– Да нет, зачем? – отвечаю. – Не самая худшая задачка ведь.
Мда, прекрасное начало. Воды в рот набрал успешно. Умничка, Максимушка. Не, Алиса тоже, конечно, молодец. Неужели нельзя сразу начать с конкретики, зачем эти прелюдии?
– Отлично, тогда у меня будет одна просьба… Точнее, у нас с Улькой, – быстро поправилась девушка. – Вы не могли бы нам тоже земляники принести? А то тут ее хрен найдешь где, только если мелкую совсем.
– А, да без проблем, – я судорожно пытаюсь подавить в себе вздох облегчения. Вроде даже получается. Вот сразу нельзя было с этого начать? Ох уж это стремление всему придать трагизма какого-то.
– Спасибо, – просияла Алиса. И тут ее черт дергает добавить. – Макс, с Ленкой там только не заигрывай. А то она у нас барышня впечатлительная, поймет тебя не так, начнет орать благим матом с перепугу.
Говорит, правда, совершенно беззлобно. Кажется, сугубо с расчетом меня позлить, а не потому что правда ревнует, как было раньше. Ладно, рыжая. Я запомню.
– А если не будет орать, то мне как, заканчивать начатое? – интересуюсь я.
Мой друг взрывается хохотом, а Алиса выдавливает из себя, возможно, свою самую нежную улыбку из возможных, подходит опасно близко и притягивает к себе, схватив за галстук:
– В таком случае пионер Жеглов рискует остаться без самого дорогого.
– Не, ну это стопроцентный залет, братан, – гогочет Дэнчик.
– Без мозга? – не теряюсь я, стараясь отвлечь внимание Алисы от издевательского смеха друга. – Прости, но это маловероятно. Только если ты не знаешь, как проводить лоботомию.
– Вот ради тебя только научусь, – обиженно фыркнула рыжая, резко меня пихнула и зашагала к дожидающейся ее около кромки площади Ульяне.
Не, ну а что, наши словесные перипетии еще никто не отменял. Тут определенно рано расслабляться.
Да и разве смогу я жить без легких издевательств над Двачевской? Думаю, что уже вряд ли.
– Вы такие милые, – подмигивает мне мой друг, выпятив густую выгоревшую бровь. И где только загореть успел, сволочь такая?
– Еще раз скажешь что-нибудь подобное… – говорю как можно спокойнее. – То, как говорится, еще раз и больше ни разу.
– Молчу-молчу, – хитро отвечает он, делая движение рукой, будто застегивает губы на молнию. Хотя я-то знаю, ненадолго этой молнии хватит.
Впрочем, тогда первым молчание нарушил именно я. Уж больно трудно оказалось держать в себе все это дерьмо. Пусть и довольно завуалированно, но сказать надо было. Иначе так вообще крышей отъеду. Беда-бедовая.
– Слушай, Дэн, а вот если бы тебе представилась возможность свалить отсюда прямо сейчас – ты бы ей воспользовался?
Тот на меня смотрит странно, будто впервые видит. С его-то колокольни оно и понятно – ни с того, ни с сего вопросы такие. И как тут отвечать прикажешь? Я бы тоже немного потерялся.
– Ну, наверное… – тянет. – Типа, жизнь-то наша там, а не здесь. Правда, тяжело было бы, это уж точно. Без, ну… Ты понимаешь. Хотя я все же настраиваю себя на лад, что это действительно не просто так.
Нет, брат, не понимаю.
Хотя, получается, больше пытаюсь себя убедить, что не понимаю.
– А если просто так? – спрашиваю. Раз уж начал гнуть линию… – Представь, что мы сейчас заходим в домик, а там, не знаю, портал в наш поселок открылся. И другого шанса выбраться не будет. Ты готов будешь тупо из-за нее броситься в неизвестность?
– Я не могу здраво рассуждать о такой возможности, пока не окажусь в подобной ситуации, – справедливо рассудил Дэнчик. – Сейчас я могу говорить одно, а на поверку окажется другое. Короче, если кратко – я не знаю. Но я не исключаю того, что останусь здесь ради нее. Ну, или постараюсь забрать ее с собой.
Идеалист. Максималист. О каком тут языке фактов может идти речь?
– А может, дабы не усложнять себе жизнь, пока не поздно, стоит просто-напросто перестать себя убеждать, что ты влюбляешься в нашу белокурую активистку?
