать контролируемое смешивание с аурой за пределами тела. Главное не спешить, а то собственное поле развернется на полную и меня быстро выбьет из тела. Смешивание с аурой уже на начальном этапе начало давать область контролируемого пространства где то на один, три сантиметра. Но аура резко скакнула в ширь и заняла пространство до двадцати сантиметров. Снова пришлось заниматься накачкой и смешиванием энергий тела и ауры. Но больше скачков не было, значит все, предел на данном этапе развития достигнут.
Начинаем эксперименты. Молнией заниматься не буду. Шумная она больно, да и не нужно мне это. А вот манипуляции аурой, точнее моим полем в ауре надо отработать сейчас. За границей ауры мое поле резко теряет в силе и рассеивается. Видимо сказывается связь с телом. Перегон и концентрация поля в определенной области получается без проблем. Там аура увеличивается в площади, соответственно прижимаясь ближе к телу в других областях. Но обязательно оставляя прослойку примерно в сантиметр. Я думаю что аура имеет какую то защитную функцию для любого живого организма, вот и занимает площадь вне тела. Что то вроде энергетического скафандра.
Попробую ка я вытянуть поле в виде жгута как можно дальше от себя и за одно создать площадь занятую моим полем на расстоянии. Стоящий стул в нескольких шагах от меня был заключен в поле достаточно быстро и я мог его двигать и поднимать.
Теперь самое трудное, создать разреженное и подконтрольное мне поле на большой площади. Потери энергии конечно большие, но терпимо. Главное я могу в этом поле уверенно прокладывать каналы в нужные точки и создавать полностью контролируемые области. Попробуем легкое дуновение сквозняка, получается, и довольно неплохо. Теперь поднимем пыль и притянем к себе. А сейчас на границе областей ауры и разреженного поля будем создавать разные фигуры из пыли. А ведь красиво получается! Фигуры четкие в области ауры, оплывают и развеиваются легким дымом в разреженной области.
Ну а теперь поиграем со сквозняками и огнем. Беру зажженную свечку и ставлю ее на стол. Нужно направить сквозняк так что бы свеча ярко загорелась, тоже довольно легко получилось. Видимо сказывается умение тонких манипуляций. Свеча горит ярко, язычок пламени достаточно большой, что бы обратить внимание на не естественность данного процесса. Ставил свечу в разные места комнаты, эффект тот же. Ну вот и все, я готов к встрече со священниками и походу в церковь.
Ну время все равно еще раннее, выходить из комнаты во двор думаю пока рано. Так что выгоню пока запах горелой свечи из комнаты на улицу, ну и выводы сделаю. Моя духовная энергия переполнена заемной. И заемная энергия, это невосполнимый ресурс. Надо развивать тело и ауру, тогда заемная энергия станет собственной. Хоть так увеличу объем и продолжительность манипуляций. Иначе использовав невосполнимый резерв останусь ни с чем, а так он хоть на тренировки уйдет. Использовать молнию, полнейшая глупость. Ее сейчас только для убийства и запугивания использовать можно. А расход энергии души неоправданно высок. Опять же получится что невосполнимый резерв использовать буду. Да и кого мне запугивать? Собственных крестьян? А убивать? Монахов? Вот и не будем творить всякую дичь. Вот встречу наставника всех чебурашек, из далекой, далекой. Который говорил, что размер не имеет значения. Тогда Да, сама Великая Сила будет требовать надеть ведро на голову. И назвавшись Дарт в`Ведре разбрасываться молниями по округе. А сейчас про молнию можно забыть. На долгие годы забыть. Ну хотя бы до особых случаев, в виде средства убеждения.
Вон на дворе кажется началось бурное брожение, шевеление и движение. Значит можно выходить во двор. Умоюсь у колодца и посижу на крылечке, понаблюдаю за местной жизнью. Мои то все равно еще спать должны.
