Пионеры сменяли друг друга в очереди на помывку конечностей, изредка краем глаза косясь на сидящего на подоконнике дурака, который все никак не мог выкинуть из головы янтарные глаза с удивительными светлыми искорками по самому краю зрачка и все таинственное и непознаваемое, что от них исходит. Пустота в моей душе стала саднящей – я невольно застонал.
– Макс, ты чего?
Поворачиваюсь и внезапно сталкиваюсь взглядом с Антохой. Мальчишка сразу заискрил своей наивной детской улыбкой. Мда, вот уж кого-кого, а моего маленького товарища грузить всей этой шнягой, мрачноватой на вид и запах, моветон самый что ни на есть.
– Здорово, дружище, – киваю, мягко проигнорировав прямой вопрос. – Что, тоже в первую партию голодающих не влетел?
– Ну да, – кивает мальчик. – А почему тоже? Ты с нами, разве, был? А почему я тебя не видел?
Вот ведь… Походу, пока я тут восседал, как твой гордый орел, пропустил весь обед. Ну да и черт с ним, все равно не хотелось.
– Да аппетита чего-то нет, Антох, – жму плечами, попытавшись соскользнуть с подоконника вниз как можно более молодцевато. Вроде бы получилось. Ну и то – ладушки.
– Там такой вкусный сыр давали, я такого в жизни никогда не пробовал, – принялся Антоха восхвалять местную кухню. – И молоко – свежее-свежее!
– Ну все, хорош, сейчас слюной давиться начну, – старательно улыбаюсь я. – Сырных дел, блин, мастер.
– Извини, – смущенно протянул мальчик. – Просто ты сказал, что ты не голоден, вот я и…
– Антох, это шутка была, забей, – при всей радости, что мне приносила его доброта, в глубине души хотелось, чтобы он стал погрубей. Впрочем, жизнь в этом плане рано или поздно постарается его образовать. Куда спешить? Счастливые моменты детства отчасти в этом и заключаются, что на мир ты смотришь другим, особенным взглядом.
– Ой, – улыбается он в ответ. – Как-то я не подумал. Глупо, наверное, получилось?
– Да нет, что ты, – хмыкаю, хлопнув того по плечу. – В самый…
И тут в голову идея приходит. Глупая, наивная, но… Но, может, именно эта непосредственность мне сейчас и поможет? А то я сижу, масло кипячу со своей колокольни, а самое простое-то решение – вот оно, маячит со всей своей возвышенной степени наивности. Что-то мне, понимаете, подсказывает возможность такого поворота событий.
– Слушай, Антох, такое дело…
Договорить мне не дали внезапные визги из коридора. И последовавшие за ним злорадные смешки:
– «Ты мне нравишься. Антону от Риты»! Ой, не могу! Фу, как мерзко писать такое, ха-ха!
– Данил, отдай! Это мое! – повторно завопила неизвестная девчонка.
В ванную чуть ли не кубарем влетели двое мальчишек, один из которых крепко сжимал какую-то записку, и следом пытавшаяся отнять эту самую записку взъерошенная девочка. Нас они как-то не замечали. И почему, блин, я все время стал попадать в такие идиотские ситуации?
– Ха-ха, Ритка пишет признание, ха-ха! – продолжал смеяться паренек под полное одобрение товарища. Лицо у него какое-то знакомое, странно… – Поздновато ты чухнулась, его уже та рыжая из первого отряда застолбила! Я сам видел, как они позапозавчера купались вместе!
– Рожков, Дронов, отдайте!
Батюшки, так второй это ж тот самый феодал из медпункта! То-то думаю… Сам не задирает, так принимает косвенное участие. М-да, надо было все же, чтоб Виола ему какую-нибудь пилюлю прописала. Так, чисто для профилактики.
А Антоха замер, как вкопанный. Ну, тут не нужно было быть семи пядей во лбу. Чтобы понять, кому эта бедная девчушка записку адресовать хотела. Вот и растерялся. И смотрит на меня еще так чуть ли не умоляюще. А что я? Для меня это стихийное бедствие тоже ожидаемым не было, если честно. Не самому же теперь малышню пинать? Да даже будь мне на самом деле семнадцать, это было бы, мягко говоря, не очень. Поэтому я легонько киваю в сторону этой кучи-малы, мол, давай-ка ты, дружище, сам. А я подстрахую. Лишь бы только в драку первый не полез. Надеюсь, что он не забыл мое недавнее наставление про манеры.
– Эй, вы что тут устроили? – Антоха явно пытался сказать это чуточку более грозно. Но получилось тоненько и испуганно. Ох, боги, точно придется вмешиваться.
– Чо? – мгновенно вызверился в сторону моего товарища тот, который Рожков. И тут же заулыбался, как кот при виде добычи. – Ой, а кто это тут у нас? Тот самый объект обо… – тут уже его взгляд упал в мою сторону. Улыбка вмиг исчезла с задиристого лица.
– Здравствуй, друг мой ситный. И тебе здравствуй, Дронов, – приветливо машу рукой. – Как продвигается ваше с подружкой написание лозунгов к завтрашнему Дню Нептуна?