– Макс, я сам разберусь, – мягко одергивает меня Дэнчик. – Я себя ни в чем не убеждаю. Самое главное сейчас – верить самому в лучший исход, а остальное пока неважно. Мне не семнадцать лет, и даже не двадцать пять. Своими тараканами я сам займусь, когда понадобится лично мне. А тебе советую своими заняться в кротчайшие сроки, ибо они у тебя лавиной в мозгу копошатся, без единого намека на организованность. Да и их у тебя побольше будет. Сам в Двачевскую втюрился, а признать это, как взрослый человек, не в состоянии ввиду каких-то непонятных принципов.
– Так, все, – вскидываю руки. – Мне впору тебе запрещать общаться со Славей, ибо она на тебя плохо влияет, ты становишься нудным.
– Нудишь сейчас как раз ты. И не шибко-то по делу, – улыбается тот, укоризненно мотая головой. – А Славя на меня очень даже хорошо влияет. Особенно в тандеме с тобой. Пусть у меня от твоей демагогии и башка порой неистово болеть начинает.
Все, ладно, как знаете. Вообще буду молчать. В самом деле, у всех своя голова есть. Больная и не очень.
Ухватили без разрешения пьяных, омолодили, поселили в советский пионерлагерь, а мозгов не выдали. И это я не о себе сейчас.
Наскоро убравшись и захватив сценарии, двинули на завтрак. Горн продудел как раз когда мы уже поднимались по ступенькам крыльца столовой. Жалко, что Панамка не видит. А то ведь не поверит, что вовремя пришли.
Зато там уже была Славя. Самый ценный из возможных свидетелей. Так что пусть вожатка готовит свои похвалы. И пусть активистка сидела в обществе Жени, но навряд ли это еще больше бы испортило это и без того хреновенькое утро. Даже на завтрак сегодня выдавалась ненавистная мною пшенка. Неловко улыбнувшись поварихе, я отодвинул тарелку с кашей и взял лишь какао с хлебом и сыром. Ну и что, что поголодаю? Зато наружу ничего не полезет.
– Не помешаем? – спросил Дэнчик у девочек.
– Нет-нет, садитесь, конечно же, – торопливо закивала Славя.
– Приятного аппетита, – пожелал всем я. Увы, максимально сдержанно, не до вежливости сейчас. И так злой, как собака. А так, может, карма сжалится и моя голова перестанет раскалываться.
Библиотекарша поморщилась, будто я гадость какую сказал. Пробормотала что-то про ее ненаглядную хунту, резко встала из-за стола и ушла из столовой восвояси. У нее аж лист из сценария, торчащего из-за пазухи, выпал.
– Я ведь ей даже не успел сказать ничего, – удивленно заметил я, провожая ту взглядом. Шестым чувством что ли почуяла мою совсем недобрую ауру?
– Женя получила от Ольги Дмитриевны нагоняй, – вздохнула Славя. – Кубыркину-то ведь так и не нашли. А нашей постановкой сам Никанор Иванович Высорогов вчера интересовался, говорит, посмотреть хочет на репетицию. Правда, не уточнил, на какую именно, но Ольга Дмитриевна в срочном порядке сказала Жене, чтоб до вторника труппа была укомплектована, иначе номер снимут.
Я так понимаю, спрашивать, ху из товарисч Высорогов будет самым что ни на есть моветоном. Поэтому лишь участливо кивнул. Моему примеру последовал и Дэнчик.
– Ничего, найдем, – с готовностью пообещал тот. – Если надо будет, то лично Кубыркину сыграю.
– Ну или в самом деле Электроника подрядим, – развиваю я вчерашнюю мысль. – Его даже и гримировать особо не придется. С такой-то шевелюрой.
В отсутствии Жени даже Славя позволила себе беззлобно похихикать. Ну а что? Я уже, например, понял, что наша активистка тот еще бесенок, просто очень хорошо роль играет. А стоит расслабиться…
Все нормальные девушки – немного ведьмы. Что уж тут о ненормальных говорить. Да и суровый жизненный опыт подсказывает, что бояться по этой жизни стоит не только какого-нибудь бешенства, но и этих якобы заботливых существ.
А там уже и завтрак заканчивался. Дождались Аленку с Леной, да и почапали в библиотеку, не сильно торопясь. Торопиться-то и вправду – некуда.
– Чего, Макс, повеселимся? – незаметно тыкает меня под ребро Алена.
– Ага, на репетиции-то веселуха та еще, – не особо догоняю по началу, о чем она.
– Да я не об этом, – улыбается девушка. – Меня с вами на «Ближний» отправили от третьего отряда. А Ленка мне уже пожаловалась, с кем ее работать поставили…