В коридоре действительно было тихо, все еще спали. Только в районе кухни раздавались еле слышимые звуки. Видно кто то уничтожает продукты в доме. Может мыши? Нет мыши этим занимаются по ночам. Значит домашняя прислуга уже занялась предписанным им занятием. Возможно там же и мамка Николаевна находится. Слышно тихие переругивания. Это она как обычно с поварихой переругивается. Придется прокрасться, что бы не заметили. Знаю я их с поварихой! Тяжелый день начнется сейчас, а не в районе запланированного завтрака.
Пробравшись на крыльцо, не задерживаясь отправился к колодцу. Там как раз вертелась красотка много старше меня. Вот ее и попросил полить мне, что бы умыться. После умывания, уже спокойный и расслабленный отправился к крыльцу. Усевшись на него начал созерцать идиллию на нашем дворе, тихо напевая песню:
— За дорогой кольцевой,
Как привет из прошлого,
Повстречался нам с тобой
Уголок заброшенный.
Опустевший старый дом,
Без вины покинутый,
И колодец под окном
С небом опрокинутым.
Колодец, колодец,
Дай воды напиться!
Колодец, колодец,
Дай неба глоток!
Быть может, быть может,
Ещё возвратится
Счастливое время
И в наш уголок.
Счастливое время
И в наш уголок.
Мы не зря пришли сюда:
Здесь обиды кончатся.
И прощаться навсегда
Нам с тобой расхочется.
Мы сюда ещё придём,
Чтоб в ошибках каяться —
Ведь в колодце даже днём
Звёзды отражаются.
Ведь в колодце даже днём
Звёзды отражаются.
Колодец, колодец,
Дай воды напиться!
Колодец, колодец,
Дай неба глоток!+
Быть может, быть может,
Ещё возвратится
Счастливое время
И в наш уголок.
Счастливое время
И в наш уголок.
Колодец, колодец,
Дай воды напиться!
Колодец, колодец,
Дай неба глоток!
Быть может, быть может,
Ещё возвратится
Счастливое время
И в наш уголок.
Счастливое время
И в наш уголок.
Вот кстати вопрос. Пока умывался у колодца, мимо крыльца проходило, пробегало и пропрыгивало много лиц разной половой принадлежности и возрастных групп. Правда не шумели, не кричали и не гомонили, но все-таки. А как только я устроился на крыльце, как отрезало. Как будто зона отчуждения появилась от места, где я расположился, до места, где умывался. Все прошмыгнуть норовят с другой стороны колодца. Это что, уважение к князю расположившемуся на крыльце и созерцающему мир вокруг, или страх передо мной, молнией стукнутому? Или и то и другое?
Вот всегда так, допеть успел, а до рассуждать нет. Дядька Николай подошел и сразу разговоры разговаривать затеял:
— Доброе утро Петр, — поздоровался он, усаживаясь рядом, — Что это за песню поешь? Вроде бодрая, но я такую не слышал.
— Доброе, дядька. Да вот сижу, делать нечего, любуюсь красотами нашими. Слова-то, и навеяло. А я что, мне не жалко. Вот и напел.
— Хорошая, должно быть, песня.
— Могу записать, — пожал плечами я.
— Ты лучше матушке своей ее напой, — попросил казак.
— Эх, дядька, сегодня вряд ли, — с тоской в голосе заметил я, — Сам знаешь какой день будет.
— Это да. Ты что встал так рано, время еще тебе спать и спать, — посочувствовал бедному мне дядька Николай.
— Да выспался. Вот даже настроение и здоровье бодрое. Могу песни бурчать. А чем еще заняться, не знаю.
— Тогда может разомнемся в воинском искусстве малость? — он изучающе окинул меня взглядом, все-таки после того, что произошло, физические упражнения, могут не пойти на пользу неокрепшему организму. Но я то знаю, что со мной все в порядке.
— Ну если здраво рассудить, — согласился я, с хитринкой глянув на старого казака, — то матушка спит еще, мамка Николаевна на кухне с поварихой переругиваются, святой отец со своими душеспасительными речами прибудет только к завтраку, а доктор со своими не разрешать и недопущать тоже спит. Можно сказать, что нам никто и не запрещает этого. Ведь всем известно что не запрещено, то разрешено! Ведь правда?
