А у меня будто голова перестала болеть. Без прикрас – новость была хорошая. С Аленкой можно и подурачиться будет.
– Ну, тогда какие вопросы? – хмыкаю. – Когда это нам с тобой скучно бывало?
– Вот и я о чем, – довольно закивала Аленка, ловко беря меня под руку. – Эй, сестрен, запечатлеешь нас, когда на «Ближнем» будем, на свое это чудо техники?
– Что? – переспросил я. Почему-то в голову пришла церемония бракосочетания. Чего вообще не вписывалось в мою картину мира.
– Увидишь, – подмигнула девушка.
– Запечатлею, если хорошо вести себя будешь и не действовать сестре на и так потасканные нервы, – отмахивается от нее Лена.
– Зануда! – обиженно надулась Аленка. – А еще творческой личностью себя называет. Где твое присущее данному типу людей сумасшествие?
– Для этого я должна была уродиться сумасбродной поэтессой, – улыбается в ответ Лена. – А я всего лишь начинающий художник. А мы, знаешь ли, люди спокойные.
«Ага, а еще и чересчур ранимые», – пронеслась в голове мрачная мысль, навеянная образом Лены из другого цикла, которая вскрыла себе вены.
– Ну да, как же, – загадочно улыбается ее сестра. – Ладно, пусть по-твоему будет. Угрюмый рисовальщик и «сумасбродная поэтесса». И как только родители с нами уживаются, ума не приложу.
– Ты пишешь? – удивленно спрашиваю у Алены.
– Немного, – отвечает та даже без капли какого-то стеснения. – Как-нибудь покажу тебе. Глупости все это, конечно, но… Ленка, вот, поет хорошо. У Лиски тоже неплохой вокал. А мне медведь на ухо наступил. Вот и приходится таким образом музыку в душе выражать.
Ага, вот значит, какие дела. А я-то еще гадал, на какой это почве мы с Аленкой так сдружились. А тут, оказывается, все просто. Даже как-то неловко становится от осознания нашей с ней эдакой схожести.
И где такие люди, как Аленка с Алисой, только в моей настоящей-то жизни обитают, скажите, пожалуйста? Вцеплюсь и не отпущу, блин, нафиг.
Библиотекарша встретила нас чернее тучи. Текст сценария разбросан по всей репетиционной. Видимо, она тут немного психовала, пока была в одиночестве. Надо будет Сереге тонко намекнуть при встрече, чтоб успокоил свою ненаглядную. Пусть он на орехи получает, а не все прочие, кому не повезло с ней в одной смене оказаться.
– Двенадцатое явление открываем, – мрачно цедит она, не глядя ни на кого из нас. – Делайте, чего хотите, мне уже вообще все равно.
– Так, Жень, пойдем поговорим, – тут же веско заявляет ей Славя, мягко берет под локоть и направляет к выходу из репетиционной. Та по лицу видно, что не хочет, но не сопротивляется. – Ребят, начнете пока без нас?
– Конечно, – кивает Дэнчик. – Там у нас… О, я и… Аленка, да мы с тобой там дефилируем.
– Серьезно? – тут же оживает девушка, зашелестев листами. – Ух ты, и вправду. А десятое с одиннадцатым чего пропускаем?
– Там Кубыркина, – со вздохом поясняет Лена. – А ее у нас пока что…
– Так, все, ладно, работайте, – перебивает ее Славя и поспешно выводит уже начинающую вновь закипать библиотекаршу.
– Погода что ли испортится, все такие нервные, – пробормотал Дэнчик. – Ай, ладно. Кхм-кхм… Вот и букетец… Насилу достал. Вот еще… Боже ты мой! Кого я вижу? Катерина Ивановна!
– Александр Васильевич! Ах! – Аленка театрально схватилась за сердце и, на манер своей героини, упала плашмя на близстоящий стул.
– С ней дурно! С ней дурно! Я испугал! Это для меня… – запричитал Дэнчик. – Помогите! Помогите!
– Да не кричите же! – дождавшаяся своего звездного часа Аленка, кажется, ловила нехилый такой кайф.
– Очнулась! Очнулась! Катерина Ивановна!
– Ща, погоди, покажу, как падают поэтессы с пылающим взором, – хихикнула Аленка и, широко расставив руки, принялась изображать припадок.
– Ален, не хулигань, – вяло бросила Лена, изучающая стоящий на подоконнике кактус.
– Зануду великовозрастную спросить забыли, – показала ей та язык.
– Фу, опять припадок! – продолжил Дэнчик по сценарию, игнорируя эту небольшую сестринскую перепалку. – Она этак задохнется в корсете. Нет ли ножниц разрезать снуровку? А, вот кстати…
– Не подходите! – резко вскочила Аленка, будто мой друг и в самом деле вознамерился срезать с нее одежду. – Не трогайте! Что вам надо? Зачем вы здесь? Мало вам, что вы обманули меня, что после всех ваших обещаний, уверений, вы бросили меня, сироту? Ступайте, не показывайтесь мне на глаза!
– Вот те на! Как, я еще виноват?
Пф, а ты как хотел, дружище? Конечно же ты виноват. Это разве вообще может обсуждаться? Даже если ты уверен, если ты знаешь, что ты не виноват, то в случае с девушкой, ты таковым все равно окажешься. Тоже мне, блин, бином Ньютона.
– Он спрашивает, виноват ли он? – продолжала распыляться Аленка, обиженно выпятив по-девичьи пухлую и надменную нижнюю губу. – Да вы изверг, а не человек! Вы Дон-Жуан бессовестный!
– Это что такое Дон-Жуан?
Судя по полному непонимания лицу, он и сам не в курсе.
– Не ваше дело! Отвечайте! Объясните ваш поступок. Я, право, не знаю, как говорю еще с вами. Ну, скажите, пожалуйста, Вы живете у нас в деревне, Вы притворяетесь влюбленным, ищите руки моей, и когда я, как неопытная, беззащитная девушка начала чувствовать к вам склонность…
А ведь без шуток, такой талант пропадает.
Оставив их переругиваться, подхожу к Лене, которая все еще изучала кактус.
– А у Аленки неплохо получается вся эта актерская шняга, – говорю первое, что пришло в голову.
Та отрывается от своего занятия и смотрит на меня своими зелеными глазищами с какой-то то ли скукой, то ли непониманием.
– Она в принципе талантливый человечек, – отвечает. – Правда, вот уж действительно, как она верно подметила, поэтесса. Что в голове происходит – даже я, сестра родная, иногда понять не могу. А ведь еще и приглядывать за ней как-то надо умудряться, помогать, если потребуется. А как, если мы совершенно разные?
– Очаг здравомыслия в море безумия, – хмыкаю.
– Можно и так сказать, – чуть улыбается Лена. – Просто для меня фамилия моей семьи, ее статус – превыше, чем какие-то глупости. Так уж воспитали. А Аленка, она… Ну, что я могу сказать. Она еще ребенок.
– Зачем закапывать себя ради каких-то формальностей?
Вот искренне, на самом деле, не понимаю. Что может быть хуже, чем потеря индивидуальности?
– Я не закапываю, – жмет плечами. – Я всегда стараюсь полностью реализовать себя во всем, что сочту необходимым. Просто пришлось рано повзрослеть. А это, согласись, не одно и тоже.
– Согласен, конечно, просто… зачем?
– Прости, но это все же немного личное, – улыбается фиолетоволосая. – Да и не думаю, что ты поймешь. Лучше скажи, как у тебя с Алисой дела?