– Нормально, – процедил тот. А Рита теперь внимательно, старательно пряча слезки, стала переводить взгляд то на меня, то на Антоху, то на задир, явно перестав понимать, какая теперь роль ей отведена в данный исторический момент.
– Записку отдай… гад! – Антоха после моей небольшой поддержки почувствовал себя более уверенно.
– Слышь, каша-во-рту! – взвился Дронов. – Ты перестал получать только потому, что за тебя теперь старшаки впрягаются! Что теперь, типа, все можно стало?
– Не твое собачье дело! – голос едва заметно дрожал, но так мальчик держался молодцом. – Я и сам в рыло дать могу, понял? Но не считаю это необходимым. Мозги – вот мое оружие! – Ты ж моя умница! – А теперь верните Рите записку.
– В самом деле, – меланхолично поддакнул я, разглядывая бегущий узор трещин в потолке. – Тем более, что старшаки, как ты говоришь, впрягаются, далеко не за всех и далеко не за просто так. В случае моего юного друга – ну, хотя бы по той простой причине, что при всей его кажущейся неказистости – чести в нем поболе, чем в вас двоих вместе взятых будет. Так что давайте, пацаны, записку на базу и расходимся. Ну, или мы вновь можем поднять такую непростую для нашего брата тему, как кто по кому сохнет. Желающие?
С большой неохотой Рожков, едва заметно заалев щеками, ткнул рукой с запиской в грудь Антохе. Кивнув феодалу, оба удалились с крайне напыщенным видом.
– Честь имею, – едко бросил тот напоследок.
– Ее не иметь нужно, а пользоваться, – мрачно отозвался я. Впрочем, сомневался, что друзья-приятели эту сноску услышали.
Мой младший товарищ, который держался на ногах сугубо благодаря гравитации, с вымученной улыбкой повернулся к спасенной девочке и протянул ей ее собственность. Та раскраснелась пуще прежнего, легонько мотнула головой и стремглав выбежала из ванной комнаты.
– Женщины, – только и оставалось, что таким незамысловатым образом подытожить разыгравшееся представление. – Вечно с ними так. То недосказанности, то неприятности, то два в одном. Хоть бы раз какая рыжая голова без тараканов попалась… Тьфу ты… Просто голова без тараканов. А нам, мужикам, просто хочется, чтобы нас понимали без всех этих перипетий и выносов мозга. А уж все остальное – это такая ерунда…
А Антоха неожиданно смеется, продолжая крепко сжимать в руках записку:
– А зачем приписывать только мужчинам то, что на самом деле нужно всем людям без исключения? Это уже, знаешь ли, как-то не очень справедливо получается…
Не то, чтобы такая элементарная арифметика мне была как-то недоступна, но, признаюсь, я сейчас об этом даже и не подумал.
– Да? – наигранно удивляюсь. – Ты в этом точно уверен?
– Наверняка! – кивает, смеясь, Антоха. – Я вот давно понял, что девчата любят повыпендриваться. И это надо иметь в виду, мы же все-таки мужчины. И должны брать за них ответственность. Так уж заведено. Любую сказку открой – вроде вот царевна, да? А Иванушке все равно ее спасать приходится. В этом, как мне думается, и заключается смысл всего этого – трудности делятся на двоих.
Парнишка бережно сует записку в карман, улыбается мне и, махнув рукой, вприпрыжку оставляет меня в одиночестве, опять в немного пришибленном состоянии.
Непосредственность, говоришь? Лунная призма, дай мне силу, бл…
Посмотрел напоследок в окошко, повздыхал, да и побрел потихоньку в сторону выхода. Думаю, что я уже достаточно отсиделся, чтобы появиться аккурат к отъезду. Не думаю, что был какой-то смысл нервничать и торопиться.
Наблюдать за суетящимися под накрапывающим дождем представителями пионерского движения было довольно забавно. Наш отряд, от которого я благоразумно отпочковался, не был исключением. Разыскивали то амперметр Шурика (зачем он ему здесь?), то Ленин футляр от полароида, который она в самый последний момент, естественно, где-то совершенно радостно похерила.
Вот вроде отличница, а порой такая бестолковщина бывает… Ну, все мы не без греха. Сколько раз я свою электронку на ровном месте терял – счесть не перечесть.
Наконец вроде большая часть расселась по местам. Как следует перед этим между собой переругавшись, разумеется. Как же без этого. Я примечаю никем незанятое кресло в самом хвосте автобуса. В самый раз. Можно было, конечно, снова к Шурику подсесть, но даже руководитель кружка кибернетиков не заслужил того ушата говна на уши, которое я в теории могу ненароком вылить.
– Эй, человек без нервов! – окликают, как я догадался, вашего покорного, аккурат когда я уже поставил одну ногу на ступеньки. – Я тебя обыскался!
Смотрю – Глебушка. Идет с таким ехидным прищуром. Я кидаю вопросительный взгляд в сторону Ольги Дмитриевны, мол, не против, если задержусь? Та молча кивает, украдкой постучав наручным часам. Ясно, намек понят. Да я и не особо хотел так-то задерживаться.