Дядька Николай хохотнул, поднимаясь и смачно потягиваясь:
— Тогда пошли с саблями разомнемся.
Он сходил за саблями, и мы отошли в угол двора на площадку, где всегда занимались. Здесь можно сказать только одно. Я стал крепче, я стал сильнее и быстрее. Дядька это заметил, и стал наращивать темп. Потом, когда мы остановились что бы передохнуть, он об этом мне и сообщил.
— Знаешь, дядька, неправильно это. Чувствую, что сила не моя, а как бы заемная. Не знаю когда она кончится и начнется моя. Думаю надо на выносливость уклон делать, — поделился я с ним своими мыслями.
— И как же ты собираешься выносливость тренировать? — с интересом спросил он.
— А бегать буду.
— Куда бегать? — удивился дядька.
— Да вот сидор возьму и буду бегать по округе, да по роще, — усмехнулся я.
— А сидор-то тебе зачем? — старый казак удивился еще больше
— А я в него мешочки с песком буду класть, — пояснил я свою задумку, — Пока силы не закончатся или мешок не переполнится.
— Разумно. Только бегать ты будешь под обязательным моим приглядом, — строго заметил он, — Иначе надорваться можешь.
— Хорошо, — под приглядом, так под приглядом, мне-то что.
— А как зимой по снегу будешь бегать?
— Ну по накатанной дороге можно так же. А по снегу возьму охотничьи снегоступы. Правда их доработать надо будет, но это мы с тобой у столяра обсудим. Ты мне вот что скажи. Слышал я что есть такое умение, волчий шаг называется. Научишь?
Дядька хохотнул и сказал что научит. Вместе с бегом тренировать будем. Тут как раз и Николаевна подошла, и сразу стала выговаривать дядьке:
— Ты что же старый черт мальчонку из спальни умыкнул. А вдруг после вчерашнего ему плохо станет? Может нельзя еще Петру железками звенеть? Доктор встал, пошел Петра смотреть, а его уже и след простыл. А они вот где! Железками, звенят!
Пришлось вмешаться:
— Да полно тебе, мамка. Я сам дядьку уговорил позаниматься. Утром проснулся, а у меня бодрость духа ну совсем как в здоровом теле. Хорошо же ведь! Так почему бы и не порадоваться?
— Ладно идите умывайтесь и приводите себя в порядок, — сбавила напор мамка. — Тебя Петр, доктор должен посмотреть. Скоро завтрак уже.
Мы вернулись к колодцу, чтобы в порядок себя привести. Я быстро ополоснулся, а тут и механик с кузнецом подошли. Вот и проведу подготовку по созданию алиби своих будущих открытий. Пока дядька умывается, начал разговор с подошедшими. Поговорили о Костовиче Огнеславе Степановиче. Попутно создавал мнение у механика, что разговор начал он, заодно внушая желание собрать информацию о господине Костовиче. Кузнец только и сможет что сказать, что мы разговаривали о каком-то изобретателе. Приведя себя в порядок, мы с дядькой зашли в дом. Казак пошел по своим делам, а я на осмотр к доктору.
Осмотр как и ожидалось, проходил в присутствии матушки и Николаевны. Доктор с удивлением отметил что я абсолютно здоров, ну не считая шрама от ожога. Да и тот заживший, и имеет вид застарелого. И это после вчерашнего удара молнией! Еще он заметил что шрам имеет серебристый вид.
— Как серебром облит, — пошутил он.
И правда, когда утром проводил свои эксперименты тоже обратил внимание что шрам имеет как бы напыление серебра. Но никакого излучения или влияния не оказывает. Мистика! Даже для меня мистика. Получается, что когда меня впечатало в тело Петра, крест запечатал меня в нем. Это что же получается я могу проводить эксперименты более смело? Нет, не стоит. Полное применение духовного тела буду использовать только в экстренных случаях. Когда терять будет нечего. А пока у меня есть аура. Вот и буду ей пользоваться.
После осмотра, сразу же направились на завтрак. Тут как раз и святой отец подъехал. Господи, как же хорошо что во время завтрака не велись душеспасительные беседы. Иначе завтрак мог перейти в обед. Святой отец оказался вполне современным и не чужд шуткам. Вот после завтрака и начались разговоры и расспросы. Святой отец в лучших традициях КГБ и Инквизиции расспрашивал о каждой мелочи. Даже ожог осмотрел. На вопрос не хочу ли я использовать молнию ответил правду, да и скрывать то здесь нечего:
— Не имею такого желания отец Константин. Запугивать окружающих мне сейчас не зачем, а убивать некого. Глупости все это.
— Говоришь ты разумные слова, да и действия твои уравновешенные. Нет зла в тебе. — и, подумав, добавил. — Что удивительно при сравнении с отроками времени нашего, и более старшего возраста.
— Святой отец, скажите как быть с нательным крестиком? Носить его надо или нет?
— Знаете, Петр Алексеевич, нательный крестик по большому счету это символ, — проговорил отец Константин, — Но у вас посерьезнее символ, и всегда с собой. Так что могу сказать только одно. Носить крестик вам можно, хотя бы для того что бы снизить ажиотаж и ненужные разговоры вокруг вас. Но лучше думаю нам надо посоветоваться. К нам как раз приехал Митрополит Московский и Коломенский Иоанникий, в миру Руднев Иван Максимович. Он как раз и приехал из за вашего случая.
— Вот, кстати, по поводу разговоров! Вы знаете, отец Константин, что вокруг нашей семьи и так разговоры идут? Особенно вокруг мамки и дядьки? Ну а уж после вчерашнего, каких только разговоров не наслушался, там на пристанционной площади! — я покачал головой. — М-да уж. Я и не думал, что у народа столь богатая фантазия. Надобно эти разговоры пресечь! На корню пресечь! До того, как они в свидетельства не превратились. Вот и думаю, надобно нам всей семьей службу заказать и отстоять. Во здравие или сохранение души, а так же изгнание бесов. Так и пресечем разговоры об одержимости, да и свидетельство получим.
— Задали вы задачку, Петр Алексеевич, — задумался отец Константин, — Ну, пресечете вы одни разговоры, так ведь другие появятся. Если понимаете о чем я. Но тут думаю матушка вам объяснит. И опять же с митрополитом Иоанникием советоваться надо.
— Если вы о святости говорите, то понимаю. Да проблема легко решаема. Вон попрошу Дядьку Николая с кузнецом вчерашнее ведерко возле колодца установить. Сразу все поймут, что святость святости рознь. Мое благословение хрустящей корочкой закончится может, не мирный это дар. Не стоит им людей мирных пугать. Так что разговоры об этом, быстро за пределы имения разбегутся.
— Да уж, Петр Алексеевич, а я ведь хотел вам предложить в духовную семинарию поступать, — в голосе отца Константина послышалось разочарование.
— Извините, батюшка, но я Князь Голицын. И моя стезя, в мирской жизни определяется. Я вон с механиком нашим и кузнецом беседовал о Костовиче Огнеславе Степановиче. Там очень интересные идеи высказаны были, вот чем заниматься надо. Двадцатый век на пороге как-никак, уже в дверь стучится. Так что жизнь моя с науками и военным делом связана будет.
— Ну что же. На том и порешим, — расстроенно согласился отец Константин, хлопнув ладонями по коленям. — Сейчас едем в Михалоархангельский храм, и там советуемся с митрополитом. Ну а дальше, как Его преподобие посоветует, так и сделаем.
Ну вот и все. До храма часа три добираться, надо на беседу настроиться. И подготовиться к событиям в храме. Если не ошибусь и не будет случайностей, то история этой параллели может кардинально измениться. Значит быть этой параллели самостоятельным миром.
— Да, отче, поехали. Сейчас только все соберемся и в путь, — решительно заявила матушка.
— Так что же, Елизавета Петровна, нам тоже собираться надо? — удивленно всплеснула руками Николаевна.
— Да, — Ответила матушка, — И ты, Николай, тоже собирайся. Вон видите какие страсти развернулись? Надо бы их решить до того, как лавиной на нас не рухнули.